Маленькие детективы большой Америки (Убийства, в которые я влюблен) - Страница 18

— Допустим, я принимаю ваше последнее высказывание, — сказал ему Вэпсанд, — хотя должен заметить, что не улавливаю, какая может быть разница между дедукцией и вниканием.

— Представьте себе, — начал Голова, — что вы видите много чисел, написанных на доске в учебном классе колледжа. Ваше мнение, по какой дисциплине проходило занятие в этом классе?

Вэпсанд пожал плечами.

— Я не знаю. Математика.

— Вы дедуктивно выходите на математику. Хорошо. Но вникаете ли вы при этом в математику?

— Нет.

— В этом вся разница, — сказал Голова. — Недавно я оказал значительную помощь одной небольшой центральноамериканской стране — это к разговору о разнице между дедукцией и вниканием. Был убит вице-президент во время торжества в его честь. Арестовали не того человека — кого-то, кто был там во время убийства. Полиция пришла к выводу, что у преступника не было возможности убежать.

— Ну и?.. — спросил Вэпсанд.

— Я только обратил их внимание на то, — продолжал Голова, — что убитый в молодости работал в цирке канатоходцем.

— Значит, труп удрал по канату?

— Не говорите глупостей, — сказал Голова. — Один из его заклятых врагов из циркового периода его жизни был «человек-ядро». Он и оказался убийцей.

— Но я не понимаю, — возразил инспектор Вэпсанд. — Допустим, «человек-ядро» действительно убил вице-президента. Как он мог сбежать, если для этого не было возможности?

— Через пушку, — сказал Голова и зевнул. — Празднование в честь вице-президента включало салют из двадцати одного орудийного выстрела.

— Пожалуйста, уходите, — сказал Голове сержант Гейтс.

— Ничего подобного, — любезно ответил Голова. — Я знаю, у вас возникли сложности с одним делом. Я пришел помочь.

— И с каким же это делом? — спросил инспектор Вэпсанд.

— Убийство Филлипса.

— Там нет никаких проблем, — сказал Вэпсанд. — Как вы, возможно, знаете, убитый был найден с оторванным клочком бумаги, зажатым в руке. На бумаге был нацарапан телефонный номер племянника Филлипса, являющегося наследником по завещанию. Ничего сложного. Одна эта улика…

Голова поднял руку.

— Вы видите! — воскликнул он. — Вы использовали дедукцию, но не вникли в ситуацию,

— Что вы имеете в виду?

— Если умирающий хотел указать на своего племянника, почему же он написал его телефонный номер? Почему не имя?

Инспектор неуклюже потянулся за своей трубкой.

— Предположим, мы примем ваше замечание. Но что это меняет?

— Я только хочу сказать, что у Филлипса была причина написать именно телефонный номер.

— Но это ведь то же самое, как если бы он написал имя племянника, — возразил инспектор. — Это был номер племянника. Какая разница?

— Неужели вам не приходило в голову, — продолжал Голова, — что это мог быть неверный номер?

— Это вряд ли возможно, — сказал сержант Гейтс. — Кстати, я сейчас заочно изучаю курс бухгалтерского дела и в течение года уйду из полиции.

— Понимаете, — добродушно сказал Голова, — вы используете дедукцию, а я пытаюсь вникнуть.

— И до чего же вы довникались? — спросил Вэпсанд тихо.

— До того, что и умерший или умирающий может иногда ошибиться в номере телефона. С живыми это то и дело случается.

— И следовательно? — Голос Вэпсанда стал еле слышен.

— Следовательно, убийца был человеком с очень распространенным именем. Ищите кого-нибудь с телефонным номером, похожим на номер племянника. Но с очень простым именем. Типа Джон Джонс или Боб Смит — это и будет нужный вам человек.

— Почему вы так считаете? — спросил инспектор. Трясущейся рукой он пытался разжечь трубку.

— Потому, — объяснил Голова, — что именно по этой причине убитый написал телефонный номер. Если бы он написал Джонс или Смит, что это было бы за свидетельство? Джонсов и Смитов сотни тысяч. Умирающий знал, что должен быть однозначный указатель, связывающий убийцу с убийством, и он бы этого не достиг, написав на бумажке лишь «Джонс». Поэтому он выбрал единственно верный путь. — Голова снисходительно улыбнулся. — К несчастью, он написал неверный номер.

— Шеф, можно я его отсюда выставлю? — спросил сержант. — Выставить?

— Нет, — устало сказал инспектор. — Мне неприятно вам это говорить, но племянник уже сознался.

— В таком случае я имею честь оставить это дело. — Голова встал, вытянувшись во весь рост. — Очевидно, что вы не хотите искать глубже. Кого-то, кого, возможно, племянник хочет покрыть. Кого-то, кого зовут, допустим, Джонс.

— Племянника зовут Джонс, — сказал инспектор.

Фитзхью часто видел, как они катались на байдарке в этой живописной, безлюдной части озера. Девочка грациозно восседала на носу, прикрываясь маленьким белым зонтиком, если светило яркое солнце, а ее отчим греб на корме.

Хижина Фитзхью скрывалась за кустами и густо разросшимися, тесно стоявшими вдоль берега озера елями и кедрами, так что старик мог сидеть там, никому не видимый. Он радовался их появлению. Редко кто забирался в эту глушь, и временами он ощущал одиночество. Обычно он сидел на лавочке перед хижиной и наблюдал за ними, очарованный изящным, легким скольжением байдарки в голубизне воды и мягкими взмахами весла. Довольно сомнительная профессия, которой он отдавался многие годы и от которой теперь временно отошел (как он предпочитал говорить, а в действительности удрал), развила в нем восприимчивость к прекрасному.

Было чудесно смотреть в заозерную даль, до самого горизонта покрытую лесом. Но как раз здесь у них обычно вспыхивала ссора. Девочка каждый раз хотела плыть дальше, через узкий пролив, образуемый выступающей частью берега, которым озеро Большой Оленихи соединялось с рекой Большой Оленихи, а ее отчим раздраженно кричал, что он уже достаточно далеко заплыл. Чистым детским голоском она просила его не кричать, а это злило его еще больше, и он начинал ругаться с такой яростью, что байдарка раскачивалась.

Здесь было так тихо, что каждое их слово звучало отчетливо, и Фитзхью, сидевший в тени деревьев, все слышал. Ссора, возникавшая неизменно, нарушала идиллически безмятежную сцену, и это глубоко огорчало безмолвного, не видимого сквозь гущу кустов старика, потому что по натуре был он человеком мягким, несмотря на то что его жизнерадостное, розовое лицо смотрело со стен почти всех почтовых отделений округи.

Этим солнечным днем он услышал их прежде, чем они появились из-за поворота бухточки. До него донесся плачущий голос девочки, говорившей: «Ты же сказал! Ты обещал!» — и резкий голос мужчины, гневно велевший ей замолчать.

Байдарка появилась из бухточки, мягко разрезая водную гладь. Мужчина перестал грести, ругая девочку, и байдарка сама по себе покачивалась на воде. Девочка, милый голосок которой от крика стал пронзительным, напоминала ему о каком-то обещании.

Фитзхью наблюдал из-за деревьев. Мужчина втянул весло в байдарку и теперь угрожающе подался вперед к девочке, не вставая с места и держась за планширы.

Старик на берегу нахмурился.

Мужчина дотянулся до девочки, сидевшей на носу, и произошла яростная неравная схватка. Ее крики слабо доносились с воды, приглушаемые деревьями. Байдарка закачалась. Мужчина наклонил девочку над бортом и внезапным резким движением сбросил ее в воду. Потом схватил весло, развернул байдарку и начал яростно грести, отбрасывая снопы брызг.

Фитзхью на мгновение замер, изумленно подняв брови. Он не верил своим глазам. Воды озера сомкнулись там, куда упала девочка. Круги на воде разошлись. Байдарка исчезла за поворотом бухты.

— Невероятно, — пробормотал Фитзхью.

Но вдруг с озера донесся легкий всплеск, и из воды показалась маленькая, светловолосая, похожая на растрепанный цветок головка. Девочка плыла к берегу.

Фитзхью издал смешок, вскочил и прихрамывающей стариковской походкой поспешил сквозь деревья к озеру.

— Сюда, детка, сюда! — звал он на берегу. Он пробрался сквозь прибрежные кусты на узкий, покрытый галькой пляж. Он махал рукой и звал ее.