Маг и его кошка - Страница 4

Брат перевел взгляд на свои руки, вздрогнул и единым движением снова накинул личину.

– Чтоб тебя гриски взяли, Элвин! Твой неуместный приступ идеализма обойдется мне недешево. Почему ты никак не хочешь понять, что мир не крутится вокруг твоих желаний?

– Потому что он крутится. Точнее, я как Страж способен заставить его крутиться. Да и ты тоже.

– Если бы, – Мартин мрачно вздохнул. – Чем больше я занимаюсь политикой, тем больше понимаю, как много вещей невозможно контролировать.

– Чем больше я занимаюсь политикой, – в тон ему ответил я, – тем больше меня тошнит. Чувствую себя монашкой в борделе.

– Тогда уезжай. Покинь Прайден. Я так много вложил в него. Не могу смотреть, как ты все разрушаешь.

Слышать от него такое было неприятно, тем паче что я долгое время честно старался быть полезным, преодолевая брезгливость. Заниматься политикой, если ты не властолюбив, нетерпим к чужому идиотизму, да еще и склонен к злым шуткам, тяжело, но я разделял веру брата в призвание Стражей менять мир к лучшему. Насколько я вообще способен хоть во что-то верить.

Я не знал, станет ли мир лучше только от того, что в нем будет главенствовать стабильный и сильный Прайден. Но других идей все равно не было, поэтому когда Мартин попросил помощи, с радостью согласился.

Что же, политика из меня не вышло. Так же, как не вышло солдата, художника и примерного семьянина. Должно быть, все мои таланты относятся исключительно к области разрушения.

– Ты сам меня пригласил.

– Верно. Дурак был, правда? Надеялся увлечь. Как будто забыл, что ты до сих пор как ребенок.

Вообще-то из нас двоих младше был как раз он. На пару месяцев, но все же.

– Очень взрослое занятие – играть в войну и созидание цивилизаций.

– Я лишаю тебя наследства. И отрекаюсь.

– Тоже вариант. Это заткнет злопыхателям глотки. Хочешь, чтобы я совсем уехал?

– Да. Уедешь?

– А что мне за это будет?

– Что ты хочешь?

– А ты как думаешь?

Вопрос действительно был глупым. Мартин раздраженно побарабанил пальцами по краю стола.

– Хорошо-хорошо. Я отдам тебе Горн Проклятых. Может, так будет лучше. Ему не место в имперской сокровищнице. Только умоляю, будь осторожнее. Эта игрушка опасна.

– Так трогательно видеть проявление братской заботы. Не волнуйся. Я пока не настолько сошел с ума, чтобы садиться в прогнившую посудину, набитую проклятыми мертвецами. Кстати, еще мне нужно рекомендательное письмо для герцога Рино, которое обеспечит доступ в фамильную библиотеку.

Брат восхищенно выругался:

– Ты, сукин сын! Ты заранее спланировал все это?

– Его величество сгустил краски. Как видите, я – сама кротость. А что до дуэлей, так вам ли не знать, как важна для мужчины возможность защитить свою честь. Или честь дамы.

– Что же, лорд Элвин Эйстер. Буду рад видеть вас гостем в моем доме. – Рино дернул шнур, вызывая слугу. – Распорядись о комнатах для лорда Элвина и его слуг, – приказал он.

– Только для меня. Предпочитаю путешествовать налегке и в одиночестве.

Я не нанимаю слуг среди людей. Люди в большинстве своем трусливы, лживы и подлы, но это полбеды. Хуже, если повезет наткнуться на кого-то честного и умного. Потому что люди еще слабы и смертны. И живут до смешного короткий срок.

Если герцог и удивился, то виду не показал:

– Тогда пришлите к нему кого-нибудь из замковой обслуги.

Франческа

Я знала, что легко не отделаюсь. Поняла еще с первого взгляда на его лицо. Когда мы стояли в приемной зале, а отец не дал сказать и слова.

Сначала я даже не испугалась. Сначала была злость оттого, что отец не стал меня слушать – я так мечтала всю дорогу домой, как он прикажет повесить убийцу Лоренцо, репетировала свою речь, а отец просто велел мне заткнуться.

Страх пришел позже, когда он повысил голос. Все в Кастелло ди Нава знают: если уж герцог начал орать – быть беде.

Никогда не видела его в такой ярости.

Скверное предчувствие оправдалось с лихвой – он выдрал меня плетью. Да так, что несколько дней я не могла ходить. Даже сидеть не могла, только лежать на животе.

Обычно он порет меня розгами или ставит на горох. Это тоже довольно больно, но не идет ни в какое сравнение. К тому же раньше наказания удавалось хранить в тайне. В этот раз я кричала так, что почти сорвала голос. Кажется, весь замок в курсе подробностей моего побега, возвращения и последующей расправы.

Это так унизительно, что у меня просто нет слов. И слуги, еще вчера ходившие перед госпожой на цыпочках, сегодня ухмыляются мне в лицо.

Сплетники! Мерзкие сплетники!

Я хочу спрятаться, уйти от мира, закрыться и не выходить из своих покоев. Пусть болтают, что вздумают, у меня нет желания бороться с этим.

Но я – Франческа Рино. У меня есть обязанности.

Поэтому я задираю нос и хожу с видом наследной принцессы, втрое строже обычного спрашиваю со слуг за их работу по дому и раздаю наказания направо и налево. А если ловлю кого за пересудами, с милой улыбкой назначаю сплетнику порку.

Пусть попробует того же «лекарства».

Я не позволю другим видеть себя раздавленной, рыдающей и несчастной. По моему виду не скажешь, что меня заботят досужие пересуды черни. Когда Бьянка спросила, правда ли, что меня якобы выпороли кнутом на конюшне, я улыбнулась. И только боги знают, чего мне стоила эта улыбка.

– Что ты, мы с отцом просто слегка поспорили.

Днем так много дел, что нет времени себя жалеть. Я плачу ночью, в подушку, сжимая кулаки от ненависти, вспоминая отвратительные перешептывания и сальные улыбочки слуг.

Мой побег не встречает понимания ни у домачадцев, ни у подруг.

– Совсем отец распустил, греховодницу! И когда только успели? Вот уж верно говорят – «Опасайся молчащей собаки», – выговаривает мне старенькая кормилица, обмывая кровавые раны, оставленные плетью. – У-у-у, правильно отец тебя выпорол, жаль, мало. Надо было и щенка Ваноччи, бесстыжего, да не плетью, а кнутом. Хорошо, сеньор маг ему шею свернул.

– О чем ты, Роза? – больно слышать, как она честит моего мертвого мужа. – Это же Лоренцо. Наш Лоренцо!

Весной она относилась к нему совсем иначе. Улыбалась ласково, отчего ее похожее на печеное яблоко лицо покрывалось сотнями лучистых добрых морщинок, и все сетовала, что мальчик такой худой, норовила сунуть кусок чиабатты с сыром.

От воспоминаний старенькая Роза сердится еще больше:

– Гнать надо таких из приличного дома! Сеньор Рино его привечал, а тот… И жил никчемушно, и помер подло.

– Замолчи!

Да, может, мой избранник не мог похвастаться знатностью – внебрачный сын купеческой дочки и мелкого аристократа, сам – ученик живописца. Но никто и никогда не любил меня так, как он. Я знала: он сделает все, чтобы я была счастлива.

Говорят, так всегда: один любит, второй лишь позволяет себя любить. Мне нравилось быть для Лоренцо единственной.

Но, клянусь богами-Хранителями, клянусь прахом матери и всем, что мне дорого, я не хотела только брать, о нет! Я тоже любила Лоренцо. Может, не так страстно, но любила. И я была бы ему хорошей женой – заботливой и послушной.

Бьянка Фальцоне – моя лучшая подруга – только хихикает и все спрашивает – ну как оно? С мужчиной?

– Выйдешь замуж – узнаешь, – отвечаю я.

Хочешь, чтобы знало все Рино, – расскажи Бьянке.

– Ну пожа-а-а-алуйста, Фран, – канючит она. – Правду говорят, что ничего слаще нет на свете?

Я вспоминаю свою неловкую первую ночь в придорожном трактире. Мы раздевались в темноте, на ощупь, чтобы лечь в одну кровать, а потом муж подвинулся ближе. Я испугалась, но отступать было поздно, обряд свершился еще на рассвете, Лоренцо был в своем праве. Помню стыд, когда мужские руки впервые обняли меня и нас разделяла лишь тонкая ткань ночной рубашки. Я не знала, что положено делать, поэтому не шевелилась, пока он все целовал и целовал меня. В комнате было душно и пахло подгнившим деревом. Помню, как кололись усы, как чужие руки мяли и тискали мое тело, помню странное томление в животе, а потом он задрал на мне рубашку и взгромоздился сверху. Было больно, я сначала терпела, а после хныкала.