Мама для дочки босса - Страница 5

– Ты памперсы менять умеешь? – спрашиваю, затаскивая ассистентку в номер. – У меня внезапно появилась дочь. Нужна помощь.

Алиса смотрит на меня не просто испуганно, а с ужасом. Как будто бы думает, что я этого ребёнка только что сам родил или того хуже у кого-то украл.

– С памперсом все в порядке, его недавно сменили, – говорю Матвею, когда разворачиваю сверток и вижу, что внутри всё сухо. – Давно кормили ребенка?

– Кормили? – переспрашивает Матвей, словно ему и в голову не могло прийти, что дети еще и едят.

– Ну да. Смесь давали?

– Не знаю.

– Понятно. А где бутылочка и, собственно, смесь?

– Здесь посмотри, – Матвей кладет сумку на кровать и принимается наблюдать за тем, как я сначала упаковываю ребенка обратно в одежду, а потом лезу в сумку, чтобы поискать там смесь и бутылочку.

Вообще-то у меня нет опыта обращения с детьми, но у моей двоюродной сестры есть сын. Сейчас ему два года, но когда-то я меняла ему памперсы точно так же, как сейчас пыталась этой крошке. Она сильно меньше сына сестры, так что у меня дрожат руки, когда я ее одеваю. А потом все мысли разбегаются, когда читаю инструкцию к смеси. На ее приготовление уходит всего пара минут, но горячую ребенку не дать, так что я опускаю бутылочку под холодный напор воды и под неутихающий плач кручу ее, чтобы быстрее остыло.

– Долго еще? – нетерпеливо спрашивает Матвей.

– Не знаю. Пока еще горячо. На руки ребенка возьмите, что ли… вдруг успокоится.

Матвей, конечно же, продолжает стоять на месте и буравить бутылочку взглядом, а затем предлагает:

– А давай я тут… покручу, а ты возьми ее на руки.

Передав бутылочку в руки Матвею, иду забирать ребенка из спальни и захожу с ней в ванную. Снова проверяю смесь, капнув себе на руку немного, и с облегчением отмечаю, что уже можно давать ее малышке.

Она тут же затихает, как только присасывается к бутылочке. В ванной резко наступает оглушающая тишина, во время которой я спрашиваю:

– Как зовут дочку?

– Я… эм… не знаю.

Матвею определенно везет, что у меня на руках его ребенок, иначе бы я не знаю, что сделала с таким горе-папашей. Я помню, как тяжело одной было моей маме, как она не спала по ночам, потому что делала курсовые и дипломные работы за деньги, ведь нам не хватало ее небольшой зарплаты, которую она получала, будучи бухгалтером. Когда я подросла, то стала помогать маме по дому, мыла посуду, готовила ужин, если мама задерживалась. У нас была счастливая семья, но я всегда думала о том, как бы все сложилось, если бы мой отец был рядом. Неужели маме пришлось бы столько работать и не отдыхать?

И вот передо мной типичный представитель парнокопытных. Уверенный в себе, дерзкий, но лишь тогда, когда дело касается женщин и постели. С ребенком он, видно, не знает что делать.

И я не знаю, но вот кормлю и ношу на руках, хотя мне очень страшно. И я вообще никакого отношения к этому ребенку не имею, хотя мне девочку безумно жалко. Где, интересно, ее мама? Она, вроде бы, известная актриса, богатая. Ей не нужно по ночам писать курсовые, чтобы заработать деньги на пропитание.

– Затихла, – говорит облегченно Матвей.

– Это может быть ненадолго, – спешу испортить ему настроение.

– Ненадолго? – озабоченно переспрашивает.

– Смесь заканчивается, – киваю на бутылочку, содержимое которой эта хрупкая на вид девочка опустошает с поразительной скоростью.

– А еще мы сделать не можем?

– Нет, не можем. Предлагаете ее постоянно кормить, лишь бы не плакала?

– Нет, это не вариант, – быстро соображает горе-папаша. – А что тогда делать? Звонить в больницу?

– Для начала – не паниковать. Подождем, когда Булочка доест, вдруг она наестся и уснет, а вы уже скорую на уши поставите, да и какой смысл? Что вы скажете? У вас младенец плачет? Они все в этом возрасте плачут.

– Все?

– Все, Матвей. Потому что у них может болеть животик, потому что им может быть жарко или холодно, потому что они могут быть голодными. Причины можно перечислять до бесконечности.

– И что нам делать?

– Нам? – переспрашиваю. – Я вообще-то планирую отдать вам ребенка сразу, как закончится смесь и пойти в свой номер, который вы обещали мне оплатить, и лечь спать. Утром, чтобы хорошо выполнять свою работу я должна быть отдохнувшей и полной сил.

– Куда к себе? Здесь останешься. Ты все-таки моя личная помощница. Вот твоя работа сегодня – мой ребенок.

– Моя работа, Матвей Романович, закончилась еще днем. Сейчас у меня отдых.

– А если я сделаю прибавку к твоей зарплате? – спрашивает тоном змея-искусителя. – Что скажешь?

– Прибавку? В каком размере?

Посидеть с ребенком мне не тяжело, тем более что малышка уже засыпает, а смесь еще не закончилась, так что есть надежда, что она проспит если не всю ночь, то добрых четыре-пять часов. Если мне за это хорошо заплатят, то почему бы и нет?

– Скажем, десять процентов.

– Двадцать.

– Пятнадцать.

– Договорились.

Я прижимаю малышку к себе, убаюкиваю ее, аккуратно достаю бутылочку, а затем прошу Матвея приготовить ей место на кровати и укладываю малышку туда. Она не просыпается, так что Матвей ошарашенно спрашивает:

– Это все, что ли?

– Ребенок уснул, стало быть, все, – развожу руками.

– За что пятнадцать процентов?

– Можем откатить договоренность, – говорю с улыбкой. – Но тогда вы спускаетесь на ресепшн, оплачиваете мне номер и вы не будите меня до самого утра.

– А она может проснуться?

– У вас, Матвей Романович, совсем нет опыта с детьми?

– Совсем.

– Может она проснуться. И расплакаться может и не уснуть потом.

– Я согласен на пятнадцать процентов, но ты спишь здесь.

– А вы, стало быть, где? – обвожу взглядом комнату, в которой не вижу ничего, где мог бы уснуть взрослый высокий и широкоплечий мужчина.

Разве что на диване в гостиной, но сомневаюсь, что ему это придется по вкусу.

– А я, стало быть, на диване в гостиной.

– Хорошо устроились, – тут же парирую. – Спихнули своего ребенка на бедную помощницу и сбежали спать в гостиную, чтобы не слышать криков. Имейте в виду, я собираюсь не давать вам спать, если мне потребуется ваша помощь.

– Все так серьезно?

– Это ваш ребенок!

Меня от негодования едва ли не рвет на части, а он, кажется, даже не замечает. Спокойненько планирует себе отсыпаться в гостиной. А дальше?

– Вы будете искать няню?

– Я нет, няню будешь искать ты, – снова рассказывает мне о моих непрямых обязанностях, потому что в прямые входит совсем другое и никак не поиск нянь, но за пятнадцать лишних процентов я могу даже маму для ребенка поискать. Где, кстати, она?

– А что с мамой Булочки? – спрашиваю.

– Нет у нее мамы. Не будет, точнее, скоро.

– Это как? – ужасаюсь, не представляя себе жизнь без мамы.

Я злилась на отца, потому что его не было рядом с нами, потому что маме не было на кого положиться в тяжелые времена. Но представить себе жизнь только с отцом я не могу. А как же то самое материнское плечо? Поддержка? Для девочки это по-особенному важно. И никакая няня этого не заменит.

– Вот так. Бросила она дочку.

Статьи в интернете говорят как раз об обратном. Что это господин Громов бросил и ребенка и актрису, потому что не признал, якобы, что беременность от него. Но ребенок в моих руках говорит об обратном.

– И что… теперь вы будете ее воспитывать?

– А что? Думаешь, не справлюсь? – хмурится, глядя на меня явно недовольно.

– Пока не производите впечатления человека, который может справиться с ребенком.

– Это пока. Я научусь. Я ведь не умею ничего, мне даже на руки ее страшно брать, чтобы ненароком не придушить, но в будущем, когда она подрастет…

– Ага, да… станет старше, пойдет, заговорит, научиться сама есть и говорить, что у нее болит, – перечисляю. – А первые два года вы как собираетесь участвовать в жизни дочери? Материально?