Маленькая принцесса - Страница 3

– Между прочим, я сижу на лавке, – печально сообщил Одинокий Гром. – Конечно, меня трудно рассмотреть, но да будет вам известно, я, как всегда, очень грустный.

Тетушка Снигми стояла тем временем в дверях, опершись плечом о косяк. Вздыхая и качая головой, она смотрела, как Уэн и Уэнни дружно уплетают теплые лепешки, облизывают липкие от меда пальцы.

– Ах, бедные сиротки, бедные сиротки, – проговорила она, смахнув уголком передника невольную слезу. – Ужас берет, как вспомню… Хвала Господу, вы были тогда совсем маленькие и все позабыли… Страшный мор напал в тот год на наш город. Не успевали хоронить усопших. Даже солнце на небе стало черным, как уголь, будто смертельный недуг добрался и до него. Тебя, мой милый мальчик, нашел Вечный Искатель в глухом ельнике, еле живого, голодного. Уэн, назвали тебя, что значит на нашем наречии – сирота. И тебя, моя девочка, тоже разыскал Вечный Искатель. Ты лежала среди цветов на лесной поляне. Вечный Искатель страх как испугался, подумав, что ты умерла. Но тут ты вздохнула и открыла глаза. Вечный Искатель на руках принес тебя в город. Добрые люди приютили тебя и дали имя – Уэнни. А это понимай так – сиротка. Бедные вы мои…

– А вот меня никто не пожалеет, – с обидой вздохнул Одинокий Гром. От его вздоха стекла задребезжали в низких окнах. – Каково молодому Грому, полному сил и отваги, жить под лавкой да прятаться по углам. Невезучий я, горемыка!

– Не переживай так, Одинокий Гром, – с жалостью сказала Уэнни. Она лизнула сладкую от меда лепешку. – Мы тебя любим. Правда, Уэн?

– Э, да как я погляжу, вся компания собралась тут вместе, – проговорила тетушка Снигми, вглядываясь в глубину комнаты подслеповатыми глазами. – И Одинокий Гром тут, и ты, Прохвостик!

– Между прочим, вчера была гроза по ту сторону перевала. Ого, какая гроза! – Прохвостик перелетел с окна на лавку и пристроился возле Одинокого Грома, хитро на него поглядывая. – Твоя Молния так злилась, что расколола верхушку гранитной скалы над потоком. Бесилась, сверкала на всю округу. Да еще шипела от злости: «Попадись мне только мой Гром, будь он проклят! Подлый беглец и предатель! Уж я его, мерзавца, проучу! Это из-за него все надо мной смеются. Тычут пальцами: посмотрите, посмотрите на молнию, от которой сбежал ее собственный Гром!»

– А что мне было делать? – помедлив, грустно заметил Одинокий Гром. Он обхватил руками свой толстый слоистый живот. – Я был так счастлив, когда жил вдвоем с матушкой. Она учили меня громыхать: то отдаленно, с перекатами, то с оглушительным треском. Но наступил день, когда матушка сказала мне: «Ты уже вырос, родной. Пришло время поучиться тебе громовому ремеслу, да и лишняя денежка нам не помешает!» Подыскала она мне Молнию – молодую, яркую. Красавица, вся горит. На голове зубчатая корона. Вроде мы приглянулись друг другу. Я стал носить за ней ее огненный шлейф. Она как полыхнет, а я сразу трах-тарарах! Славно у нас получалось. Только вот однажды…

– Ну, сейчас ты начнешь ныть и вспоминать стройную березу, – недовольно чирикнул Прохвостик. – Слышу, слышу, у тебя уже в животе булькают слезы. Плакса противный. Вот скучища-то! Надоело.

– О, горе мне! – качаясь из стороны в сторону, простонал Одинокий Гром. – Это невозможно забыть. Юная березка, такая беззащитная, робкая, вся мокрая от дождя… Как она дрожала, молила пощадить ее. Но куда там! Моя Молния вонзилась в нее. Расщепила бедняжку до самого корня. Я набросился на мою Молнию с бранью, с проклятьями. Бросил на землю ее шлейф и дал деру. Она за мной! Но я ухнул вниз в ущелье, прогрохотал по долине и был таков. А потом…

– Иду я по тропинке и слышу, кто-то горько так вздыхает, – подхватила Уэнни. – А никого не видно. Стала я окликать: кто тут так печалится и тоскует? Слово за слово, мы разговорились. Одинокий Гром рассказал мне про свою беду. Я и позвала его жить с нами.

– Смотри, узнает твоя Молния, где ты прячешься, вмиг спалит этот домишко со всеми его обитателями, – опасливо сказал Прохвостик. – Я-то, конечно, ничего не боюсь, но вот Уэнни и Уэн…

– Да откуда она узнает? – нахмурился Уэн. – Главное, сам не сболтни сгоряча. Поменьше разевай клюв.

– Это я-то болтун? – Возмущению Прохвостика не было предела. – Перекинусь с кем-нибудь словечком про хвост, про мой прославленный боевой хвост – и молчок. А вот вы, люди! Просто слов не подберешь, чтоб описать вашу глупость! Вот извольте, вчера ночью Уэнни, одна-одинешенька, стояла на дороге со свечой в руке. А кругом ни души.

– Уэн ушел в лес за хворостом и припозднился, – тихо сказала Уэнни. – Я испугалась, что он заблудился.

– Не суди о том, в чем ничего не смыслишь, Прохвостик, – сердито добавил Уэн. – Я и вправду заплутался в лесу, сбился с тропинки. Но увидел издали огонек свечи и выбрался из леса. Уэнни всегда зажигает свечу, чтоб я нашел дорогу.

– Лавочник дал мне целую связку свечей, – с гордостью сказала Уэнни.

– Чего только не наслушаешься в этом домике, – вздохнула тетушка Снигми, неохотно поднимаясь с лавки. Она давно уже сидела рядом с Уэнни, обнимая ее за худенькие плечи. – Однако надо идти, работа не ждет. Да, вот еще что, мои родные, никому не открывайте дверь. Ходит по городу нищенка-оборвашка. Говорят, она больна проказой, вся в струпьях да в коросте. Просит хоть глоток воды, но люди боятся ее, гонят прочь…

– Может, и моя матушка так же бродила по дорогам и просила подаяния, – тихо промолвила Уэнни и вдруг залилась горючими слезами.

– Не плачь, Уэнни! – Уэн бросился к девочке, ладонями вытер слезы с ее щек. – Я никому не дам тебя в обиду. А когда подрастем, мы с тобой поженимся, правда, Уэнни?

– Да, – ответила Уэнни, светло улыбаясь сквозь слезы. – Да, Уэн, так уж мы решили.

– Детки, милые детки… – Старая Снигми, охая и потирая поясницу, переступила через замшелый порог низкой двери.

– Поженимся! Какие глупости! – надменно чирикнул Прохвостик. Но тут же снисходительно добавил: – Хотя, пожалуй, так и быть, я прилечу на вашу свадьбу!

– А уж я громыхну как следует в вашу честь, – отозвался из угла Одинокий Гром.

– Еще чего! – нахально вскинул голову Прохвостик. – Кому нужен такой дурацкий гость?

– Не говори так, Прохвостик, – одернула его Уэнни. – Мы тебя любим, Одинокий Гром. Как же мы можем без тебя обойтись?

– Нет, вижу, я здесь на вторых ролях! – самолюбиво воскликнул Прохвостик. – В таком случае вы меня не скоро увидите… Впрочем, сегодня вечером я непременно к вам загляну. Оставьте мне хоть кусочек лепешки, бессовестные обжоры!

С гордым видом оглядев всех, Прохвостик взмахнул крылышками и скрылся за окном.

– Смотри, Уэн! – вскрикнула Уэнни. – Смотри, кто идет! Сдается мне, это та самая нищенка. О ней говорила тетушка Снигми!

По дороге, опустив голову, шла женщина, закутанная в темный изношенный плащ. Лицо скрывал низко опущенный капюшон. Руки, скрещенные на груди, были покрыты гнойными ранами.

– Несчастная, – прошептала Уэнни, невольно отшатнувшись от окна.

– Воды… Глоток воды… – еле слышно прошептала женщина. – Я умираю от жажды…

Уэнни сорвалась с места, зачерпнула глиняной кружкой воды из бадьи и бросилась к двери.

– Постой, Уэнни, я сам! – крикнул Уэн, но Уэнни уже выбежала из дома.

Еще издали она почувствовала смрадный запах от гнойных струпьев. Но, не думая ни о чем, девочка подбежала к нищенке и протянула ей кружку с водой.

Нищенка осторожно взяла кружку, стараясь при этом не коснуться руки девочки. Она отпила глоток, голос ее неожиданно окреп и зазвенел.

– Храни тебя Господь, мое доброе дитя! Выслушай мое печальное повествование. С юности меня поразил страшный недуг. Лицо и руки покрылись струпьями и язвами. Я была богата, но потратила все свое состояние, покупая самые редкие снадобья. Увы, ни один лекарь не мог мне помочь. Я превратилась в уродливое чудище. Не знаю, сколько лет я странствовала по дорогам, нищая и оборванная. Меня томила вечная жажда. Но встречные гнали меня со страхом и омерзением. Однажды в глухом лесу я набрела на хижину старого отшельника. Святой старец сказал мне: «Тебя исцелят жалость и сострадание». Лишь ты, моя милая девочка, единственная из всех не испугалась и пожалела меня. Я уже чувствую, раны мои затягиваются, утихает жгучая боль…