Максим Горький в моей жизни - Страница 134

В одном педагогическом журнале обсуждался вопрос, как называть учеников: "ребята", "товарищи" или просто "Ваня", "Коля". А почему не понимают того, что ребенок в школе обязательно гражданин? Я десятилетнего ребенка называл товарищем, особенно когда к нему обращался по делу. Гуляя в парке, я мог назвать его Петей. А когда он провинился, я говорил: товарищ Федоренко, получите два часа ареста. Это не значит, что при других обстоятельствах вы не можете назвать его Петей, а такой стиль подчеркивает, что это не игра, что это государственное дело. Главнейший метод, в котором меня обвиняли всегда, - это военизация. Меня называли жандармом, Аракчеевым и т.д. Все же я 16 лет не отказывался от "военизации". Только на 16-ом году я нашел у Энгельса место, где было написано, что в школе должна быть проведена правильная военизация. И когда я показал это людям, которые наызвали меня жандармом, они просто онемели.

Я противник муштровки. Вот иногда водят детей в раздевалку парами. Это совсем лишнее. Когда у вас дисциплинированный коллектив, в приказе пишется: одеваться по порядку такому-то классу за тким-то классом, наблюдение поручается такому-то. И каждый знает, когда ему идти одеваться. При таком порядке вовсе не нахо ходить в гардеробную парами...

Я в Кисловодске 7 Ноября 1938 г. наблюдал, как одна школа беспорядочно строилась на демонстрацию, причем это не было злым умыслом, просто они не могли построиться. А когда построились, учителя стояли и смотрели, чтобы не разбежались. Это не "военизация". Вот так называемая военизация: марш, стройся, минута - равнясь, справа по 6. Построились. Спрашивают: "Долго будем здесь стоять?" - "2 часа". - "Разойдись". Ребята расходятся, покупают конфеты, мороженое. Но вот трубач дал сигнал, прибежали строятся.

Это свобода для учителя и учеников, а вовсе не муштровка.

Я не знаю, как у вас собираются общие собрания. Я знаю, как собираются писатели. Прямо скажу: никакой военизации нет. Получают повестку, собрание назначено на 6 часов. Это значит, надо сесть и долго размышлять, когда же начнется общее собрание. Все прекрасно знают, если написано в 6 часов, то оно начнется в 7. Но все опаздывают на час и придут к 8 часам. Следовательно, надо на собрание идти к 8 часам. В повестке написано в 7, собрание начнется в 9 с половиной. "Почему вы пришли в 9 с половиной?" спрашивают писателя. "Потому что я знал, как все наши запаздывают", отвечает он. Время здесь перестает действовать. Шесть часов превращается в пустой звук. И если так будет продолжаться дальше, то, чтобы собрать собрание в 7 часов, надо будет писать, что собрание назначается в 12 часов дня.

А вот "военизация" приучила коллектив учителей собираться точно. Я 16 лет каждый день принимал рапорт командиров, а рапорт отдавался обычно в 9 часов. Кончился день - дежурный командир дает сигнал. И я, начальник учреждения, ни разу не опоздал. Ни одного раза не позволил себе опоздать. И все командиры всегда вовремя были на месте.

"Военизация" позволяет воспитать движение. А движение - это не такой пустяк. Умеет ходить, умеет стоять, говорить, уметь быть вежливым - это не пустяк. Можно не сомневаться, что такой коллектив производит сам на себя впечатление коллектива обещающего.

Вот в коммуне им. Дзержинского запрещалось держаться за перила. Стало обычаем не ходить возле перил. Командир говорит новеньким: отвечайте так-то, ведите себя так-то. А теперь запомните: за перила не держитесь. И я видел, как люди уже пожилые и менее пожилые пробовали сходить по лестнице, не держась за перила, и как они от этого молодели, становились грациознее. Попробуйте вы так сделать, и вы станете грациознее.

И такая организация не муштровка. В коммуне было правило: дежурным командиром назначить обыкновенного мальчика 15-16 лет, он отличался от других только шелковой повязкой. И вот сделался обычай отвечать на него распоряжение: "Есть, товарищ командир". И в этом была своя логика. Дежурный командир ни с кем не разговаривал, ему некогда было долго разговаривать; выслушал... и уходи.

Умение встать тоже много значит. Если воспитанник пришел к убеждению, что перед директором надо стоять смирно, - значит, он признал закон коллектива.

Я допускал некоторые особые приемы, напоминающие игру в "военизацию". Для своего кабинета я выделил самую большую комнату, обставил ее диванами, и любой коммунар мог присутствовать здесь, мог читать, мог слушать, что говорят. Имел полное право сделать это. И тут не нужно было никому ни перед кем тянуться. А когда я его призывал, он стоял передо мной так, как нужно.

И наконец, последнее - о стиле. Это внешняя игра. Ведь мы все, взрослые, в жизни играем. Тот - особенный воротничок сделает, особенные очки наденет, в которых ему кажется, что он походит на профессора. У другого - прическа, как у поэта. А когда вам подадут на экскурсию ЗИС, вы воображаете себя несколько "обуржуазненным". А дети? Как ребенок играет, так и будет работать. Сама детская жизнь должна быть игрой, а вы с ними должны играть, и я 16 лет играл. Эта игра педагога - серьезная, настоящая деловая игра; она делает жизнь красивой. Что такое красивая жизнь? Жизнь, связанная с эстетикой. Детский коллектив должен жить красиво, игра должна наполнять каждую минуту. "Военизация" в детском учреждении - это один из видов игры. Когда-то мои ребята ходили на работу в поле, огород, в цехи и каждую неделю совет командиров издавал приказ, который начинался одной и той же фразой#7. Каждый воспитанник знал свое рабочее место, за которое отвечал, на котором квалифицировался. Каждый слышал каждое утро эту фразу приказа. И так было в течение многих лет.

Это игра. И такие элементы игры надо беречь. Изобретать надо так, чтобы детям казалось, что они изобретают. Такая же игра - сторожевой отряд. Вы думаете, что коммуну надо было охранять? Коммуна была НКВД, кто посмел бы ее ограбить. А мы нарочно денежный ящик, сейф, держали в вестибюле при входе, и часовой с винтовкой дежурил день и ночь. Когда я говорил об этом учителям, они удивленно спрашивали: "И девочки стояли, и маленькие стояли?"

Да, и ночью стояли. Вся коммуна спит, а он один стоит с винтовкой, и дверь не заперта. Я говорю одному директору в Москве: "Неплохо было бы, если бы у вас сами дети охраняли школу". Он говорит: "Да они же будут бояться, мать не пустит". А детишки, которые слышали слова директора, как закричат: "Пусть попробует не пустить!".

Что такое храбрость? Человек боится, но делает то, что нужно делать. Я прихожу в 12 часов ночи в вестибюль, стоит мальчик с винтовкой. Спрашиваю его: "Боишься?" - "Нет". Да и бояться нечего, потому что всблизи есть старшие коммунары. Этои игра, но ответственная игра. Человек учится преодолевать страх.

Некоторые так рассуждают: надо закалить ребенка. Это очень полезно, но только чтобы без закалки, чтобы само собой выходило. Уговаривают: вы, ребята, должны быть закалены, вы ничего не должны бояться. А как дойдет до дела, когда можно закаливать ребенка, заявюляют: он испугается, мать не пустит и т.д.

Я уже рассказывал как-то такой совершенно необычный случай, когда ученик выстрелил в учительницу. Меня в этой тяжелой истории заинтересовал не ученик, он, может быть, шизофреник, может быть, подослан врагами. Меня заинтересовал класс. Класс испугался, не смог помешать ему.

Пусть бы кто-нибудь попробовал в коммуне войти в класс с винтовкой. Кто мог разрешить ему стрелять? А вот там испугались.

Заботиться о воспитании смелости педагог обязан. И чувство страха надо преодолевать при помощи игры. Другой большой вопрос: в школе надо должна быть высокая требовательность. Я благодарен коммунарам: они понимали значение требовательности и меня во многих отношениях воспитали.

Вот, скажем, соревнование. Я требовал много, и требовал весь коллектив. Соревнование было поставлено без договоров парных, а было общее постановление всех классов, отрядов по всем показателям: быть вежливым, вести себя хорошо и т.д. Я имел карточку и учет, и лучший отряд, победитель месячного соревнования, получал премию: 6 билетов в театр, каждый день на весь отряд, на 30 человек, и право убирать места общего пользования.