Маг и его кошка. Изнанка гордыни (СИ) - Страница 28

– А Страж? – медленно спросил Севрус.

– Предлагаю отпустить Стража восвояси. Где бы ни были эти самые «свояси». Раз уж мы все равно выяснили, что все это – проделки злой судьбы и я здесь совершенно ни при чем.

Рэндольф нахмурился:

– Он должен вам. Пусть даст зарок на долг.

– В рамках разумного, – тут же вставил я. – Ты правильно сказал, моя вина не так велика. Я не обязан знать, кто чья собственность.

– Большой долг.

– Малый.

– Ты смеешься надо мной?

– Нет, я торгуюсь. Хорошо, Средний. Это мое последнее слово. Или могу обязаться сделать что-то конкретное. Я вообще предпочитаю определенность абстрактным обещаниям.

Князь Церы неожиданно усмехнулся:

– Хорошо. Будет тебе определенность. Страж Элвин, я хочу, чтобы ты нашел и покарал тех, кто пытался призвать Хаос в гробнице Ипполита. И я хочу, чтобы каждый из них узнал перед гибелью, что смерть – кара за нарушение закона в моем домене.

Удивительно, но его предложение мне даже понравилось. Во-первых, я как Страж всегда ощущал, что стоять на пути Хаоса – что-то вроде моего долга, пусть даже у культистов с предначальной стихией столько же общего, сколько у яблока с навозом, которым удобряли яблоню. А во-вторых, доводить любое начатое дело до конца – хороший тон. Раз уж я начал зачистку ритуала, мне и заканчивать.

Были еще разные «в-третьих» вроде профессионального любопытства к архитектуре и отдаче рунического заклятия, но и первых двух причин вполне достаточно.

– По рукам. Точнее, будет по рукам, как только мне их освободят.

Вот тут эти двое продемонстрировали, что такое «полное взаимопонимание». Князю достаточно было шевельнуть бровью, как Рэндольф вскочил с колена и оказался у меня за спиной. Меч вспорол веревки, и я потянулся, разминая затекшие плечи и пальцы.

– И кстати, я все еще хочу свою оплату за то, что прибрался в гробнице.

– Ну ты наглец.

– Может, и наглец. Но нельзя отрицать, что я сделал эту работу. И сделал ее неплохо.

Князь Церы вздохнул. Он выглядел утомленным. Неудивительно. Я тоже после нашего поединка воля на волю чувствовал себя так, словно меня разрубили на части, а потом кое-как сложили и сшили.

– Хорошо, забирай. Рэндольф отдаст тебе твои вещи. Ты ждешь приглашения быть моим гостем?

– Нет. Но чуть позже мне потребуется все, что вы успели нарыть по поводу культистов и гробницы.

Фэйри переглянулись, и я заметил на лице правителя Церы смущение. Редкое зрелище.

– Ну… – начал он.

И замолчал.

– Эй, какого гриска?! Вы же не хотите сказать, что вообще не занимались этим делом?

– Занимались, – сказал Рэндольф. – Но почти ничего не нашли. Следы ведут на человеческую сторону мира.

– Удачно, что для меня это не проблема.

Intermedius

Уго

Фьюта замерла перед кустарником. Уго перехватил ложе балестры, сложил губы «дудочкой» и присвистнул. Гончая с лаем метнулась вперед, поднимая дичь. Тяжело хлопая крыльями, из кустарника взлетели три фазана, блеснуло на солнце пестрое оперение, воздух наполнился встревоженным птичьим квохтаньем.

Вскинув балестру, охотник поймал в прицел ближайшую птицу и спустил рычаг. Выстрел вышел удачным – с жалобным криком подбитый фазан рухнул в кустарник. Остальные, отлетев чуть в сторону, опустились на землю, предпочитая спасаться бегством.

Уго потянулся к мешочку с глиняными шариками на поясе, без лишней спешки оттянул тетиву и вложил новый снаряд. Ушли так ушли. Суетиться нет смысла. Охота только началась, гончая еще не раз выследит и поднимет птицу.

Из кустов вынырнула квадратная брылястая морда. Умница Фьюта сама, не дожидаясь приказа, разыскала и приволокла оглушенную птицу. Гончая несла добычу аккуратно, как учили – лишь прижимая зубами, но не прокусывая. Кто утверждает, что бладхаунд не подходит для охоты на птицу, тот не видел Фьюту в деле. Уго не променял бы свою любимицу и на свору легавых.

Охотник аккуратно высвободил тушку из пасти. Фазан еще дышал, переливались красным и золотым перьями на солнце. Королевская дичь.

Он вцепился в тельце, ощущая под мягким покровом перьев теплую, полную жизни плоть, и почувствовал, как сбилось дыхание. Ощущение чужой беспомощности странно возбуждало.

Как всегда.

Мягко, почти нежно Уго взял добычу за голову и свернул фазану шею. Возбуждение усилилось.

В следующий раз надо будет сделать это медленнее. Или сначала сломать птице лапы?

Посвященная говорила, что у него хорошие данные, чтобы принять в себя дар Хозяйки, но их надо развивать. Развитие включало в себя и такие вещи… вещи, после которых Уго чувствовал себя на подъеме. От них было приятно и стыдно. И чем стыднее, тем приятнее.

Как тогда, когда он до смерти избил бродягу.

Он остановился, вспоминая жалобные крики, смачные звуки ударов дерева о плоть. Позже он отбросил палку и бил ногами и кулаками, бил до боли, с наслаждением ощущая беззащитную мягкость живота, смотрел, как подкованные сапоги оставляют кровавые следы на тощем теле, слушал, как трескаются и ломаются ребра…

Это было ужасно и… восхитительно.

Ни охота, ни забой скота, ни наказание челяди никогда не давали подобного острого наслаждения. Он едва вытерпел до Ува Виоло, от плотского желания было больно сидеть в седле. Добрался до ближайшего борделя, взял первую попавшуюся шлюху, не обращая внимания, насколько она страшна.

И долго потом воспоминание о содеянном приходило, окатывая тело волной возбуждения и стыда.

Труп бродяги, конечно, нашли. Посудачили из-за зверского убийства, но особого шума не было. Решили, что нищего попрошайку прикончили его же дружки. Это вдохновляло, но повторять Уго не решался. Дар Хозяйки привлекал его почти настолько же, насколько пугал. Достаточно взглянуть на посвященную, чтобы усомниться, нужно ли оно Уго…

И все же дар манил, обещал силу, власть и возможность занять в мире место, которое полагалось Уго по праву, но которое у него отобрали.

Память звала пойти дальше и вспомнить все, что они с братьями творили недавно во славу Хозяйки. Воспоминание, от которого к чреслам мгновенно приливала кровь, а по всему телу прокатывалась приятная вожделеющая слабость. Уго сглотнул и приказал себе не думать об этом.

Позже. Когда вернется с охоты и зайдет в заведение матушки Габриэллы. У нее как раз появилась пара новых девочек.

Он подвесил тушку к поясу и посвистел гончей. Фьюта повела носом и пошла рыскать по кустарнику. Охотник направился за ней следом по звериной тропе.

Лиса выскочила неожиданно. Мелькнуло перед глазами рыжее, в белых подпалинах пятно, Уго толком и прицелиться не успел, пальнул от живота, почти наугад.

И попал.

С жалобным повизгиванием плутовка бросилась прочь, припадая на одну лапу. Охотник азартно припустил следом за добычей, выкрикивая Фьюту. Тявканье гончей из-за спины словно придало жертве сил. Рыжей молнией зверек метнулся в непролазные кусты. Повинуясь командам хозяина, сука устремилась за пушистой красоткой, оглашая предгорья заливистым лаем.

Охотник сбавил ход. Звонкий голос суки разносился в воздухе. Бладхаунд будет преследовать лису, пока не настигнет, недаром Фьюта – лучшая гончая на псарне Риччи. Она догнала бы добычу, даже будь та здоровой, а уж взять подранка с перебитой лапой сумеет без труда.

Жаль, порвет. Но если повезет и Уго поторопится, лиса еще будет дышать.

Здесь лес рос куда реже, и он ускорил шаг, пробираясь меж кустов на песий лай. Голос Фьюты звучал совсем рядом. Внезапно лай сменился жалобным взвизгом. Уго перешел на бег. Деревья расступились, открывая взгляду залитый солнцем горный склон в проплешинах серых камней и скал.

Он увидел Фьюту почти сразу. Гончая припадала к земле, поскуливала и глухо ворчала, не решаясь напасть. Уго проследил за ее взглядом и вздрогнул. Под раскидистыми ветвями каштана стоял тот самый северянин, что совсем недавно гостил в доме герцога Рино, а потом внезапно и спешно уехал недели две назад.