Майор запаса - Страница 17

— Все будет хорошо, па, — сказал Диего, стараясь убедить в этом не только отца, но и себя самого. Но по сравнению с бешеным свистом ветра голос Диего даже для него самого прозвучал не громче комариного писка.

Они ползли к клочку тени, резко выделявшемуся темным пятном на равномерно-белом склоне холма. Снег не оседал перед этим местом — его сносило, сдувало ветром куда-то в сторону.

Отец вытащил из кармана лазерный пистолет и хрипло проговорил:

— Дикие.., звери, — и они вползли в отверстие. Пробравшись внутрь, они прижались друг к другу, слушая, как метель ревет и воет снаружи. Диего показалось, что отец за несколько минут стал в два раза старше — так плохо он выглядел. Густые черные волосы отца покрылись белой ледяной коркой. Широкие черные брови, благодаря которым взгляд темных отцовских глаз обычно казался таким проницательным, тоже сделались мертвенно-белыми из-за намерзшего на них снега и льда. Выражение лица у него было не то чтобы испуганным, а скорее удивленным, а из ссадины на лбу снова полила кровь, причем довольно обильно. У самого Диего лицо тоже было мокрым, как и капюшон его парки. Он сообразил, что это, наверное, оттого, что здесь, в устье пещеры, воздух теплее, чем снаружи.

— Папа, давай пойдем туда, поглубже внутрь. Там тепло. Пойдем, пересидим в тепле, пока не уляжется метель.

Сейчас Диего чувствовал себя скорее отцом собственного отца, а не его сыном, и от этого ему было очень страшно. Это было так же страшно, как попасть в снежную бурю. Но отец кивнул немного скованно и пошел за сыном.

Какое-то время проход, по которому они шли, был очень узким и круто спускался вниз. Отцу иногда приходилось ползти на коленях и протискиваться боком, чтобы не застрять. Зато вскоре стало так тепло, что Диего даже снял шапку, шарф и рукавицы и засунул все это в карман, а парку расстегнул. И еще — к этому времени Диего услышал странное гудение, которое доносилось изнутри пещеры. Это было похоже на звук, издаваемый при работе какой-то огромной машиной. Судя потому, что Диего знал об этой планете, вполне могло быть и так. Ведь Компания сотворила эту планету, разве нет? По крайней мере, они так утверждали, хотя сам Диего считал это чертовски странной причудой — создавать планету с таким неприветливым климатом.

Проход резко повернул направо, потом налево и, похоже, закончился тупиком. Диего ощупал стену, перегородившую проход. Поверхность стены под его пальцами оказалась покрытой какими-то странными канавками и зубчиками. Похоже было на то, что эти непонятные желобки извивались в определенном причудливом узоре.

От его прикосновения стена подалась вперед, и внутри ее возник необычайный, сверхъестественный свет, лучи которого потянулись навстречу Диего. Диего прошел сквозь податливую стену и оказался в комнате, по центру которой располагалось озеро с бурлящей жидкостью огненно-алого цвета. Стены комнаты светились загадочным фосфорическим светом. Здесь корни деревьев и камни сливались воедино и переплетались удивительными, ни на что не похожими узорами, в которых угадывались непропорционально вытянутые, грубо упрощенные фигуры людей и животных. А звук, который Диего услышал еще в проходе, здесь звучал так громко, так безупречно и прекрасно, что юноша даже подумал, что слышит голоса ангелов, о которых читал однажды в книжке... И эти ангелы разговаривали с ним... Диего вслушивался так внимательно, что не услышал, как вскрикнул его отец.

На следующее утро Яну разбудила кошка. Зверушка стояла у кровати на задних лапах и всякий раз, как только Яна пыталась снова погрузиться в сон, кошка тыкалась мокрым носом ей в лицо. Яна уже всерьез решилась зашвырнуть надоедливого зверька в дальний угол комнаты, но потом ей в голову пришло, что им обеим не мешало бы чего-нибудь поесть. Вряд ли стоило подвергать кого бы то ни было телесным наказаниям за справедливые, в общем-то, требования.

В вещмешке у Яны был складной котелок, а в термосе, который дала ей напрокат Банни, еще оставалась вода. Яна поставила на печку котелок с водой и вынула из сетки за дверью одну из рыбин. Но что делать со всем этим дальше — она не имела ни малейшего понятия.

В багажной сумке у нее оставались еще питательные таблетки. Так что Яна попросту проглотила одну зеленую и одну розовую и пристроила рыбину на печку, чтоб оттаяла. Когда рыба размерзлась и провоняла своим запахом всю комнату, Яна отдала ее кошке, которая уже пританцовывала от восторга, предвкушая роскошное угощение.

— Только не рассказывай Шимусу, — предупредила Яна кошку. — Я так думаю, он хотел бы, чтоб я сварила или еще как-нибудь приготовила эту рыбу. Но — между нами, девочками, — я никогда в жизни не училась готовить еду. Я просто заталкивала в глотку нужные пищевые пилюли, вот и все.

Кошка понимающе посмотрела на нее прищуренными глазами, не прекращая в то же время урчать и мурлыкать над рыбой и всем своим видом словно говоря:

"Твоя потеря — моя находка”.

Яна привыкла к тесным, маленьким жилым помещениям в окружении неблагоприятной внешней среды, однако сейчас почувствовала, что, несмотря на свою болезненность и утомляемость, она просто физически не сможет высидеть в закрытом помещении более двух часов подряд. Снаружи было очень холодно, а одежды, которые ей придется надевать, чтобы выйти на улицу, были тяжелыми и громоздкими — зато там она, бог даст, сможет хоть немного подышать свежим воздухом.

В течение тех нескольких часов, когда солнце показывается на небе и когда небо становится ярко-голубым, а снег искрится и сверкает, Яна не могла бы заставить себя сидеть дома даже под страхом смертной казни. Поскольку на этой планете континенты располагались только поблизости от полюсов, то смена светлого и темного времени здесь в точности соответствовала режиму освещенности в полярных районах Земли. Полярные день и ночь тянулись непрерывно по несколько месяцев. Яне сильно повезло — она попала на Сурс как раз в самом конце темного времени года и еще застала хоть какое-то различие между днем и ночью, хотя, конечно же, и не такое, к какому она привыкла на космических кораблях Компании, в условиях искусственной регуляции суточного цикла.

Яна заметила, что кто-то быстро скользит на длинных лыжах мимо ее домика. Она бросилась на улицу, даже не надев шапки, чтобы узнать, где этот человек раздобыл лыжи.

Паренек, который катался на лыжах, мгновенно залился краской смущения, услышав ее вопрос.

— Они... Их... Их тут у нас делают, вот! — сказал он наконец, но Яна успела разглядеть на лыжных ботинках клеймо Интергала.

— А можно купить пару лыж в магазине Компании, ты не знаешь? — спросила она, думая про себя, что этот чертов магазин надо будет еще найти.

Мальчишка не сказал больше ни слова, развернулся и припустил обратно со всей скоростью, на какую был способен. Это окончательно убедило Яну в том, что лыжи не только не сделаны на Сурсе, но и не продаются в магазине Компании: скорее всего их потихоньку “умыкнули” с космобазы.

В одном из домов дальше по улице открылась дверь, и оттуда вышел закутанный в меха человек со свертком в руках. Фигура этого человека, гораздо более объемистая и массивная, чем у большинства прочих, показалась Яне знакомой. Она шла прямо к Яне, плавно покачиваясь и переваливаясь с ноги на ногу — это была Эйслинг, мастерица по изготовлению теплых одеял, с которой Яна познакомилась у Клодах.

— Привет тебе, Яна'! — поздоровалась Эйслинг.

— О... Привет и тебе, Эйслинг. Послушай, я тут пытаюсь сориентироваться в поселке. Ты не покажешь мне, где у вас тут магазин?

— Покажу, конечно. Это вот туда, налево. Только что тебе там понадобилось?

— Да, в общем-то, ничего. Просто хотела узнать, что там вообще продается.

— Не так уж много чего, но все равно пойдем, я тебя провожу. Мы стараемся делать то, что нам нужно, из того, что можно найти на планете. Иногда мы даже выставляем свои изделия в магазине Компании в обмен на то, чего нельзя сделать своими руками. Впрочем, наши товары никогда не залеживаются на магазинных полках. Я так думаю, их перепродают втрое, а то и вчетверо дороже того, что платят нам, — на кораблях, на космических станциях или в других колониях. Поэтому мы в основном обмениваемся прямо друг с другом тем, что у каждого из нас лучше всего получается делать. К примеру, я могу обменять одно из моих одеял на хороший нож из тех, что делает Шимус, а Шинид может продать четверть лосиной туши, которую она добудет на охоте, за шерсть горных овец, нужную мне для работы, или за тюлений жир для светильников — столько, сколько понадобится нам обеим. Старая Этне Накнек вяжет отличные свитера и часто выменивает за них еду и дрова. И все мы вымениваем шкуры, чтобы шить из них обувь и одежду. А если бы мне удалось раздобыть где-нибудь настоящую материю, я пошила бы из нее очень красивые наряды для лэтчки. Раньше у нас так и было, но с тех пор как невоенным людям запретили входить на космобазу, материи нам больше не достать.