Маньчжурские стрелки - Страница 5
– Но позволю себе заметить, что бывшие командующие Квантунской армией генерал Уэда и генерал Хондзио были решительно против и того, чтобы германская разведывательно-диверсионная служба свободно разгуливала по Маньчжурии, и того, чтобы его армия ввязывалась в германо-русскую войну. По крайней мере до той поры, когда падет Москва[9]. Причем их активно поддерживали в этом вопросе начальник континентальной разведки Доихара Кендзи, которого считают «японским Лоуренсом», и начальник полиции армии генерал Тодзио.
– Ну, мнение начальника полиции…
Барон изобразил на своем ангельском личике снисходительное удивление и тоном школьного учителя произнес:
– Да ведь дело не только в том, что в свое время он курировал квантунскую и маньчжурскую контрразведки. Но и в том, что теперь генерал Тодзио, обладатель высшей японской награды – ордена Восходящего Солнца, является очень влиятельным при императорском дворе военным министром Японии и личным другом премьер-министра страны, принца Фузимаро Коноэ, – выложил он из конверта фотографии японской элиты.
– Согласен, что это уже меняет отношение к нему.
– Кстати, Тодзио возглавляет корпус наиболее воинственных генералов, требующих от императора и правительства дальнейших завоеваний в Азии. Что же касается Доихара, то напомню, что это он, еще будучи полковником разведки, похитил последнего китайского императора династии Цинь, юного Генри Пу-и, из Тяньцзина и доставил в Японию, после чего тот стал императором Маньчжурии. Отсюда и влияние «японского Лоуренса» при маньчжурском императорском дворе.
Скорцени с большим трудом подавил в себе желание выставить этого всезнающего «херувимчика» за дверь, но, поскольку он всегда с большим почитанием относился ко всякому истинному специалисту своего дела, то, как можно вежливее, в совершенно несвойственной ему великосветской манере произнес:
– Вы окажете мне любезность, барон, если назовете еще и фамилию нынешнего командующего этой самой Квантунской армией.
– Генерал Умедзу. Типичный самурай. Как политик он значительно уступает своему предшественнику Уэда, который чувствовал себя полновластным правителем Маньчжурии и всего Северо-Западного Китая, зато еще более упрямый и несговорчивый.
– То есть я обязан доложить фюреру, что вы, барон, решительно против создания Маньчжурского диверсионного отряда? – саркастически ухмыльнулся Скорцени.
– Более аргументированно против его создания будет высказываться бывший военный атташе, а ныне – германский посол в Японии генерал-майор Эйген Отт, с которым я состою в родстве и с которым постоянно консультируюсь, – окончательно добил его барон. – И еще одна деталь: нынешний начальник полиции Квантунской армии генерал Ходзимото является настоятелем всех синтоистских общин Маньчжурии.
– То есть настоятелем всего местного масонства?
– …В архивах которого хранится немало тайных сведений, касающихся Шамбалы, высших посвященных, связей с космосом, «солнечных дисков»[10] и всего прочего. Именно здесь по-настоящему чтут завет божественного настоятеля японцев Ямато, иероглифично выраженный в формуле древнеяпонского императора Дзимму – «Хакко Итио». Что означает: «Накроем весь мир одной крышей и сделаем своим домом». В древнейшей японской летописи «Ниппон-секи» так и записано. В то время как об амбициях Третьего рейха там ни слова.
Скорцени уперся кулаками в поверхность стола и с минуту задумчиво смотрел куда-то мимо фон Норгена. Он понимал, что барон прав: слишком поздно и бессмысленно затевать сейчас диверсионные игры в Маньчжурии, особенно если японцы против германского присутствия в этой стране. Куда разумнее было бы готовиться к экспедиции в Шамбалу, при подготовке к которой японцы окажутся более сговорчивыми.
– Будем считать, что у нас общий взгляд на эту проблему, барон, – наконец произнес он. – Подготовьте от моего имени бумаги, которые позволили бы в течение недели собрать указанных здесь офицеров в известном вам замке Фриденталь, на Курсах особого назначения. Отряд по-прежнему будет называться «Маньчжурским», но теперь уже в целях конспирации. На самом деле – пополненный, международный и хорошо подготовленный, он осуществит «деловой визит» в Шамбалу. До прибытия князя Курбатова старшим этой группы назначаетесь вы, барон.
– Слушаюсь и повинуюсь, господин штурмбаннфюрер, – взбодренно щелкнул каблуками фон Норген.
5
– Что с группой, которую вы послали к Чите, полковник? – поинтересовался атаман Семенов, прежде чем успел предложить Родзаевскому кресло. – Помнится, мы возлагали на нее не меньше надежд, чем японцы – на всю Квантунскую армию.
Было что-то демоническое в облике полковника: худощавое нервное лицо с утонченными, но почему-то совершенно не красившими его чертами; тонкие бескровные губы, красные воспаленные глаза, султан редких седых волос, едва прикрывавших два ожоговых шрама.
– Мои оценки группы намного сдержаннее, – покрылся бледными пятнами Родзаевский, болезненно воспринимавший любые попытки иносказания, малейшее стремление свести разговор к шутке или подковырке. Всего этого он просто-напросто не воспринимал, да и терпеть не мог. – Хотя, не скрою, группу ротмистра Гранчицкого считаю лучшей из всего, что только можно было составить из нынешних курсантов.
– И что в результате?
Только сейчас полковник сел, достал из золоченого портсигара гавайскую сигару, внимательно осмотрел ее, словно выискивал признаки, по которым можно определить, отравлена ли она, и лишь после этого, испросив у генерала разрешения, закурил, с удовольствием, артистично вдыхая в себя горьковато-ароматный дым. Семенов уже знал, что это были особые, немыслимо ароматизированные сигары, которыми в Харбине наслаждался, очевидно, только Родзаевский, и генерал уже в который раз с трудом воздержался от того, чтобы попросить у него закурить. Сам полковник этих сигар никому и никогда не предлагал. Даже атаману. Для угощений он обычно держал в запасе другой портсигар, с папиросами, набитыми тухловатым маньчжурским табаком.
– Из всей группы вернулся только один человек. Час назад я беседовал с ним. Убедился, что его информация в основном совпадает с данными, полученными от агентов.
– Только один из всей группы?! Что ж это за подготовка такая? Мы что, готовим своих диверсантов для одного рейда?
– Следует учесть, господин генерал-лейтенант, что группа свинцово «прошлась» по всему Забайкалью, и при этом вела себя отлично, задание в основном выполнила. Если бы не излишний риск, которому чуть ли не каждый день подвергал ее ротмистр Гранчицкий, таких потерь не было бы. Да, Гранчицкий, с его маниакальной потребностью красоваться на виду у врага и под его пулями, о чем дважды с осуждением сообщал радист группы. Для лихача-окопника это еще кое-как приемлемо, но только не для командира диверсионной группы, действующей в тылу врага. Причем его поведение оказалось совершенно неожиданным для меня. Потому что лично я знал его как человека, хотя и храброго, тем не менее крайне осторожного и осмотрительного.
Генерал-лейтенант Семенов поднялся и неспешно, вразвалочку, прошелся по кабинету.
Наблюдая за ним, Родзаевский уже в который раз поймал себя на мысли, что в этом генерале действительно нет ничего генеральского. Казачий батька-атаман – еще куда ни шло, но строевой генерал!.. И дело не в том, что сам он, Родзаевский, все никак не мог дослужиться до генеральских погон, то есть не в зависти. Просто он всегда очень щепетильно относился к соответствию чина, титула и даже положения в обществе того или иного человека – с его фигурой, выправкой и внешностью. И никакие заслуги, никакая родословная, никакие подвиги не могли смирить его с человеком, в отношении которого «нижегородский фюрер» однажды – то ли вслух, то ли про себя – не изрек бы чего-то вроде: «И этот человек позволяет себе носить генеральские эполеты?!» или «Он еще смеет называть себя бароном?!».