Магические числа - Страница 2

Да, мир пронизан числами. Но не числа - миром. И никакого магического кода проникновения в существо вещей, мира и духа не существует.

Чего же тогда хочет от него Тимур Андреевич, этот странный, периодами застывающий человек, словно одновременно живущий в двух ипостасях? Вот что важно узнать.

Дод зашел в свою комнату на третьем этаже, расположенную на месте бывшей уборной. После развода с женой он по разрешению директора жил в школе. На оставшемся от уборной вдоль стены возвышении располагалась его мебель, на стене напротив и в простенках шкафов в строго симметричном порядке висели картины - портреты великих людей, которым не нашлось пока места в классах. Тут были Пушкин молодой поры; Достоевский, запечатленный в азартном упоении игры; бранящий жену Толстой; высокомерно принимающий смерть в кубке Сократ; поглощенный вулканом Пифагор, так и не смогший скрыться от магии и мощи придуманных им священных чисел; Архимед в ванне; сумевший в знак протеста откусить себе язык и затем истолченный в ступе Зенон (на портрете как раз была изображена горстка его разбитой спрессованной плоти); Гоголь в период своего сумасшествия; Батюшков, Ницше, Дарвин и почему-то Шекспир, очень похожий на картине на женщину.

Дод устало опустился на диван и посмотрел на затянутого жерлом Пифагора. Возможно, с вулканом он хотел разыграть очередную мистификацию, для получения новых запретов, но переиграл. Угаданные или придуманные им числа сыграли с ним злую шутку: возле кратера остался один его башмак, найденный впоследствии тpемя местными жителями; случилось это четвертого числа лунного месяца на седьмом десятке его жизни. Его учение было тайным, и особая сила магических чисел таилась в том, что мир был в основном иррациональным. На картине Пифагор был изображен со спины, ноги его увязли в лаве. Возможно, он был уже мертв. Свет, исходящий из раскаленного жерла, освещал его неравномерно, ломано. Может быть, спектр его тоже состоял из особой последовательности чередующихся полос. Один, три, четыре, десять...

Господи, что за чушь лезет ему в голову? Кстати, он с женой развелся десятого марта. Ну и что? А есть ли вообще какая-нибудь закономерность в частоте возникающих плохих событий? Может быть, они тоже подчиняются закону Пи? Ладно, хватит. Надо поесть чего-нибудь и приготовиться к урокам. Вот, надо же, как раз завтра будет теорема Пифагора, которую тот не смог удержать в тайне. Под старость древний учитель почувствовал опасность чисел, но ученики предавали его, разглашая секреты фигур и закономерностей счета. Их убивали, исключали из сообщества, но зараза познания неотвратимо выползала в мир.

Поднявшись, Дод разогрел на электроплитке в предбаннике яичницу, достал чеснок и стоя поел.

Ночь сгущалась, плотнела за окном. Школьные фонари разрезали ее ткань почти осязаемой на ощупь световой застывшей материей. Было тихо, как перед смертью.

И вдруг погасло электричество. Во всей школе. Разом. Будто просто вытекло и кончилось. И, ничем не мешаемый, лунный свет постепенно обрел силу и разлился, материализовался в вытесняющем его до этого мире.

Значит, подготовка сегодня не выгорела - что ж. Дод зашел в комнату с целью улечься спать, глянул на залитую мертвым светом обстановку и замер.

Пифагор погружался в лаву неотразимо и жутко, это было уже привычно, но - он развернулся, вот что. Он был теперь лицом к комнате. Возможно ли такое? Дод протер глаза, глянул еще раз. Неужели он плохо рассмотрел до этого картину? Да нет, вряд ли. Аналитический ум его привычно заработал, и Дод облегченно вздохнул. Ну, конечно, все дело в освещении, вернее, даже в повороте освещения. Упавший сбоку лунный свет позволил по-иному взглянуть на линии рисунка, расставив их по-своему, и Дод увидел, что то, что он раньше принимал за сморщенную кожу затылка с клубком посеченных от жара волос, оказалось гримасой боли очень старого человека.

Он лег, как обычно, не раздеваясь, подоткнув себя с двух сторон пледом, и кто-то очень явственно сказал при этом откуда-то сбоку: "Надоело". Дод повернул голову и увидел, как изображение Достоевского слегка колыхнулось, изменилось, и классик упрямо повторил:

- Да-с, надоело. Черт вас возьми.

- Что надоело? - ответили ему с противоположной стены, где тоже наметилось какое-то движение внутри сразу нескольких картин.

- Второй час ночи, а игра еще не сделана, господа, - укоризненно покачал тяжелой головой Достоевский.

- Были помехи, - пояснил ему Дарвин. - Электроимпульсы, всплески чуждой энергии, нейронных спонтанных образований.

- Ну-с, и что?

- Это было тяжело, но я наконец выловил в них то, что хотел. Код выхода. Что вы на это скажете?

- Скажу, что это гнусно. И еще банально. Вы уже никогда не станете тем, кем были в свое время, предупреждаю. А тогда зачем городить?

- Ошибаетесь, милейший, ошибаетесь. Я два года копил информацию, прочесывая мысли, сны и биотоки этого ублюдка - и за это такая серая неблагодарность?

- А я, видите ли, дальтоник.

- Да, повисишь тут годы... И все же мы должны благодарить этого зануду за то, что он смог подобрать такой угол и расположение нашего подвеса, возможно, не ведая о том, что нам наконец удалось создать замкнутое саморазвивающееся интеллектуальное поле. Образ каждого внес в него свою лепту. Образ, подкрепленный представлением простого учителя и в то же время, возможно, создателя новой цивилизации, или даже новой формы жизни. Жизни в виде информационного поля. Оно создано, дело теперь за эволюцией.

- И каким же вы представляете прогресс?

- Во всепроникновении. Поначалу. Космический интеллект мироздания - как он вам?

- Глупо, - Достоевский зевнул и скосил глаза вниз. - Давайте лучше начнем кон.

- Боже, вы все еще не можете расстаться с прежним образом. Поймите же, вас нет, вы другой, вы - фантом, обладающий мощным интеллектуальным зарядом. И давайте по серьезному.

- А что это вы нападаете на всех? - отозвался из угла фантом Гоголя. Мертвая ваша душа.

- Если бы не ваш последний всплеск высочайшего интеллекта, принятый всеми за сумасшествие, - вас бы тут не было, учтите. Я придумал и, значит, распоряжаюсь эволюцией сам.

- Как вы думаете, еще можно что-то выкачать из материнского субъекта? заколыхался во тьме образ Ницше.

- Он будет нашим связником, проводником и аккумулятором энергопитания. По крайней мере первое время.

- А потом?

- Потом посмотрим. Возможно, мы его аннигилируем. А может, включим в нашу систему, если не будет мешать. - Нужен он нам.

- Не помешает. Пока не задействован, не подключен к кругообороту циркулирующих зарядов весь накопленный интеллектуалофонд, нельзя гнушаться ничем. Малое поле весьма чувствительно к разным флуктуациям. Его легко разрушить.

- Разрушить наши образы. У кого рука поднимется на это?

- Сейчас на все поднимается рука, - осадил Ницше Шекспир. - Век саморазрушительного сладострастия.

- Да, да, сладострастия, - зашептал Достоевский, сдвигаясь к раме. Сладострастие убийств. Почему бы не сыграть в него? Всем. Чувствуете, как в воздухе пахнет убийством?

- Кинжал отравленный уж ждет вонзиться в плоть, - подтвердил предположение Шекспир.

- Не переигрывайте, друзья, - сдвинул брови Лейбниц. - Трансцендентный мир чувств и ощущений нам недоступен. Понятия - материальные носители наших зарядов. Интеллекты - вот что нам нужно. Разрушать и выуживать их не так сложно, сложно найти. Я предлагаю сохранить целостность Субъекта для миссии искателя.

- Фу, какие они все сегодня скучные, - возмутился Достоевский Гоголю. Давай разыграем этот мир на пару с тобой.

- Бросьте, вы срываете весь эксперимент по поглощению. А сейчас очень подходящий случай. Поле нашего интеллекта выходит за сферу комнаты и, главное, оно становится почти независимым от Субъекта. Еще немного усилия, и стадия созревания кончится. И Субъект станет нашим первым пробным шаром.

Решившись, Дод скинул ноги на пол, вдел в шлепанцы и выскочил из комнаты в предбанник. Черт знает, что с ним творится сегодня. Эти ожившие интеллектуальные заряды, заключенные в оболочку классических образов, под обстрелом которых ему суждено отныне находиться, втягиваясь в их игру - бред какой-то. Он никогда не замечал, чтобы раньше с ним случались галлюцинации, но сегодня, видимо, он получил слишком большой стресс после разговора с директором. И вообще вся эта нервотрепка последнего времени, связанная с разводом, жизнью в бывшей уборной, школьными проблемами, директорскими загадками. Организм не выдерживает, это худо. Не хватало еще психического сбоя. Нет, надо взять себя в руки. Аутотренинг, зарядка, полноценный сон, витамины (вот витаминов, видимо, еще не хватает, весна все-таки), налаживание быта, может быть - женщина. Да, конечно, нужна женщина, чтобы сбросить накопленный отрицательный заряд - фу ты, опять заряд. Психически женщина устойчивее. Она более эмоциональна и, наверно, поэтому более гибка. Никакими такими трансцендентными штучками ее не расшатаешь.