Мальчик-менестрель - Страница 21
Десмонд тут же вскочил на ноги и по винтовой лестнице поспешил подняться на хоры. Там группа мальчиков разучивала гимн под руководством какого-то молодого человека, но при неожиданном появлении Десмонда все сразу же замолчали.
— О, пожалуйста, продолжайте, Продолжайте. Простите, что помешал вам. — С этими словами Десмонд подошел к молодому человеку и протянул ему руку: — Я отец Десмонд Фицджеральд.
— А я Джон Лавин, школьный учитель, святой отец. Мы здесь обычно репетируем.
— Ради бога, простите меня, — произнес Десмонд. — У меня просто нет слов. Я не ожидал услышать столь прекрасное пение… и этот необычный, чудесный гимн в таком захолустье, как Уэксфорд.
— Это все благодаря госпоже Донован, отец мой. Она любит красивые мальчишеские голоса и, само собой, организовала здесь хор мальчиков.
— Вы замечательно их подготовили. Вам удалось добиться удивительной слаженности.
— Благодарю вас, святой отец, — улыбнулся молодой человек и, помедлив, добавил: — Если у вас, когда будете посещать прихожан, вдруг выдастся свободная минутка, может, заглянете к нам с женой, посмотрите на нашего первенца. — Он застенчиво улыбнулся. — Мы им так гордимся.
— Всенепременнейше, — Десмонд даже позволил себе произнести ирландскую идиому, пожал руку учителю, улыбнулся мальчикам и все еще под впечатлением от увиденного и услышанного вышел из церкви.
Когда он вернулся в дом священника, в холле его встретила миссис О’Брайен.
— Каноник вернулся, отец Десмонд. Вы сможете встретиться за ужином. Я уже накрываю на стол. Сделайте одолжение, пройдите в столовую, я там камин разожгла — специально для вас.
Десмонд вымыл руки и прошел в просторную столовую, где огонь от горящих брикетов торфа освещал красивую старую мебель красного дерева: стол, стулья и буфет. Из окон с двойными рамами открывался потрясающий вид на море вдали, поля и леса, а также на виднеющуюся сквозь деревья крышу большого особняка.
— Вам нравится вид, отец Десмонд?
Вопрос задал каноник Дейли. Это был крепко сбитый коренастый человек с мощными руками и плечами разносчика угля, но без намека на шею и с утопающей в плечах круглой, как ядро, словно присыпанной пеплом головой, которую украшала красная четырехугольная шапочка с помпоном. Выражение его кирпично-красного лица с глубоко посаженными честными голубыми глазами было открытым и простодушным, хотя каноник и пытался придать ему некоторую значительность.
— Мне очень нравится вид, каноник. Но еще больше мне понравилась ваша величественная и такая изысканная церковь. Она меня просто потрясла.
— Да, здесь уж ни прибавить, ни убавить. Я очень рад, что вы решили начать с посещения церкви.
В это время миссис О’Брайен принесла ужин: внушительный кусок говядины и отдельно картофель и зеленые овощи.
— Присаживайтесь, — предложил Десмонду каноник.
Каноник занял свое место во главе стола, взял разделочный нож для мяса и принялся так энергично им работать, что вскоре перед Десмондом уже стояла полная тарелка тонко нарезанной говядины, рассыпчатого картофеля и капусты нового урожая.
— Еда у нас здесь простая, зато сытная.
— Да что вы, еда просто восхитительная, — ответил Десмонд с набитым ртом.
За время путешествия он успел здорово проголодаться и теперь набросился на то, что лежало перед ним на тарелке, с не меньшим энтузиазмом, чем сам каноник, которой украдкой бросал на Десмонда довольные взгляды.
— А я-то боялся, что вы окажетесь одним из этих избалованных приверед, которым все не этак и все не так. По правде говоря, я ожидал увидеть изнеженного римского хлыща. А вы совсем другой.
— Каноник, я вовсе не итальянец, а простой ирландец, долгое время живший в Шотландии.
— Да что вы говорите! Вот так-так, ведь и я тоже. Я восемнадцать лет прожил с родителями в Уинтоне, прежде чем они вернулись на родину. Но вы, видно, и сами догадались об этом по моей манере говорить.
— Каноник, благодаря вашему акценту я чувствую себя здесь как дома, и он прекрасно сочетается с вашей недюжинной силой.
Когда они отдали должное основному блюду, миссис О’Брайен убрала со стола, принесла большую тарелку с яблочным пирогом и незаметно удалилась.
— Приятель, ты, похоже, успел найти подход к нашей миссис Оу-Би. Когда я вернулся, она была прямо сама не своя, все нахваливала тебя. — Каноник отрезал Десмонду огромный кусок сочного пирога, при этом не обидев и себя. — А ее мнению я очень доверяю. Она уж без малого как двадцать лет при мне и ни разу меня не подвела.
— Но ваша церковь, каноник… Какая великолепная церковь! Как, во имя всего святого, вам удалось получить такую? Я ведь прекрасно знаю ирландцев и Ирландию. Такую церковь не построишь на те жалкие гроши, что может дать Килбаррак.
— Твоя правда, приятель. Ее и за десять лет не построить, даже если собрать все гроши из всех кружек для пожертвований по всей стране. — Справившись с десертом, каноник подошел к буфету, достал стоявшую там на самом виду бутылку и налил себе ровно на два пальца янтарной жидкости. — Я всем обязан вот этому и самой чудесной, праведной, милостивой и щедрой женщине во всей Ирландии.
Десмонд, сгорая от любопытства, следил за каноником, который внимательно изучал содержимое стакана.
— Я не разрешаю держать дома спиртное, приятель. Но я старый человек, а это меняет дело. Я позволяю себе выпить только раз в день — причем всегда на два пальца и ни каплей больше — «Маунтин дью».
Вконец заинтригованный Десмонд не осмелился донимать каноника расспросами, а тот сделал глоток «Маунтин дью», с шумом втянул в себя янтарную жидкость и, аккуратно поставив стакан, произнес:
— Самый замечательный, самый чистый, самый отборный и чертовски дорогой солодовый виски в мире. Произведен с добавлением лучшей торфяной воды, разлит по бутылкам на лучшем донегалском[30] перегонном заводе, выдерживается не меньше шести лет и, наконец, продается через дублинскую контору по всему миру тем, кто ценит все самое лучшее. И принадлежит это хозяйство целиком и полностью милейшей даме, которая лично спланировала и на свои деньги построила и украсила нашу замечательную церковь.
Произнеся эту пламенную речь, каноник сделал еще один глоток и ласково посмотрел на Десмонда, который, в свою очередь, тихо сказал:
— Как замечательно с ее стороны! Она, должно быть, на редкость щедрая старушка.
При этих словах каноник зашелся в приступе гомерического хохота, к его веселью присоединилась и миссис О’Брайен, которая как раз вошла в столовую, чтобы убрать со стола остатки десерта.
— Ага, невероятно щедрая, — сказал каноник, когда тишина в комнате была восстановлена. — Мне даже страшно сказать, во что все это обошлось. Вот только одно, к сожалению, осталось сделать. И то по чистому недосмотру. Ты обратил внимание на алтарную преграду?
— Конечно, обратил, каноник. Очень старая, деревянная. Довольно неуместная.
— Ты правильно подметил. Но ничего, приятель, в самое ближайшее время я ее заменю на такую, что будет достойна такой церкви. Сейчас преграда — моя самая главная задача. И я при каждом удобном случае намекаю на это госпоже Донован.
— Госпоже Донован! — эхом откликнулся Десмонд.
— Тебе что, знакомо ее имя?
— Ни разу не слышал, пока не приехал сюда.
— Ну, теперь будешь часто его слышать. Это ведь на ее особняк ты сейчас смотришь из окна. Кстати, у нее имеется еще и прекрасный дом в Швейцарии.
— Но почему в Швейцарии?
— Налоги, — со значением произнес каноник, понизив голос и для пущего эффекта подмигнув левым глазом, видневшимся над стаканом, а потом, когда Десмонд переварил услышанное, добавил: — Она не только чудесная, разносторонняя, талантливая леди, но еще и самая настоящая деловая женщина с крепкой хваткой, каких разве что в лондонском Сити и встретишь. Если бы ты знал ее историю, понял бы, что я говорю чистую правду. — Каноник замолчал и в полной тишине с удовольствием прикончил свой стакан «Маунтин дью», а затем уже другим тоном продолжил: — А теперь вот что, приятель. Пока я тебя ждал, не сомневался, что меня ждет тяжелый случай. И собирался обойтись с тобой соответственно. Однако, как я теперь вижу, проблема лишь в том, что ты там, у себя в Риме, слишком уж увлекся светской жизнью. Ходил на всякие там вечеринки, где веселятся богатые, — тут каноник бросил взгляд на миссис О’Брайен, — старухи. По правде говоря, ты, как я вижу, немного повеса. А потому мой приказ таков: без моего разрешения никаких приглашений не принимать, и если ты внимательно посмотришь на мое старое уродливое лицо, сразу поймешь, что я человек, которого надо слушаться беспрекословно.