Маленький трактат о лягушке и лягушатнике - Страница 3

Изменить размер шрифта:

На экране скользили цветные тени, они говорили о чем-то, кажется, там, на вертикальной простыне, кому-то приходилось туго, а кому-то наоборот, но он не слышал почти ничего, кроме ее ровного дыхания, не изменившегося даже тогда, когда он протянул руку и обнял ее за плечи.

И он словно бы отделился от душного зала и улыбнулся тому удивительному чувству внутреннего покоя и умиротворенности, когда она положила свою руку на его колено, мягко погладила и взглянула ему прямо в глаза. По ее волосам, щекам, плащу бежали разноцветные тени, он притянул ее к себе и дотронулся губами до уголка ее рта.

- Уйдем отсюда, - шепнул он.

Она молча встала. Наступая на ноги соседям, они пробрались к выходу. Он долго не мог справиться с крючком двери, а когда распахнул дверь и в зале засвистели им вслед, он взял Зою за руку, и они вышли в темный двор, где только лужи маслянисто поблескивали под светом маленькой грязной лампочки над входом.

И он, словно бы больше не оставалось времени, словно кто-то отнимал ее и через минуту будет поздно, здесь же, на крыльце, притянул ее к себе, всем телом ощутив податливость и мягкость ее тела, и поцеловал.

Потом они шли по незнакомым ему улицам слободы, где лаяли собаки, из освещенных окон доносились звуки включенных телевизоров, и он молчал, быть может, потому, что чувствовал - слова не нужны. Только у самой калитки, снова ощутив страх возможной потери, он сказал:

- Давай подадим заявление. Завтра же. Ты согласна?

Зоя погладила его щеку, серьезно поглядела в его глаза и сказала:

- Хорошо. Завтра.

4

После угара и суеты свадьбы, на которой слишком много пили и шумели все сплошь ее родня, они стали жить тихо и ровно. Выбитый на время из колеи, Вадим снова засел за работу. Теперь они оба задерживались допоздна, оба возились со своими лягушками, шприцами, пробирками. Домой приходили усталые, голодные, но Зоя всегда находила время, чтобы прибрать в квартире, выгладить для него сорочку, приготовить ужин. Он уходил в маленькую комнатку без окон, громко именуемую кабинетом, печатал на машинке очередную статью и был счастлив, что наконец-то нашел то, что искал все эти годы: тихую и ласковую жену, все понимающую, не обремененную ни лишними знаниями, ни броской внешностью, и думал, что судьба таких женщин, как Зоя, так же естественна и справедлива, как течение рек, падение листьев, шум дождя. В конце концов, думал он, предназначение женщины в том, чтобы служить мужчине, быть верной подругой, облегчать ему трудную жизнь и подчинять свои желания его нуждам.

Он по-прежнему много говорил с ней, будто бы за всю свою жизнь так много накопилось невысказанных слов, мыслей, что он торопился высказать их сейчас же, немедленно, сидя на кухне и запивая компотом котлету. Зоя также соглашалась с ним, кивала головой, но ему казалось иногда, что она смеется над ним, над его утверждениями и взглядами, что она знает нечто большее, но скрывает. Он гнал от себя эти мысли и считал совершенно естественным, когда видел, что Зоя читает только романы о любви и детективы. Он не требовал от нее многого, он полагал, что для семьи достаточно и одного умного человека - самого себя.

Анкилостома почти не заходила к ним в лабораторию. Только по делу, настоящему или придуманному: попросить чистую колбу или чернила для самописцев. Речь ее была такой же едкой, слова насмешливыми, и Лягушатник думал с облегчением, что судьба не послала ее в жены ему. Он не слишком-то любил умных женщин, считая это противоестественным, противным законам природы.

В начале лета, когда газоны желты от одуванчиков и пронзительно и терпко пахнет от нагретых сосновых досок, Зоя заболела. То ли простыла на ветру, то ли сырость подвала, где потолок не просыхал от мутных разводов, довела ее, но она слегла. Лягушатнику приходилось одному возиться в казавшейся пустой и безлюдной лаборатории, самому мыть пробирки, кормить лягушек, и это одиночество уже не радовало его, как прежде, уже не приносило ему чувства покоя и неторопливого течения времени. Он спешил сделать необходимую работу и шел домой, где, несмотря на болезнь, Зоя успевала приготовить обед и навести порядок.

Однажды к нему зашла Анкилостома. Она уселась на прежнее место, помалкивала и посмеивалась, пока Лягушатник не выдержал и спросил:

- Ну, что скажешь новенького?

- Абсолютно ничего нового. Все так быстро устаревает. Ты знаешь, в одном американском журнале опубликовали статью с материалами, аналогичными моим. Смешно, да?

- Нет. Не смешно. Это грустно. И ты еще улыбаешься?

- А я уже поплакала. К тому же здесь и без того сыро. От твоих лягушек только плесень на стенах.

- А от твоих псов вонь по коридору.

- Да ладно тебе. - Анкилостома вздохнула, замолчала надолго, и это было не похоже на нее, непривычно и даже раздражало.

- Завтра же сведу своих псов к собачнику, к чертовой матери! Пять лет им под хвост!

Лягушатник видел, что ей и на самом деле очень трудно, что, быть может, и его ждет это же, и ему стало грустно.

- Не надо было держать все под секретом. Застолбила бы вовремя тему парой статей, а то все хотела мир ошарашить. Вот и дождалась.

Анкилостома встала, походила по комнате и, остановившись у террариума, опустила руку в зеленую воду, пугая лягушек.

- Говорят, лягушки по-креольски очень вкусны.

- Говорят, что собачье мясо помогает от всех болезней. От тоски тоже.

Лягушатник привычно отражал ее нападки, это давалось ему легко, за много лет у них установились и общая манера разговора, и общие интонации, и, как бы то ни было, понимание друг друга с полуслова.

Он встал со стула, что никогда раньше не случалось при их разговорах, подошел к ней и тоже опустил руку в воду. Сквозь стекло, заросшее водорослями, обе руки казались зелеными и прозрачными.

- Ты не переживай, Алла, - сказал он. - Всякое бывает. Американцы ведь не в точности повторили твою работу. Наверняка ты додумалась до чего-то непохожего. Ну, не расстраивайся так сильно. Ну, не надо.

В воде он дотронулся до ее руки и слегка пожал ее. Она не ответила на прикосновение. Голосили лягушки.

- Не надо меня жалеть, Вадим, - сказала она. - Пожалей себя.

- У меня все нормально.

- Не притворяйся, Вадим. Я говорю не о работе.

- Ты считаешь, что я выбрал себе не ту жену?

- Именно.

- И должен был жениться на тебе?

- Дурак! Нужен ты мне!

Она выдернула руку из воды, молча глядя ему в глаза, вытерла ее о полу его халата.

- Ты так и не дождешься превращения своей лягушки в царевну! Скорее сам позеленеешь и начнешь квакать.

Лягушатник отошел к столу, сдерживая злость, выключил прибор, давно уже писавший вхолостую и, не оборачиваясь, произнес:

- Я не обижаюсь на тебя. Ты расстроена. Иди домой и отдохни пару дней.

- Это тебя дома ждет жена, верная и глупая, у меня дом здесь.

- В собачнике?

- Да, в собачнике. И если ты считаешь меня бешеной собакой, то ты недалек от истины.

Хлопнув дверью, она вышла, быстро и торопливо простучав каблуками по бетонному полу.

Посидев немного перед остывающими приборами, он попробовал успокоиться. Ему было и жаль Аллу и сердился на нее, и, вконец запутавшись в своих мыслях, так ничего и не решил. Вспомнил, что дома его ждет Зоя, больная и заботливая, но почему-то ему не захотелось спешить сегодня.

Пройдя пешком две остановки, он зашел в магазин, выстоял очередь за яблоками, подумал и купил еще бутылку портвейна.

Открыв дверь своим ключом, он прислушался. В квартире тихо, телевизор не работал, и только холодильник жужжал надсадно, как заблудившаяся муха.

- Зоя, где ты? - позвал он. - Ты меня слышишь?

Она не ответила. Вадим оставил на кухне портфель, прошел в комнату. Она лежала на диване, и по ее раскрасневшемуся лицу, по закрытым глазам с темными припухшими веками он почувствовал, что ей совсем плохо. Он сел на краешек дивана, потрогал ее лоб. Горячий.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com