Люськин ломаный английский - Страница 59

Когда Людмила наконец вышла из кухни, Блэр почти закончил разрисовывать стекла их большой сельской теплицы. На девушке поверх французских панталон, подвернутых вдвое, был надет свитер Блэра, она прекрасно видела, что этот вид сводит мужчину с ума, вызывая в памяти самое прекрасное и светлое.

Людмила наклонилась, соблазнительно сверкая дырой на заднице.

Неподалеку щелкнул затвор. Следом послышался оклик. Блэр резко открыл глаза.

Над ними стоял солдат, выдыхая клубы пара.

— Настоящий Ноев ковчег, честное слово! — Гаврила сидел, держа в руках стакан водки. — Я уже ожидаю появления акробатов и космонавтов. Жаль, зрителей не наберем, а то бы билеты продавали.

Он перевел взгляд на Людмилу и Блэра, затем взглянул на своего товарища:

— Посади девку с семьей.

Его «Калашников» подозвал Блэра к столу.

— Ну, а ты? Англичанин?

— Да, — ответил Блэр.

— Журналист?

— На самом деле нет, я консультант мирового рынка в…

— Любишь «Манчестер Юнайтед»?

— Люблю ли я их? Ну…

— Нет, ты скажи, кто забил в последней игре «Челси»? Скажи.

— Ну…

— Ты журналист.

— Нет, нет, послушайте…

— Заткнись.

— Нет, я…

— Заткнись! — Гаврила ударил кулаком по столу, заставив кусок мяса скакнуть по тарелке.

Англичанин подпрыгнул, чем развеселил солдата. Он хмыкнул и потянулся к скамейке за стаканами.

— Фаби, уведи журналиста в ту комнату к товарищу.

Он наполнил стаканы и передал их Блэру.

— Гостеприимство гнезвар, — сказал он, кивком велев ему идти в спальню.

— Очень мило, благодарю.

— Твое здоровье.

— Можно мне спросить… — помахал рукой Абакумов, — это массовое похищение, мы что здесь, долго сидеть будем?

— А что, это похоже на похищение? — Гаврила бросил странный взгляд на инспектора. — Эта вот благородная картина с водкой и мясом? Ты что, думаешь, что кто-нибудь будет платить за твою безопасность, а, придурок? Скорее нам нужно разыграть счастливую возможность пристрелить тебя.

— Ну, я спрашиваю потому, что…

— Заткнись. Мы всего лишь охраняем собственность. За нами идет наше начальство, и, когда мы здесь устроимся на ночлег, будем решать, что с вами делать.

— Да, но разве нельзя организовать поход в туалет? Я столько выпил, что до ночи просто не дотерплю.

Солдат проглотил водку, глядя на инспектора.

— Ты нарываешься. Смотри, простой смертью от пули уже можешь не отделаться. Фаби! — крикнул он в сторону спальни.

— Да, Гаврила! — Голова солдата показалась из двери.

— Выведи русского в туалет и глаз с него не своди.

— Спасибо, — раздался сдержанный голос Абакумова от двери.

— А англичане? — спросил Фаби, в неуверенности замерев у двери.

— Оставь их, там окна нет. Я присмотрю за дверью.

— Оставить их двоих? С водкой? Мы что, обязаны их поить, что ли? А вдруг они сговорятся на этом своем языке?

— Это их последняя выпивка, Фаби. Типа анестезии.

25

Блэр чувствовал под собой холодный пол. Он придвинул оба стакана с водкой к стене и поежился.

Зайка нащупал рукой ногу Блэра:

— Это ты?

— Нет, блядь, Жанна д’Арк.

— Успокойся.

— Зайка, заткнись, ладно?

Зайка болезненно моргнул. В голове проносились сцены из прошлого, когда они с Блэром жили в «Альбионе». Они только-только научились ходить. Зайка играл с кусочком мармелада, когда нянечка вдруг убежала, потому что кого-то тошнило. Как только она выпустила их из поля зрения, близнецы отправились по коридору в игровую комнату. Им нельзя было в игровую комнату, поэтому они туда пошли.

Она была огромной. Чирикали птицы, высокие окна заливали комнату ярким светом. Маленькие Хизы подошли к зеркалу, висевшему в дальнем углу комнаты. Они подошли к нему и встали, прижавшись потеснее, глядя друг на друга в профиль в окружении полос и пятен солнечного света. Они смотрели на себя, а тем временем другие дети, постарше, радостно вопили вокруг, заполняя пространство гудящим эхом. Дети с хохотом проносились мимо близнецов, прижимались друг к другу, подражая им. Блэр и Гордон сияли, видя, что остальные — такие же, как они. Но вдруг все рассыпались в разные стороны, словно горох. Они отпрыгнули друг от друга, поднимая с пола вихри пыли, и разлетелись кто куда, словно бабочки по огромной вселенной.

А Хизы так и остались прижатыми друг к другу.

Через минуту они заплакали.

Прибежала нянечка, но близнецы уже все поняли.

Обрывки подслушанных разговоров вертелись в Зайкиной голове. Слова из детства летели в сознание, словно комья земли в открытую могилу.

«Это очень редкий случай, чтобы однояйцовые выжили при рождении, — сказал одетый в твидовый костюм мужчина, который однажды пригласил в свой кабинет двух одетых в белое людей. — Кто-нибудь знает, как они называются?»

«Омфалоангиопагусы?» — спросила женщина.

«Технически да. Омфалоангиопагусы с грудными осложнениями. И заметьте, что главный близнец не сильнее физически — видите вот этого паренька?»

Зайка раздулся, когда рука выделила его.

«Если бы разделительный процесс яйца начался хоть днем раньше, этот парень, может, и не стал бы паразитом. А если бы на день позже, он мог бы стать обыкновенным наростом на теле здорового близнеца. Его можно было бы удалить. Кто-нибудь может догадаться, почему паразит доминирует в этом случае?»

«Это инстинкт, что выживает сильнейший?» — спросил серьезный молодой человек.

«Именно, — сказал твидовый костюм, — и здесь два пути: да, опора организма на более здоровый отросток приводит к большему запасу энергии. Но также дело связано со средствами, которыми достигается контроль. Будучи слабее, он эмоционально и психологически поработил своего близнеца».

«Значит, — запинаясь, сказал молодой человек, — это означает, что более здоровый близнец стал… своего рода источником питания для паразита?»

«В общем да, хотя мне кажется, что вся широта динамики паразита-хозяина проявится только тогда, когда их разделят. И разумеется, это спорно, потому что паразит не выживет».

Зайка вздохнул и вернулся мыслями к своему заключению в горах. Похлопав по карманам в поисках сигарет, он нашел старую пачку, смятую и влажную. Он провел несколько минут, распрямляя сигарету, вытащил коробок спичек и закурил.

— Оставайся по эту сторону ворот, — прошептал он.

— Отъебись, Зайка.

— Если психовать, станет только хуже. Почему бы тебе не выглянуть и не поговорить с ними? Нет, ты послушай, ну не можем же мы все вот так оставить. Большой парень говорит по-английски. Выгляни и расскажи ему про постмодернизм, заставь его почувствовать себя членом команды. У тебя получится.

— Думаешь?

— А то. Это будут твои первые заморские деловые переговоры.

Блэр откинулся назад, проведя языком по зубам. Он нахмурился, мысли у него неслись, словно облака по небу, медленно утекая в никуда.

Вдруг его озарило:

— Подожди! Пакетики! Заяц. Давай дадим им коктейль!

Зайка не спеша сделал затяжку. Он набрал полные легкие дыма и тихо сидел, пока дым не пошел через ноздри.

— Ты их в жизни не заставишь это выпить.

— Почему это?

— Если они увидят вспышку, то поймут, что ты что-то нахимичил. Если они не увидят вспышки, то удивятся, с чего это ты обратно выпивку отдал.

— Но если я высыплю эту дрянь у них на глазах, спокойно так, и выпью одну порцию, они подумают, что это просто ароматизатор. Зайка! Давай попробуем!

— Думай лучше, как договориться с этими уродами, вот что я тебе скажу.

— Заяц, Заяц, Заяц, просто аромат черешни! — Глаза Блэра уставились в потолок. — Мы можем все изменить, посмотри, до чего мы докатились. Мы снова будем дома, Заяц, и это дикое путешествие даст нам столько опыта. Милли поедет с нами — вот это поворот, все просто охуеют. Хотя это ведь мы, да? Мы крутые парни, мы начнем оттягиваться прямо в самолете, мы обо все оттянемся, что на глаза попадется. Нас посадят в самый навороченный тяжеленный самолет, с приветственными объявлениями на английском, радостными и ласковыми, как солнышко. Чашка чая, спасибо большое, джин, еще джин, пожалуйста, голоса вокруг, может, северные девки, прекрасные, как цветы, свежие, как молодой вереск, у них еще волосы будут пахнуть посадочной полосой в Хитроу. Вот о чем нужно думать, только представь, Заяц, представь себе такое во всей красе. Мы будем наслаждаться копченым лососем на борту «Британских авиалиний»…