Made in USSR - Страница 2

Изменить размер шрифта:

Вопрос застал общество врасплох. Повисла напряженная тишина. В своей простоте и наивности Маргарита затронула тему, по общему молчаливому соглашению считавшуюся в НИИ запретной. В отделе, на треть состоявшем из евреев, и на треть из сочувствующих, публичное обсуждение жизни в Америке было под негласным запретом. Новости от родственников и знакомых в Америке рассказывали под большим секретом, шепотом, с глазу на глаз. При этом они все равно мгновенно распространялись по институту. Но официально никто ничего не знал и не говорил. Публичное упоминание безработицы в Америке допускалось только с трибуны актового зала института во время общих собраний.

Не дождавшись ответа, Маргарита продолжала.

— Я вчера целый вечер переживала за них. А еще вот у них негры…

Неожиданно в разговор вступила Калугина. Предыдущим вечером она принимала в гостях начальника своего мужа. Стол был отличным, выпивки хватало, поэтому сидели долго. Когда наступило девять часов вечера, начальник спохватился, что он не успевает домой к началу программы «Время» и предложил посмотреть ее здесь, всем вместе. Таким образом, Калугина тоже увидела душераздирающий репортаж из Америки о растущей там безработице. Знаменитый советский журналист-международник, прославившийся своими критическими очерками о США, брал интервью у безработного прямо на одной из улиц Нью-Йорка. Безработный, был одет действительно очень бедно: на нем был ношенный джинсовый костюм «левис» и недорогие адидасовские кроссовки. На нормального советского зрителя, это и в самом деле производило удручающее впечатление, но совсем по другому поводу — по ценам черного рынка, такое одеяние в СССР стоило минимум три месячные зарплаты старшего инженера. Рассказав о своей тяжелой жизни, безработный закончил интервью словами о том, что он не может долго разговаривать, так как спешит занять очередь на бирже труда. Корреспондент повернулся лицом к камере и стал рассказывать о бедственном положении безработных. Неудачно расположенная камера показала на заднем плане, как за спиной у корреспондента безработный подошел к стоявшему неподалеку старенькому форду, сел за руль и уехал.

Передачу с утра обсуждали во всех курилках института. Поношенный левис, адидасы и старенький форд произвели на сотрудников неизгладимое впечатление. Разумом все понимали, что в Америке это действительно почти бедность, но душа рвалась в эту страну мечты, где безработные в джинсах и кроссовках ездят на собственных машинах, и где выражение «выбрасывать обувь», означало именно выбрасывать ее в мусор, а не на прилавки магазинов.

— Вы правы, Маргарита, — вещала тем временем Калугина. — Я тоже не понимаю, как может существовать подобное безобразие. Ведь это просто ужас. Ну вот что должен будет делать этот парень, если ему не найдут на бирже работу? Что он будет есть? Как они такое допускают? Они же должны понимать!

Борька, с утра принимавший живое участие в обсуждении передачи, вдруг не выдержал и сорвался. Дрожащим от возмущения непроходимой глупостью обеих женщин голосом, он стал рассказывать об американской системе социальной защиты и системе страховок, о том, что уволенный с работы инженер, может на свое пособие по безработице предпринять кругосветное путешествие для успокоения нервной системы. Он рассказал про «food stamps» — бесплатные талоны на продукты, которые выдают самым отъявленным бездельникам. Он напомнил Калугиной про одежду безработного и его автомобиль, и спросил, имеет ли ее муж такой же.

Когда Борька, наконец, замолчал, в комнате повисла зловещая тишина. Калугина посмотрела на Борьку каким-то особенным взглядом и процедила:

— Ах, вот ты какой, оказывается…

— Конечно, все это тяжелым бременем ложится на плечи государства и всего американского общество. Когда столько людей исключены из производственной деятельности, — Борька осознал глубину своего проступка, но было уже поздно.

— Да, да, Борис, вы несомненно правы, — сказала Калугина, и вышла из комнаты.

Теперь все замолчали окончательно. Дело принимало скверный оборот. Никто не сомневался в том, куда и зачем вышла Калугина. Последствия Борькиной болтовни были непредсказуемы. Пахло выговором, исключением из комсомола или даже увольнением. На научной карьере парень с сегодняшнего дня мог поставить крест. Самое неприятное, что косвенные неприятности ожидали и весь отдел. Все молчали, стараясь не смотреть друг другу в глаза.

Внезапно в тишине снова раздался голос Маргариты. Ничего не понявшее дитя природы, радостно улыбаясь, повернулось к Борьке.

— Ну, слава богу, Боря, вы меня успокоили, а то я ведь так переживала. Спасибо вам большое, теперь я буду знать.

Когда в отдел через пять минут вернулась Калугина, ведя за собой парторга, то они застали картину, которую совершенно не ожидали увидеть. Весь отдел во главе с Борькой громко хохотал. Смеялись от души, утирая слезы и хватаясь за животы. Смех смывал с людей всю грязь и ложь, в которых они постоянно жили. Он делал ненужным их ежедневное притворство. Он, казалось, говорил всем вокруг: «Как хорошо быть нормальными свободными людьми!». Этот смех, такой громкий, такой искренний, разрушал молчаливые запреты, делавшие жизнь этих людей порой совершенно невыносимой. Время от времени, когда смех немного утихал, кто-нибудь, всхлипывая, выдавливал из себя: «спасибо Боренька, ой спасибо тебе, родной!», и все начиналось снова. Виновница всеобщего веселья сидела в уголке и застенчиво улыбалась.

Не помню точно, чем закончилась эта история, но думаю, что от идеи сделать Маргариту членом великой коммунистической партии парторг все же отказался. Что касается Борьки, то через три года он уехал в ту самую Америку. Первым делом он купил там себе джинсовый костюм, адидасы и старенький форд. Осуществив, таким образом, свою мечту, он несколько месяцев ходил совершенно довольный жизнью. Со временем все стало на свои места. Он перестал носить джинсовые костюмы с кроссовками, сменил старенький форд на новую тойоту и, наконец-то, перестал завидовать американским безработным. Теперь он их тоже жалел, иногда.

Декабрь 2004

Израиль

Поэт

По вечерам в субботу у моих друзей обычно собиралась большая компания. Хозяева старались приготовить гостям сюрприз в виде какой-нибудь приезжей или местной знаменитости. В тот вечер такой приглашенной звездой стала известная местная писательница. Среди баек и историй, которые она рассказывала, была и эта.

— Жил-был в одном кишлаке дехканин, лентяй и проныра, — неторопливо начала свой рассказ приглашенная знаменитость. — Этакий ходжа Насреддин номер два. Только, в отличие от своего знаменитого предшественника, он был эгоистом, и всю свою энергию использовал исключительно для устройства собственного благополучия. И вот надоело дехканину с утра до вечера торчать под солнцем на поле, и махать кетменем. Вспомнил он, что в районном центре у него живет дальний родственник.

Сельская местность у нас ведь как устроена? Вокруг хлопковые поля, а в середине — райцентр. По моему глубокому убеждению, название «райцентр» происходит вовсе не от слова «район», а от слов «центр» и «рай». То есть рай, который находится, соответственно, в центре. Ну да ладно, не об этом речь.

Так вот в этом самом райском центре у нашего дехканина был родственник. И не просто родственник, а большой человек, главный редактор районной газеты. Ну вот, зарезал дехканин барана, прихватил тазик свежеиспеченных домашних лепешек, мешок сушеного винограда-кишмиша, и поехал в гости к родственнику. Родственник, конечно, принял его с почетом. Сделал плов. А потом сели они вечером во дворе, и стали что-то пить из чайника. Мусульманам ведь открыто пить вино нельзя. Опять же и Горбачев удружил своим законом. Не дай бог, сосед через забор увидит бутылку на столе у главного борца за трезвость. Не миновать беды.

Но и из чайника хорошо пошло. Может быть потому, что когда наливаешь водку из чайника в пиалу, то как ни старайся, а доза получается солидная. Разговор шел, конечно о том, как вызволить родственника из кишлака. Редактор газеты объяснил, что с радостью взял бы родственника к себе, но у него нет вакансий. Да дело, объяснил он, даже не столько в наличии вакансии, а в том, что для работы в газете нужно иметь высшее образование. И вообще, чтобы сидеть в конторе и пить чай в рабочее время, сказал родственник, тебе обязательно нужен какой-нибудь диплом. Не обязательно институт, но хотя бы техникум. А так просто, даже при моих связях, ничего не получится.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com