Мальчики - Страница 3
Директор подумал, что его приняли за извозчика, обернулся, чтобы что-нибудь сострить, и увидел перед лицом пистолет. Директор выронил барсетку и, угнувшись, полез из машины. В это время хлопнул выстрел.
Пробежав несколько шагов по улице, раненый упал.
Разбойник отнял деньги у второго коммерсанта, бросил на заднее сиденье курточку, которой прикрывал руку с оружием, и пересел за руль. Левой рукой он шарил под сиденьем в поисках оброненной барсетки, правой поворачивал ключ зажигания, а пистолет лежал на сиденье. Тут парень, которого грабили, не растерялся, схватил пистолет и спустил курок. Осечка. С пистолетом в руке коммерсант выскочил на остановку и стал звать на помощь, а грабитель с деньгами убежал.
По фотографиям в милиции потерпевшие опознали Жарова. А пуля, пробившее легкое директора фирмы, была выпущена из того же пистолета, которым убили женщину на улице Макаренко и подстрелили двух бойцов в Китаевке.
Милиция объявила очередную охоту на Жарова. Однажды, в окрестностях Китаевки, снайперу, кажется, удалось зацепить его пулей, но он опять убежал. В конце концов, несмотря на честь мундира, неуловимость Николая даже стал предметом шуток среди милиционеров. Действительно, какой-то доходяга с газовым пистолетиком морочил целую команду натасканных киборгов.
К голливудским подвигам Жарова прибавился ещё один эпизод.
Как-то, ещё летом, он купался со своей шайкой на карьере и, слово за слово, сцепился с каким-то наглым отдыхающим. Этот мужик хвалился, что он работает в УБОП. Николай также представился работником УБОП, пиная его ногами. После того, как милиционера с пляжа отвезли в больницу, его коллеги, разъезжая по городу, увидели возле одного из частных домов ту самую машину, какая, по описаниям потерпевшего, была у его обидчиков. Милиционеры вернулись с подмогой и обложили дом, в котором нелегальный Жаров как раз предавался любовных утехам с собственной женой.
Когда в дверь начали ломиться, Николай, кое-как одевшись, метнул стул в окно, выходящее в огород. Милиционеры бросились к этому окну, а беглец выскочил в противоположное. За ним погнались, но он побежал в парк через уличное кафе на площади Советско-Чехословацкой дружбы
(ныне Славянский бульвар), разбрасывая за собой стулья и пластмассовые столики, как в дурном боевике, и скрылся.
Прошло почти пять лет, прежде чем Жаров объявился снова. На этот раз его все-таки поймали. Об этом удивительном событии, как о виртуозной операции, отчитался через газету лично генерал Рожков, начальник областной милиции. И все же создавалось впечатление, что
Жарова взяли как-то с бухты-барахты, почти нечаянно.
Доносчик сообщил, что Жаров живет в Москве и работает… охранником в пункте обмена валюты одного из банков. Группа из четырех тульских милиционеров отправилась в Москву, чтобы проверить этот маловероятный факт, а заодно и арестовать Жарова, если информация подтвердится. Они нашли банк, указанный в доносе, заглянули в обменный пункт и действительно увидели в зале худощавого темноволосого охранника, похожего на Николая. Затем, к ужасу банковских девушек, решивших, что их грабят, бойцы ворвались в обменный пункт, заломали Жарова и надели на него наручники.
Если бы это был налет, то он прошел бы успешно. Жаров не отличался ни атлетизмом, ни боевой подготовкой, да и здоровье было разрушено тюрьмой.
Оказалось, что сразу после ограбления коммерсантов Жаров заскочил на квартиру в Пролетарском районе, собрался и уехал на маршрутке в
Москву. Здесь он остановился у своего двоюродного брата и устроился по его паспорту на работу. В милицейских реляциях указывалось поразительное внешнее сходство Жарова с его кузеном, хотя для такого нехитрого подлога было вполне достаточно, чтобы в паспорте не были изображены семидесятилетняя женщина или шестнадцатилетний мальчик.
Как бы то ни было, Жаров работал сначала на рынке, а затем, как обладатель московской прописки, устроился завхозом-охранником в элитную гимназию. Супруге двоюродного брата стал надоедать подозрительный постоялец, и Жаров снял квартиру. Он, как обычно, сошелся с женщиной гораздо моложе его, копил на машину и собирался жить долго, счастливо, а может и честно. Теперь он работал в банке, мимо него текли целые реки валюты, и он взирал на них глазами
Благоразумного Разбойника. По крайней мере – пока.
Жарова выдали, когда он успокоился и потерял бдительность. Ему сулили пожизненное заключение, не столько из-за убитой женщины, сколько из-за "посягательства на жизнь работников милиции". Его процесс получился не слишком назидательным, хотя, казалось бы, милиции удалось исполнить свою угрозу. То ли наши органы ещё не вполне овладели искусством саморекламы, то ли разучились устраивать показательные процессы. А может, им неловко было выставлять на всеобщее обозрение всю эту многолетнюю бестолковщину, которая завершилась нечаянным успехом.
Николаю дали двадцать лет заключения: восемь в тюрьме и остальные в лагере. Если доживем и не произойдет ещё чего-нибудь фантастического, то мы встретимся в 2025 году. Мне тогда будет семьдесят шесть лет, а Коле – семьдесят семь. Мы учились с ним в одном классе, но он старше меня почти на год.
Не знаю, как звали Жарова в тюрьме, а в классе его кличка была
Босс. Это слово казалось нам эффектным, а Коля признался, что так его для смеха прозвали большие деревенские ребята, потому что он был самый среди них маленький. Но Босс – это было солидное, парадное прозвище для внешнего пользования, а в более интимном кругу его называли Жарик. Когда не надо было выпендриваться и казаться мужественными, мы предпочитали уменьшительно-ласкательные варианты:
Жарик, Назарик, Хафизик.
Газетчица назвала Николая "мужчиной хлипкого телосложения", но он был самым сильным в нашем классе. Хотя и не самым большим.
Нашу школу только что открыли, ребята не знали друг друга, покусывались и обнюхивались, как щенки при знакомстве. Мы устроили в спортзале турнир по борьбе на матах, и Жарик заломал по очереди всех, а мне подстроил почетную ничью. Он также оказался самым метким метателем снежков, быстрее всех бегал на лыжах на физкультуре, съезжал с жуткого крутого склона оврага и прыгал с трамплина, где все остальные валились как кули.