Льются слова, утекая в песок...(СИ) - Страница 49

Но шахматы - трудная игра. И как бы противно ни было, чёрная королева упала на колени, когда эти пухлые маленькие пальчики сжались вокруг её горла, и умерла.

Она посмотрела под ноги на тонкую сияющую дорогу - к той клетке, на которой она должна была сейчас стоять. Смотрела и чувствовала, как по щекам стекали пустые, бездумные слёзы - она ж не имела сейчас ни шанса, ни дня, ни мгновения - ничего. И пустоты тоже.

Шах и мат.

Пальцы сжались вокруг рукояти её меча - тяжёлого и грозного, способного отрубить не одну голову. И она вновь упрямо пошла вперёд, не думая уже ни о чём, кроме дикого, бесполезного убийства. Дорога лежала ровной, прямой пеленой, и она смотрела на каменные сияющие плиты, чёрные и белые, смешавшиеся перед глазами. Она знала, кого должна была убить, знала, зачем - потому что таковы правила игры.

И не хотела этого делать.

Она подняла голову и посмотрела на Игрока - страшную громадину, склонившуюся над фигурой. И лицо его - маска, и глаза - пусты, будто бездонные колодцы, и холод пробегает по коже от одной мысли о том, что он должен выбирать.

Ладья или Ферзь?

Но ладья - та же бывшая пешка, а она - Королева. Королева, защищающая собственного короля. И смотрит на Безликого, понимая, что это его очередь - стоять тут, на доске, заместо Чёрного.

И нет ни красивых чёрных глаз, ни острых черт лица, ни смольных волос - ничего нет, кроме дикой боли и ненависти во взгляде, кроме этого проклятого холода чужих рук и взглядов. Она тоже одинока, только иначе. Но ему хуже, хуже - он там и тут, он развалился на две части, бесцельно блуждая по всему миру.

Это не могло быть правдой. И она вытаскивала меч из ножен на ходу, шагая в его сторону, сжимая рукоять крепче и крепче и зная, что её удар станет последним, что запомнит он в своей жизни.

Он смотрел на неё - такой, как тогда, во время поцелуя, и она занесла меч над его головой, когда он послушно опустился на колени.

Убить.

Они стояли на одной клетке - палач и его жертва. Чёрный Король и Белая Королева - друг напротив друга. И Безликий смотрел на них откуда-то с небес.

- Ты не можешь так со мной поступить, - прошептала она, поднимая голову и всматриваясь в пустую, безо всяких очертаний маску.

Губы маски искривились в улыбке. Её руки поднялись против её воли над головой Чёрного Короля, готовясь отрубить её - покатиться по чёрным плитам, по белым пятнам…

- Ты не можешь так со мной поступить… Глеб, - имя приходит в её воспоминания за секунду до удара; она смотрит на Безликого, на Чёрного Короля, и мир смешивается в одно сплошное пятно.

Гром.

Земля под ногами дрогнула, уплыла куда-то, будто растворяясь в отчаянной пустоте, рванулась - замерла на месте. Клеток больше не было, только с небес белым и чёрным дождём сыпались камни прямо на их окаянные головы, словно в наказание за каждое деяние, которое кто-либо из них посмел когда-либо в своей жизни совершить.

Это было страшно, больно и до ужаса справедливо, но у неё не осталось больше сил хвататься за усталую, болезненную реальность - Белая Королева чувствовала, как её платье окрашивается кровью, и смотрела только на пустую чёрную маску, упавшую ей под ноги.

Он был мёртвым и живым одновременно; опустевший взгляд чёрных глаз казался самым страшным на свете. И она смотрела на своего Чёрного Короля, вспоминая его имя, и знала, что и он, и безликий, и она сама - это всё част одной головоломки, загадки, которую никому не суждено разгадать.

И тяжёлый, грузный меч с силой опустился на его шею - кровь брызнула в стороны, окрашивая белую клетку, на которой он стоял.

И она тоже упала на колени, оплакивая неродившуюся любовь, прежде чем град из камней навеки похоронил её под завалами.

========== Чтение восьмое. Тень ==========

Всё её тело было покрыто синяками - мелкими или крупными, болезнеными или незначительными, прямо-таки палитра. И пошевелиться тоже было больно - Гроттер казалось, что сейчас она попросту потеряет сознание от боли прямо тут, дабы больше никогда-никогда на ноги не подняться.

И дышать оказалось тяжело, даже слишком - она хватала ртом воздух, пытаясь выкарабкаться на свободу из пучины диких фантазий, но и туда её что-то упрямо не отпускало, возвращало обратно в холодный, дикий, непонятный мир прошлого - и книг.

Она всё ещё видела, как меч опускается на голову Безликого - или Чёрного, - Короля. И видела, как кровь лилась реками, затапливая чёрное и белое своей сплошной волной. А сейчас осталась только боль да холодный страх, заставляющий её содрогаться от каждой кривой мысли, посторонней и глупой.

Она с трудом повернула голову набок - и едва не закричала.

Бейбарсов, казалось, был бледнее самого настоящего мертвеца. Холодные руки, посиневшие губы, неживой взгляд, только грудь едва-едва вздымалась от тяжёлого, утруднённого дыхания.

- Живой, - с облегчением выдохнула Гроттер.

Она давно уже забыла думать о нём, как о враге - получалось плохо. В конце концов, Бейбарсов настолько замучил её этими глупыми скачками по книгам, что она забыла о том, как отличать реальность от того, что творится в её голове, и потому с каждым мгновением её всё дальше и дальше утягивала странная пучина забвения. Забвения, у которого никогда не будет достойного логичного конца, и свободы дальше тоже никогда не будет.

Девушка зажмурилась и шумно вдохнула носом воздух - вдруг станет легче? Но Глеб был всё таким же бледным - и кровь текла из невидимых ран, лужей разливаясь под ним.

Он с трудом сел - всё так же молчал, будто бы не мог разлепить синюшные губы, - и сжал свой чёрный, средневековый плащ, оставшийся от Короля. Закрыл глаза - словно пытался осмыслить всё, что произошло, а после повернулся к ней и слабо как-то, неуверенно улыбнулся, будто бы отчаянно пытался понять, что происходило на самом деле.

- А что мне станется? - тихо спросил он. - Ведь я Чтец, а Чтецы редко умирают в собственных книгах, ты знаешь. Даже когда их два раза подряд пытаются убить.

- Прости.

- Неискренне звучит, - хмыкнул он. - В следующий раз попытайся сыграть получше, моя дорогая.

Он поднялся с огромным трудом - и двигался, словно заколдованный или, может быть, обращённый в какую-то живую деревяшку. Таня не узнавала в этом человеке своего прежнего некромага, человека, к которому она так сильно привыкла - не было ни быстроты движений, ни каких-то рваных эмоций, ни нормальных, адекватных действий. Он только с трудом дошёл до стула и опустился на него, закрыл вновь глаза, словно пытаясь раствориться в каком-то странном оттенке подсознания, и заулыбался, словно узрел что-то хорошее.

- Ты меня удивляешь, - наконец-то промолвил Глеб. - Ведь ты уже дважды убийца, Гроттер, и это только мои смерти я считаю! Сколько ещё душ окажется на твоих руках, прежде чем ты признаешь себя опасной и не светленькой да добренькой, а более-менее реальной? Это начинает становиться противным.

Она скривилась и посмотрела на него, словно на какое-то чудовище.

- Это ты делаешь меня такой.

Её белое одеяние - Королева ведь, - теперь было всё залито чужой - его, - кровью. Она с трудом поднялась на ноги, попыталась отряхнуться и вновь воззрилась на него, словно пытаясь добиться хоть какого-то более-менее адекватого ответа на очередной свой вопрос.

- Я? - усмехнулся Бейбарсов. - Я уже давно ничего не делаю. Эти книги играют собственные роли так, как им хочется, и у меня нет ни единой возможности перекрутить их так, как хочется мне, знаешь. Борись, не будь такой дрянью - и хороший конец тебе обеспечен.

Он говорил очень беспечно, но Таня знала, что сил в некромаге осталось совсем мало. Это было видно по каждому его движению - Бейбарсов поднялся с таким трудом, будто бы ему было уже сто лет, и захромал к двери.

- Ты меня оставляешь? - тихо спросила она.

Глеб услышал, обернулся и воззрился на неё, будто бы только что услышал какое-то дикое, безумное предположение, а после устало и равнодушно покачал головой.