Магнификат (Песнь Богородицы) в переводе с комментариями - Страница 4
Теперь можно судить, насколько мир полон ложных проповедников и святых, много проповедующих бедному народу о добрых делах. Конечно, есть некоторые, кто проповедует о добрых делах правильно (большая часть проповедует человеческое учение, которое сами выдумали и вознесли), но даже лучшие из них, к сожалению, находятся далеко от истинного пути. Они увлекают народ в сторону, уча творить добрые дела и вести праведную жизнь не ради благости Божьей, а для собственной пользы. Ибо если бы не было рая и ада, если бы Божья благость не давала преимуществ, они не любили и не славили бы её. Они лишь самолюбивые и наемники, рабы, а не дети, чужие, а не наследники. Они превращают себя в божков, которых Бог должен любить и славить, делать им то, что они должны бы делать Ему. У них нет духа, Спаситель для них не Бог, а Его блага, которыми Бог должен им служить. Это дети Израиля, которые в пустыне не хотели довольствоваться манной, а требовали мяса, лука и чеснока (4 Книга Моисея, Числа 11:4 и далее).
К сожалению, весь мир, все монастыри и церкви полны такого народа. Они ходят в своем ложном, извращенном, неправедном духе и заставляют других делать то же. Они возносят добрые дела так высоко, что надеются заслужить ими рай, хотя одна только благость Божья должна быть проповедуема и ценима превыше всего. Мы должны знать, что как Бог из одной лишь благости без всяких заслуг спасает нас, так и нам следует творить дела, не ища вознаграждения и пользы, желать только Его благоволения, не заботиться о награде - она придет сама. Как невозможно, чтобы награда не пришла, когда мы поступаем праведно в чистом, праведном духе, так неизбежно Бог отвергнет самолюбивый, нечистый дух и не даст ему никакой награды. Это подобно тому, как если бы сын-наследник служил отцу даром, только ради отца. Если же сын служит отцу ради наследства и имения, он достоин осуждения и должен быть отвержен.
Что призрел Он на смирение (малость) рабы Своей, Ибо отныне будут ублажать Меня все роды.
Некоторые переводят слово "humilitas" как "смирение", как будто Дева Мария приводит свое смирение в пример и хвалится им. Отсюда некоторые прелаты называют себя "humiles" (смиренные), что весьма далеко от истины, потому что перед Богом никто не может хвалиться добрыми делами без греха и порока. Перед Ним нельзя хвалиться ничем, кроме Его благости и милости, явленных нам недостойным, где не наша, а Божья любовь и слава нас наполняют и сохраняют. Как учит Соломон в Прит. 25:6 и далее, "не величайся пред лицом царя, и на месте великих не становись; потому что лучше, когда скажут тебе: "пойди сюда повыше", нежели когда понизят тебя пред знатным, которого видели глаза твои". Разве можно приписывать чистой, праведной Деве расчетливость и высокомерие, говоря, что она хвалилась перед Богом своим смирением, которое есть высочайшая добродетель? Никто не хвалится смирением, кроме закоренелых гордецов. Один Бог знает, что такое смирение. Он один рассуждает о нем и являет его, так что человек истинно смиренный менее всего знает о смирении.
В Писании "humiliare" обычно означает "унижать", "уничтожать". Поэтому христиане много раз называются в Писании "pauperes, afflicti, humiliati", то есть, "бедные, ничтожные, униженные". Как говорит Пс. 115:1, "я сильно сокрушен". Так, "humilitas" означает ни что иное, как презренное, недостойное, низкое существо или состояние. Таковы бедные, больные, голодные, жаждущие, плененные, страдающие и умирающие люди, таким был Иов в искушении и Давид, изгнанный из царства, и Христос, переносивший невзгоды вместе со всеми христианами. Это те униженные, о которых выше было сказано, что Бог взирает в глубины, а глаза человеческие - в высоту, на привлекательное, блестящее, роскошное. Поэтому Иерусалим называется в Писании (Зах. 12:4) местом, над которым отверсты очи Господа, то есть, христианство лежит в глубинах, презираемо миром, поэтому Бог постоянно смотрит на него. Как сказано в Пс. 31:8, "буду руководить тебя, око мое над тобою".
Так же и Павел говорит в 1 Кор. 1:27: "Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднит значащее, - для того, чтобы никакая плоть не хвалилась перед Богом". Он ввергает мир со всей его мудростью и богатством в безумие и дает другую мудрость и богатство. Поскольку Богу свойственно взирать в глубины, на презренное, я перевел слово "humilitas" как "ничтожность", "презренность", чтобы передать мысль Марии: "Он призрел на меня, бедную, презренную, ничтожную рабу, хотя мог выбрать из богатых, благородных, могущественных дочерей царских и княжеских. Он мог бы, например, избрать дочь Анны или Каиафы, занимавших высокое положение в стране, но Он остановил свои светлые и благие очи на мне, малой и отверженной, чтобы никто не хвалился, что достоин награды. Я тоже признаю, что это не моя заслуга, а одна только милость и благодать".
Мы уже довольно много говорили о том, как нежная Дева, ничем не выделяющаяся и невысокого положения, сподобилась великой чести, что Бог милостиво призрел на неё. И поэтому она не хвалится ни своим достоинством, ни своим недостоинством, но только Божьим вниманием, что Он был так милостив и благ, что призрел на ничтожную рабу. Потому несправедливы к ней те, кто говорит, что она хвалилась не своим девством, а своим смирением. Она не хвалилась ни девством, ни смирением, а тем, что Бог милостиво призрел на неё. Поэтому главное здесь не "humilitatem" (ничтожество), а "respexit" (он призрел). Не ничтожество её надо хвалить, а Божье благоволение. Это как будто князь подает руку бедному нищему: здесь нужно хвалить не ничтожество нищего, а милость и доброту князя.
Чтобы избавиться от самообмана и отделить настоящее смирение от ложного, давайте немного отвлечемся и поговорим о смирении, ибо на этот счет многие заблуждаются. Смирением мы называем то, что Павел по-гречески называл tapeinophrosyne, то есть, любовь и склонность к ничтожным, презренным вещам.
Многие люди "носят воду в колодец". Это те, кто надевает бедные одежды, окружает себя бедными людьми, принимает смиренное выражение лица, говорит смиренные слова, чтобы в глазах великих, богатых, ученых, святых показаться хорошими и непритязательными. Узнай они, что эти занятия не в почете - тут же оставили бы их. Это - поддельное смирение. Их жадный взгляд прикован только к вознаграждению за смирение, а не к самим презренным вещам, без награды и успеха. Где не видно успеха и вознаграждения, там кончается и их смирение. Про таких людей нельзя сказать, что их сердце и воля направлены на презренное. Это только их мысли, уста, руки, одежда и поведение, сердце же взирает на высокое, к которому они думают прийти, пуская пыль в глаза. Такие считают себя смиренными и святыми.
Истинно смиренные не смотрят на результаты своего смирения, но в простоте сердца взирают на ничтожное, с радостью им занимаются. Им даже в голову не приходит, что они смиренны. Как вода из родника, сами собой появляются смиренное поведение, слова, места, люди, одежды. Они избегают великого, как могут. Об этом говорит Давид в Пс. 130:1: "Господи! Не надмевалось сердце мое и не возносились очи мои". У Иова сказано 22:29: "Когда кто уничижен будет, ты скажешь: "возвышение!" и Он спасет поникшего лицем". Слава всегда сопутствует им и возвышение приходит неожиданно, потому что они в простоте сердца удовлетворяются своей малостью и не стремятся к величию. Те же, кто только принял вид смирения, очень удивляются, если честь и возвышение долго обходят их. Их тайное высокомерие не удовлетворяется малым, а возносится выше и выше.
Истинное смирение, как я уже говорил, не осознает себя, иначе при виде прекрасной добродетели оно стало бы гордостью. Оно всем сердцем, волей и чувствами привязано к ничтожному, всегда имеет его перед глазами, размышляет о нем. Поэтому оно не может видеть и осознавать самого себя, а уж высокое - тем более. Поэтому честь и возвышение приходят к таким людям нежданно, когда их мысли направлены совсем на другое. Лука в 1:29 говорит, что приветствие Ангела удивило Марию; она стала размышлять, что бы это было за приветствие, которого она не ожидала. Если бы это приветствие было обращено к дочери Каиафы, та без сомнений приняла бы его и подумала: Ах, как хорошо!