Маленький полустанок в ночи - Страница 5
Баржинскому заместителю нужна была ученая степень: в отделе кадров Баржину уже не раз говорили об этом. Но Гиго и слышать не хотел о диссертации.
-- Я думаю, Борис Вениаминович, диссертация -- это нечто новое, что ты хочешь и должен сказать. А я -- сами знаете -- ничего особенно нового сказать не могу. Так зачем же увеличивать число никому не нужных переплетов?
Но диссертация эта была нужна всей лаборатории хомофеноменологии, и Чехашвилн заставили ее написать -- и Баржии, и Поздняков три месяца просиживали вечера вместе с Гиго, готовя ее.
Наконец он защитился.
-- Это был самый гнусный день в моей жизни, -- признался он тогда Баржину.
-- Но вашу диссертацию никак не назовешь ненужной!
-- Нет. Но разве ее можно назвать моей?
И в этом был весь Гиго.
Зойка. Вообще-то она, конечно, Зоя Федоровна Пшебышевская. Но на памяти Баржина ее так называли только дважды, и то оба раза в приказах по институту.
Выудил ее Леша. Зойке было всего лет двадцать пять, она кончила 157-ю экспериментальную школу, выпускавшую программистов. По ступила в ЛИТМО, где и познакомилась с Поздняковым. А сама преподавала программирование в той же школе. Но потом выяснилось, что для получения диплома нужно работать точно по специальности. И тогда, воспользовавшись случаем, Лешка притащил ее к Баржину.
-- Нужен нам программист? -- спросил он.
-- Нужен, -- сказал Баржин. -- Гиго только что вышиб где-то "Раздан" и сейчас доругивается с главбухом.
-- Вот тебе программист, Боря, -- сказал Лешка, подталкивая вперед Зою. -- А ты, чадо, не смотри, что я с ним так фамильярно. Потому как он -начальство. Зовут Его Борис Вениаминович, и он совсем не страшный. Уловила?
-- Уловила. -- сказала Зойка своим опереточным голоском. -- А где этот ваш "Раздан", Борис Вениаминович? Можно мне к нему, а?
Баржин никогда не жалел, что взял ее. О таком программисте можно было только мечтать.
Ивин, Борис Ильич, в просторечии -- Боря-бис. Инженер-экспериментатор по призванию, он обладал удивительным талантом чувствовать схему. Рассчитывал он потом. Сперва сидел, разглядывая ее со всех сторон, щупал своими короткими толстыми пальцами с обгрызенными ногтями, потом говорил: "Вот здесь, во втором каскаде что-то не то. Посмотрим". И не было еще случая, чтобы он ошибся. Бывало и похлеще. Борис подходил ко вполне исправно работающему прибору и говорил, задумчиво глядя на него: "А ведь полетит сейчас дешифратор, как пить дать!" И -- летел. Что это было? Сверхтонкое чутье? Бог весть. Зойка смотрела на него большими глазами и регулярно затаскивала его к себе на машину -- для профилактики. А пока он копался в какой-нибудь очередной схеме, она потихоньку пришивала ему пуговицу к пиджаку, потому что пуговицы у него хронически были прикручены проволокой. Ужасно он был неухоженный, и в лаборатории знали, хотя сам он и не говорил на эту тему, что у него не задалась, как говориться, семейная жизнь. Но это сплетни, которые Баржину перебирать не хотелось, а когда однажды он попытался заговорить об этом со своим тезкой, тот ответил коротко: "Я ни на что не собираюсь жаловаться. Знал, на что иду. И не будем этом, шеф, ладно?"
С Ивиным тоже было немало хлопот в свое время, когда Баржин решил перетащить его к себе. Дело в том, что Борю-бис угораздило из-за какой-то романтической истории уйти с пятого курса института, да так и не вернуться туда. И Баржину приходилось ходить к Старику и доказывать, что пройти мимо такого человека -- "больше чем преступление -- это ошибка", как говорил господин де Талейран. И Старик сам объяснялся с начальником отдела кадров( В конце концов Борю-бис оформили младшим научным сотрудником, хотя это было отнюдь не много для таких золотых рук. Практически же он руководил второй .экспериментальной группой.
Наконец, Перегуд, Он пришел в лабораторию одним из последних, потому что он -- испытатель. Первый в истории лонг-стрессмен.
Еще мальчишкой Герман увлекался парящим полетом. Это был новый, модный в те поры вид спорта: большой трамплин, вроде лыжного, по которому скользит по рельсам тележка-слайд, выбрасывающая в воздух человека с крыльями, чем-то напоминающими первые планеры Лилиенталя. Крылья раскрываются в момент, когда человек в свободном полете достигает наивысшей точки. А потом начинается парение( Оценивается и длительность, и дальность, и изящество полета.
Герман довольно быстро стал сперва разрядником, потом -- мастером, наконец -- чемпионом Союза. Парящий полет -- спорт молодых. И он требует очень гармоничного развития всего онанизма в целом, а не избирательно, как большинство других видов спорта.
Кончив школу, Герман поступил в институт физкультуры имени Лесгафта. Окончил, был оставлен в аспирантуре и в порядке культурного обмена послан в Индию, в Мадрасскую школу хатха-йоги. Вернувшись, начал преподавать в институте, а попутно вел факультатив по хатха-йоге. Кроме того, он читал популярные лекции, на одной из которых и познакомился с Баржи-ным. Точнее, Баржин подошел к нему и предложил поговорить. Герман согласился, и Баржин рассказал ему всю историю своей идеи, историю хомофеноменологии и их лаборатории.
Вот сидят они за столом -- такие разные, несхожие, со своими судьбами, характерами, взглядами.
Что же объединяет их?
Хомофеноменология.
VIII
Человек и идея -- это система с обратной связью. Идеи порождаются людьми, но в свою очередь влияют на людские судьбы, зачастую формируя не только отдельных людей, но и целые поколения.
Хомофеноменология родилась из коллекции Борьки Баржина, но еще долго переживала своеобразный инкубационный период -- до тех пор, пока однажды Старик не сказал:
-- (А что, если представить себе все эти все возможности сконцентрированными в одном человеке, этаком Большом Бухарце, а?
Тогда она стала бурно расти, вовлекая в сферу своего влияния все новых людей, порождая субидеи, расти, пока не закончилась провалившимся экспериментом, -- как железнодорожная ветка заканчивается тупиком, конструкцией из пяти шпал, выкрашенных шлагбаумной черно-белой полосой и укрепленных песчаной обваловкой.
Но когда она начиналась, Баржин не думал, что такое может произойти. Не мог допустить такой мысли. Ведь все шло так гладко, так замечательно гладко(