Маленькая Птичка большого полета (СИ) - Страница 8

Поначалу тут тоже все казалось совершенно ясным — путь в тысячу ли начинается с первого шага, понятно, что ничтожной гедиклис сразу наверх не пробиться, как бы хороша, умна и покорна она ни была. Глупо пытаться танцевать на канате, не научившись сначала твердо ходить по земле, а Кюджюкбиркус глупой не была. Постепенно, по шажочку…

Первым таким шажочком на пути к вожделенной цели, первой ступенечкой к истинной вершине власти должен был стать для нее статус бас-гедиклис, любимой ученицы (а потом, конечно же, и хазинедар, почетной прислужницы-хранительницы) при одной из повелительниц гарема. Нужно было только как следует присмотреться и правильно выбрать — при ком именно, чтобы не прогадать.

С расстановкой сил в гареме Кюджюкбиркус разобралась довольно быстро, хватило первой недели. Да и любая бы разобралась, для этого вовсе не обязательно избранной быть, достаточно держать глаза и уши открытыми и не тратить все время на причитания о своей горькой участи. Вот же сущеглупые!

Изначально Кюджюкбиркус не собиралась тратить силы и время на то, чтобы пытаться пробиться в старший гарем — Мустафа, да правит он вечно, стар и не очень здоров, ему уже под тридцать, а Аллах, хоть и всеблаг, но редко дарует султанам долгий век. Тем более — больным султанам. К тому же старший гарем наверняка сложился давно, когда султан был молод и здоров, с тех пор устоялся и закаменел, словно старое дерево, в нем новой веточке куда сложнее занять подобающее ей достойное место. Сомнут, задавят, не дадут пробиться к теплу и свету. А коли и пробьешься — то вряд ли надолго, даже если и повезет родить сына: у такого почтенного султана.ю да правит он вечно, наверняка уже подрастают многочисленные сыновья-наследники, зачатые в те годы, когда был он еще молод и здоров. А их матери готовы вцепиться в горло любой, в ком заподозрят возможную соперницу. Нет, не стоит даже и пытаться, лучше приложить все силы к тому, чтобы понравиться кому-нибудь из наследников.

Однако же тут Кюджюкбиркус подстерегали сразу две неожиданности — и обе сперва показались ей весьма и весьма благоприятными.

Во-первых, как такового старшего гарема в Дар-ас-Саадет не было. Вообще! Нет, почтенная матушка у правящего султана Мустафы, конечно, была — а и как же ей не быть-то, почтенной многоуважаемой Халиме-султан, куда бы ей деваться-то? А вот жен и наложниц, любимых и приближенных, не было. Даже икбал — и тех не было! И сыновей не было тоже. А это значило, что первая же расторопная служанка, роди она такового, сразу же вознесется на верхнюю ступеньку гаремной иерархии, и неважно будет, кем была она ранее — опытной хорошо обученной наложницей или же ничтожной гедиклис. Ее сын — единственный сын Мустафы! — сразу же станет единственным законным наследником, а она сама — хасеки.

Ах, какие сладкие мысли, как тают они на языке нежным медом, как приятно греют гортань и как щекотно становится от них в животе!

Все это Кюджюкбиркус узнала не от наставниц-калфу, которым можно было бы и не поверить, и даже не от соседок по спальне, ничтожных гедиклис, которым и вовсе доверия нет. От Халиме-султан узнала она это, из собственных уст уважаемой валиде, проникшейся к Кюджюкбиркус необъяснимой симпатией и приблизившей к себе чуть ли не в первый же день по прибытии той в Дар-ас-Саадет, и даже первым гаремным и вроде бы шутливым прозванием наградившей. Тем самым, знаковым.

Конечно, все это Халиме-султан говорила не в открытую — так, намекала. Но намекала достаточно прозрачно и откровенно, много раз заводя разговор об одном и том же, заводя золотую нитку ах каких искусительных речей то с одного края затейливой словесной вышивки, то с другого.

Халиме-султан много чего говорила, но речи ее сводились к одному — султану нужен наследник и та, что его родит, будет возвышена. И речи те были слаще халвы для ушей Кюджюкбиркус, и нежными розовыми лепестками падали прямо на сердце ее. И вроде бы стоило обрадоваться и вознести горячие благодарности Аллаху и богине за столь неожиданную и редкую удачу — да только вот тетя Джианнат не зря говорила, что у самых красивых змей самые длинные зубы. Скорпион тоже пел сладкие песни доверчивой черепахе — и однако же укусил ее на середине реки. И ничего тут не поделать, ибо такова скорпионья природа.

Но Кюджюкбиркус — не наивная черепаха, чтобы слушать скорпионьи песни.

Нет, послушать-то она послушала. Все послушала — не только сладкозвучные слова валиде, но и шепотки гедиклис, и жалобы евнухов, и разговоры наставниц-калфу, вовсе не предназначенные для ее ушей. Послушала, приняла к сведению, сделала выводы.

И притворилась, что не понимает намеков Халиме-султан. Ну вот совсем! Глупая потому что и ничтожная гедиклис, чего еще ждать от такой? А потом была столь неловка, что порезалась, нарезая валиде манго, и заляпала кровью не только разложенные на блюде фрукты, но и драгоценные одежды самой валиде, чем вызвала у той крайнее неудовольствие. После чего была награждена затрещиной и изгнана с глаз долой, поскольку Халиме-султан потеряла всяческий интерес к столь неловкой и малопонятливой гедиклис.

Вздорная старуха!

Знала бы она, что о ней и ее безумном сыне говорят друг другу старшие служанки да евнухи — наверное, еще и не так бы разозлилась! Мустафа стар и болен, и не интересуется женщинами, потому-то и нет у него сыновей, и не будет уже. А следующим султаном станет один из его племянников, сыновей прежнего султана Ахмеда. И вот на них-то и стоит рассчитывать умной перчатке, не желающей на веки вечные застрять в гедиклис или всю жизнь стирать чужую одежду.

Сыновей Ахмед после себя оставил немало, трое старших уже вполне взрослые, скоро сами наложниц выбирать начнут. Те гедиклис, что немногим ранее Кюджюкбиркус в гарем попали, только о них и говорят, только с ними свои мечты и связывают. И хотя неприятно хоть в чем-то уподобляться этим дурехам, но умная перчатка знает, что даже мухи могут жужжать о меде. Именно на одного из этих троих шахзаде и следует делать ставку умной гедиклис, не желающей всю жизнь прозябать в низших служанках, а намеренной непременно возвыситься и обрести надежный статус.

На шахзаде — и их матерей.

Потому что где они, те шахзаде — и где гедиклис? Близко ухо, да не увидишь. Пока не пройдешь полный курс гаремного обучения, тебя не покажут мужчинам — дабы не оскорблять их глаз недостойным зрелищем.

Впрочем, отчаиваться Кюджюкбиркус не собиралась — ведь у каждого шахзаде есть мать. И эти матери — вот они, рядышком совсем. Хоть и ночуют в собственных покоях, отдельно от новонабранных неумех, но по одним с ними коридорам ходят, в одном харарете парятся! Да и кто им прислуживать будет, если не гедиклис?

Халиме-султан, мать Мустафы и нынешнюю номинальную правительницу гарема, Кюджюкбиркус с костяшек абака сбросила сразу — глупая старуха, только сладкие песни петь и умеет! Глупые сладкие песни с отравленным жалом лжи. Такая не удержит спелый персик власти, даже если тот случайно сам упадет ей в руки.

Нет, рассчитывать стоило только на одну из двух матерей старших шахзаде — Османа, Мехмеда и Баязида. Хотя Мустафа до сих пор и не назвал имени своего наследника, но им будет кто-то из этих троих, это ясно всем, остальные слишком малы — или же их матери слишком ничтожны. И тут тоже главное — выбрать правильно, не промахнуться, ведь только один из троих станет следующим султаном, подняв на вершину власти и свою любимую наложницу, двое же других будут убиты согласно древней традиции — и участь их фавориток окажется незавидной.

Нет, с шахзаде пока торопиться не стоило, и это очень удачно, что необученных гедиклис не показывают им на глаза. Не время пока. За себя Кюджюкбиркус была спокойна, она уже сейчас готова предстать пред глазами не то что шахзаде, но и любого султана (только не Мустафы, убереги Аллах от подобного несчастья!), и уверена, что ни он, ни богиня не будут разочарованы. Ее, конечно же, сразу выберут сначала в икбал, а потом и в постоянные фаворитки, иначе и быть не может.