Мальчик-менестрель - Страница 6
Теперь, когда его переход в семинарию был делом решенным, он развлекался сам и развлекал всю школу на свой особый лад. Для начала он узнал дату рождения отца Бошампа, заглянув в справочник «Кто есть кто», и специально к этому памятному дню сочинил, а потом перепечатал на машинке великолепное письмо от лица матери-настоятельницы соседней монастырской школы — почтенной немолодой дамы, редко появляющейся на людях.
Письмо было следующего содержания:
Если бы мне достало смелости, то я назвала бы Вас по имени, произнесла бы Ваше чудесное имя Харолд, поскольку теперь хочу признаться, что уже очень давно питаю к Вам глубокое, трепетное и страстное благоговение. Да, я часто наблюдаю из окна, как Вы стремительной походкой идете по нашей мощеной дорожке, любуюсь Вашей благородной, величественной и дородной фигурой и с замиранием сердца вспоминаю дни нашей юности, так как знаю Вас со времен своей молодости. Когда Вы, увенчанный научными наградами, покидали Итон, я была простой девушкой, учащейся расположенного неподалеку исправительного заведения под названием Борстал[13]. Какие совместные радости сулило нам будущее! Увы, Господь распорядился иначе. И вот сейчас, приняв постриг, я могу невинно и безгрешно поведать Вам о своей тайной страсти. И в ознаменование дня Вашего чудесного рождения я набралась смелости послать Вам праздничный торт. Интуиция — а может быть, и слухи — подсказывает мне, что, несмотря на строжайшие ограничения в еде, предписываемые Вашим орденом, Вы не отказываете себе в удовольствии полакомиться сладеньким.
Благослови Вас Господь, мой ненаглядный.
Я всегда буду воссылать за Вас молитвы — как утешение моей любви.
Обожающая Вас
Этот шедевр, передаваемый из рук в руки учениками школы и каждый раз встречаемый взрывами хохота, был наконец приложен к перевязанной ленточками коробке с огромным шоколадным тортом.
Затем коробку передали веселой маленькой толстушке из школы при монастыре, которую Десмонд привлек к осуществлению своего замысла. Именно она раздобыла для него листок фирменной монастырской бумаги, на котором и было напечатано письмо, и именно она в назначенный день позвонила в дверь школы Святого Игнатия и вручила подарок отцу Бошампу лично. Коробка была передана на глазах у всей школы, и вся школа затаила дыхание в предвкушении развязки.
Целый день все шло как всегда, то есть никакой реакции не последовало, но в пять часов, когда ученики собрались на вечернюю молитву, появился отец Бошамп, который должен был вести службу. Но прежде чем начать, он произнес, почти рассеянно:
— Фицджеральд, окажи мне любезность, встань, пожалуйста.
Десмонд смиренно повиновался.
— Ты — Десмонд Фицджеральд?
— Я всегда полагал, что так, сэр. Если я заблуждаюсь, можете меня поправить.
— Довольно! Фицджеральд, ты действительно считаешь меня «дородным»?
— Дородным, сэр? Это понятие включает множество значений — от избыточного веса до легкой благородной полноты, которая вполне пристала достойному прелату вашего ранга.
— Ах! Полагаю, ты знаешь или по крайней мере слышал о достопочтенной матери-настоятельнице соседней монастырской школы?
— Кто о ней не слышал, сэр?
— Ты можешь хоть на секунду поверить, что юные годы она провела в исправительном заведении под названием Борстал?
— Сэр, вы ведь, должно быть, и сами прекрасно знаете, что многие наши святые, являющиеся образцом благочестия и набожности, в далекой молодости были нечестивцами и правонарушителями, что не помешало их канонизации. Итак, даже если наша почтенная мать-настоятельница и попала по молодости в Борстал, кто осмелится первым бросить в нее камень?!
По нашим рядам прокатился сдержанный смешок. Мы прямо-таки упивались происходящим.
— Довольно, Десмонд! — По мягкости тона Бошампа было видно, что он не меньше нашего наслаждается словесной дуэлью. — Довольно, сэр. Даже если оставить тему Борстала в стороне, неужели вы считаете возможным, что такая почтенная и безгрешная дама способна лелеять тайную страсть к мужчине?
— Я ни в коем случае не стал бы отрицать такой возможности, сэр!
— Что!
— Слово «страсть», так же как и ваша дородность, — тут вся школа, более не в силах сдерживаться, прямо-таки полегла от хохота, — имеет множество значений. Оно подразумевает вспышку не только любви, но и страстей, то бишь гнева, который может вас охватить, Боже упаси, если я, паче чаяния, осмелюсь вам досаждать. И тогда я вернулся бы к своей дражайшей матушке в слезах и воскликнул бы: «Любезная моя матушка, я вызвал у нашего дорогого отца Бошампа, нашего всеми любимого префекта по учебной работе, вспышку страстей, то бишь гнева!» — Тут Десмонд сделал театральную паузу, чтобы смысл его речи дошел до присутствующих, которые от смеха уже бились в истерике, а потом продолжал: — Или же, сэр, слово это весьма употребительно в случае, когда молодая очаровательная женщина гордо входит в комнату с корзиной роз и говорит своему другу: «Дорогой, у меня какая-то страсть к розам. Я их просто обожаю». Или же, напротив, когда муж-подкаблучник заявляет своей супруге: «У тебя прямо-таки страсть к обновкам, будь ты проклята! Только полюбуйся на счет от модистки!» А вот еще…
— Довольно, Десмонд! — Отец Бошамп взмахом руки утихомирил разошедшихся учеников. — Скажи, это ты написал письмо, приложенное к торту?
— Наводящий вопрос, сэр. И даже в зале суда мне непременно предоставили бы определенное время, чтобы поразмыслить и хорошенько его обдумать либо при необходимости посоветоваться со своим адвокатом… — Неожиданно Десмонд замолчал. Он почувствовал, что извлек из ситуации все, что мог, чтобы позабавить аудиторию, и если вовремя не остановиться, можно только испортить полученный эффект. А потому он склонил голову и смиренно произнес: — Да, это я прислал вам торт, сэр. И я же сочинил письмо. Я сделал это ради забавы, сэр. Если мой поступок рассердил вас, я приношу свои извинения и готов понести заслуженное наказание. Я уверен, что каждый из нас, кто принимал участие в глупой шутке, сейчас искренне раскаивается. Смею только надеяться, что вам понравился торт.
В зале наступила мертвая тишина. Казалось, было слышно, как муха пролетит. Затем Бошамп начал говорить.
— Десмонд, я с большой долей уверенности и без тени сомнения могу предсказать, что ты, если, конечно, не собьешься с пути, закончишь свои дни принадлежащим к ближнему кругу кардиналом в Ватикане. Ты обладаешь необходимым для этого умением дипломатично уходить от прямого ответа, что чрезвычайно приветствуется в сем августейшем органе управления. Тем не менее поскольку ты, как ученик, все еще находишься под моим началом, то заслуживаешь наказания. Твое наказание будет заключаться вот в чем… — Тут Бошамп сделал драматическую паузу, и зал замер. — В следующий раз пришлешь мне вишневый торт. Мне он нравится больше, чем шоколадный.
Это был мастерский ход. Бошамп знал, как держать в руках мальчишек. Мы в едином порыве повскакали с мест и по знаку Десмонда наградили префекта по учебной работе бурными аплодисментами.
В преддверии близких каникул и учителя, и ученики были в прекрасном расположении духа. Мы только что выиграли полуфинал у известной школы «Аллан Гленс», славящейся своей сильной командой, встречи с которой изрядно опасались. С каким удовольствием я вспоминаю ту памятную игру, проходившую на поле прославленного Кельтского клуба солнечным погожим вечером на коротко подстриженной гладкой зеленой лужайке, так хорошо подходящей для нашей стремительной игры, во время которой каждый член нашей команды демонстрировал прекрасную форму; помню радость победы и приветственные крики, когда мы шли в раздевалку, где ликующий отец Джагер стиснул меня в крепких объятиях.
Самое большое наше препятствие было устранено, мы вышли в финал; нашим противником должна была стать малоизвестная команда из начальной школы, так что ни у кого не оставалось сомнений, что желанный приз у нас в руках. Я тогда был в большом фаворе, и даже отец Бошамп, человек далекий от спорта, при встрече в школьном коридоре одаривал меня широкой улыбкой.