Мафия-93 - Страница 25

– Сказав «а», надо говорить «б». – Гусак подписал и спросил: – Думаете, вышли на крупную птицу?

– Уверен, – не стал скрывать Сидоренко. – Знаете, сколько женских кофточек можно изготовить из трех тонн шерсти?

– Пять-шесть тысяч?

– Приблизительно, а если выручить за каждую по тысяче рублей?

– Пять миллионов? – ужаснулся Гусак. – Не может быть!

– Все может быть, Сидор Леонтьевич, и вы знаете это не хуже меня.

Гусак вспомнил, как когда-то, слава богу, давно, год назад, а может, раньше, Псурцев затянул его на квартиру любовницы Белоштана. Как ее зовут? Напряг память, но не вспомнил. Встретил их тогда сам хозяин, Георгий Васильевич, угощал французским коньяком «Наполеон», икрою и балыком. Тогда и зародилась у него мысль, что с Белоштаном не чисто, но приглушил ее, а потом заставил себя забыть. Тебе что, оправдывал сам себя, больше всех нужно? Ходят слухи, Белоштан дружит с Пирием, а тот через год-два может стать первым в области, так как Гаман точно уйдет на пенсию. Иногда Сидор Леонтьевич ненавидел себя за эти недостойные мысли и расчеты, но ненадолго… Живешь среди волков – по-волчьи вой…

Сейчас Гусак взвесил: стоит ли подсказать Сидоренко, чтобы обыскал также квартиру Белоштановой любовницы? Ну как же ее зовут? Кажется, Люба, точно – Псурцев называл ее Любчиком, квартира в доме по улице Кирова. Однако, если он скажет Сидоренко про квартиру Любчика, станет ясно, что имел с Белоштаном какие-то отношения. Конечно, это не страшно: Георгий Васильевич – номенклатурный работник, передовой директор, кто же знал, что за ним водится? И все же, если он был у Любчика, не мог не знать, что у Белоштана два лица: имеет любовницу, выбил для нее квартиру, шикарно обставил, на какие, извините, шиши? Выходит, прокуратура не увидела того, что лежит на поверхности. Точнее, не прокуратура – это можно было бы пережить, – а лично он, прокурор Города.

«А, пошел ты к черту… – подумал вдруг Гусак о Сидоренко с раздражением и даже с ненавистью. – Приехал, копает, где надо и где не надо, тоже мне – принципиальный, будто в Городе лопухи сидят… Еще и именем прокурора республики козыряет! А кто позволил? Мы тоже не лыком шиты, понимаем, что к чему, и не позволим командовать».

Однако, подумав так, Сидор Леонтьевич сразу остыл.

«Пусть, – решил, – пусть этот столичный проходимец лезет в пекло, может, шею сломает. Вечером надо будет позвонить Псурцеву, он должен будет знать об аресте Белоштана. Надо объяснить, что прокурор здесь ни при чем, вынужден был подчиниться давлению сверху. Пусть – подумал спокойно, – пусть все идет как надо, я буду в стороне. Нужно кланяться и тем, и тем, конечно, ориентируясь на сильнейшего. Так как сильный вывезет и тебя».

Посмотрел на Сидоренко уже открыто и даже весело:

– Пусть вам повезет, Иван Гаврилович. Вот что значит взгляд со стороны! У нас под носом все творилось, но, к сожалению, не заметили… Прохлопали! – картинно воскликнул и даже стукнул кулаком по столу: – Загордились, зажирели, мать их так, такого жулика проморгали!

Сидоренко хотел резонно спросить, а куда смотрела прокуратура, но решил не портить отношений: добился, чего хотел, – санкция на арест Белоштана у него в кармане, и надо действовать.

Георгий Васильевич строго посмотрел на троих незнакомых мужчин, без разрешения вошедших в его кабинет, и произнес раздраженно:

– Я занят, товарищи. Прошу подождать в приемной!

Но мужчины никак не отреагировали на его гнев, наоборот, высокий блондин спортивного телосложения прошел к старому столу и протянул Белоштану раскрытую красную книжечку. Но Белоштан насмотрелся красных книжечек, относился к ним без уважения, поэтому и повторил:

– Слышите, я занят и не могу… – Но тут вдруг смысл сказанного блондином дошел до него. – Из какой милиции?.. – пробормотал, почувствовав, как уходит куда-то сердце.

Блондин положил на стол перед Белоштаном бумагу.

– Это, гражданин Белоштан, санкция на ваш арест.

У Георгия Васильевича ноги сделались ватными, упал в кресло, но все же нашел в себе силы спросить:

– Шутите?

Но посетитель смотрел весьма серьезно, а юноши в гражданском подошли с двух сторон к столу, как бы брали его в клещи, и Белоштан наконец понял, что произошло самое страшное.

– Прошу ознакомиться с ордером на арест, гражданин Белоштан, – повторил блондин. – И только без глупостей…

«Вот и свершилось… – побелел Белоштан. – Не зря копались на фабрике…»

Он уже знал, что киевляне выявили запасы пряжи на складе, ждал вызова в прокуратуру, разработал более-менее убедительную версию, хотя, конечно, и в мыслях не было, что придут арестовывать. А ведь прокурор Гусак свой человек, был даже в гостях у Любчика – и на тебе, подписал ордер… Да, на бумаге подпись Гусака.

Белоштан с гадливостью отшвырнул от себя ордер, выразив на лице что-то похожее на безразличную улыбку.

– Вы превышаете свои полномочия, – сказал, – я – член мэрии, и без согласования с товарищем Гаманом…

– Думаю, на ближайшей сессии вас выведут из состава, – четко возразил блондин.

– Однако что вы можете инкриминировать мне? Наше предприятие – одно из лучших в республике.

– Поедем в прокуратуру, Белоштан, там разберутся во всех ваших художествах.

До Георгия Васильевича вдруг дошло, что к нему так обращаются впервые, просто Белоштан, без «товарища» и даже без «гражданина». Это поразило его больше всего.

Но где был Псурцев, почему не предупредил? Значит, столичные гости действуют по собственной инициативе, обошли городское руководство, и еще не все потеряно…

Решение пришло внезапно: Белоштан встал, отодвинул кресло, отступил к стеллажам за спиной, в которых была замаскирована дверь в комнату отдыха. Теперь только бы успеть…

– Я буду жаловаться на вас, – сказал блондину.

– Это ваше право, – ответил тот хмуро.

И в это мгновение Белоштан бросился к стеллажам. Дверь бесшумно раскрылась, и Георгий Васильевич ловко проскользнул в нее, успев нащупать предохранитель – замок щелкнул, отгородив его от проклятых ментов. Они навалились на дверь, начали выламывать ее, но у Белоштана в запасе было несколько минут – бросился к «вертушке» и дрожащими пальцами набрал номер Пирия.

«Лишь бы только был на месте, – шептал Белоштан, – только бы никуда не уехал…»

Услышав голос Пирия, произнес почему-то тихо:

– Кирилл, меня арестовывают…

– Кто? – не понял тот.

– Киевская милиция. Появились с ордером, подписанным Гусаком.

– Не может быть?!

– Мне удалось заскочить в закоулок. Какое-то страшное недоразумение! Что делать, Кирилл?

– Не паникуй, Жора. С Гусаком мы разберемся. Если эти киевские типы и докопались до чего-нибудь, не так уж и страшно. Нажмем на кнопки.

– Чего предпринять, Кирилл?

– Выходи к ним. Пусть все идет как положено… Не волнуйся, защитим…

– Смотри, Кирилл, я до поры до времени буду молчать…

– Я не бог, Жора, но все, что смогу…

– Ты меня понял, Кирилл? Я буду молчать, но…

– Надейся на лучшее. Вытащим тебя, Жора, но сам понимаешь… Если даже несколько лет… Переживешь…

– Переживу, – совсем неожиданно для себя согласился Белоштан, поскольку внутренне был готов и к аресту, и к колонии. Наконец, всегда можно найти ходы к милицейскому начальству – ни Пирий, так Псурцев… Начальник колонии тоже хочет жить, и ему можно подбросить… – Я рассчитываю на вас, – сказал и повесил трубку. Глубоко втянул в легкие воздух, зачем-то поправил галстук и открыл дверь, которая уже трещала под напором молодых парней из милиции. Те ворвались, заломили руки. Блондин осмотрел комнатку, улыбнулся.

– Успели позвонить? Кому?

– Так я вам и сказал… Кому хотел, тому и позвонил. Пустите! Мне больно!

Юноши немного отпустили руки Белоштана, а один из них достал наручники и громко щелкнул ими за спиной арестованного. Вот будет картина, подумал Белоштан, когда при выходе с фабрики все увидят директора в наручниках. Заскрежетав зубами от злобы и унижения, Белоштан осознал, что он уже не всемогущий, пока еще подследственный, а потом будет называться преступником – и быть ему им год, два, а может, и больше…