Людовик XIV, или Комедия жизни - Страница 18

— И он не приказал вас вышвырнуть за дверь?..

— Ничуть не бывало! Он рассмеялся, и с тех пор… Лагранж живет в замке.

— О, какое драгоценное известие! Завтра же посылаю курьера к кардиналу с этим сообщением. О! Мазарини осыплет милостями того, кто будет содействовать счастью его племянницы. Надо поскорее представить его госпоже Кальвимон.

— Подождите завтрашнего представления. Я придумаю кое-что.

— Не правда ли, маленький Марсан очень глуп?

— Чрезвычайно!

— Но зато Лорен — хитрая штучка и имеет большое влияние на брата.

— Да, этот проныра составит себе блестящую карьеру со временем.

— Так шепните ему, что пора позаботиться о карьере.

Все дело в том, чтобы невинный ребенок проболтался в простоте души о том, что видел и слышал в будуаре голубоокой красавицы. Таким образом мы…

— Останемся в стороне, если мадам Кальвимон будет скомпрометирована, — перебил со смехом Даниель. — О, Мольер, вы незаменимый человек! Вам следовало бы быть дипломатом. Теперь мы отлично понимаем друг друга.

— Еще бы! Ведь профессии наши одинаковы.

— Это было бы дерзко, если бы не было так смешно, — засмеялся Даниель.

— Я всегда бываю дерзок и смешон в одно и то же время. Итак, завтра утром гонец скачет к кардиналу, вечером — представление, послезавтра — урок пажу, а затем все окончится, как в веселой комедии — свадьбами.

Наконец наступили давно ожидаемые празднества. В рыцарской зале замка Пезенас Конти в полной форме, сидя под бархатным балдахином, усеянным лилиями, окруженный д’Аво, офицерами и придворными, открыл заседание речью, поразившей всех одушевлением и изяществом языка. Его царственная величавость, соединенная с чрезвычайной приветливостью, расположила к нему все сердца. Когда он прочел письмо короля, который возвращал депутатам все прежние права, давал городам новые привилегии, обещал полное возмещение военных издержек, все собрание огласилось неумолкаемыми криками: «Да здравствует Людовик XIV». Затем следовал торжественный праздник, на котором против желания Конти, но по настоянию д’Аво, присутствовали знатнейшие лангедокские дамы. Госпожа Кальвимон явилась в качестве приятельницы вдовы Серасин, которую принц представил под именем Пти де Прэ — титул, данный ей Мазарини.

Представлением всеми любимой трагедии Корнеля и иллюминацией города должен был закончиться этот первый счастливый день. Труппа Бежар отличилась по обыкновению. Мадемуазель Дюпарк в роли Ксимены, Тарильер в роли дона Гормаца были восхитительны. Лагранж превзошел сам себя и привел всех в самое романтическое настроение.

— Сцена Ксимены с Кампеадором — самая нежная и страстная, какую только может представить себе воображение, — со сверкающими глазами шепнула Кальвимон принцу. — Я бы желала, чтобы Лагранж повторил ее еще раз у нас в доме.

— Почему же нет? Вам стоит только приказать! Но едва ли дела позволят мне разделить с вами это удовольствие.

На следующий же день, когда принц отправился в собрание земских чинов, госпожа Кальвимон пригласила к себе Лагранжа с тем, чтобы он повторил перед ней прелестную сцену с Ксименой. Первый любовник был мастер своего дела, он говорил с таким увлечением, глаза его то сверкали огнем, то заволакивались томной негой, вся его игра была проникнута такой страстью, что даже маленький Марсан сидел, разинув рот, а искра, брошенная в сердце мадам Кальвимон, способной воспламеняться так же, как соломенная крыша, разгорелась ярким пламенем. В это же самое время аббат Даниель читал пажу Лорену лекцию высшей лакейской дипломатии, к которой у молодого человека оказались блестящие способности.

— Да, мой сын, — говорил аббат, — молодой дворянин должен стремиться к тому, чтобы составить себе блестящее положение в свете, но он никогда не достигнет этой цели, если не будет пользоваться случаем, чтобы оказывать услуги своему покровителю.

— Я сам того же мнения, патер Даниель, — и если бы только вы сказали мне, как взяться за дело, то я убежден, что даже сам Мольер не превзошел бы меня в остроумии перед его высочеством.

— А, да ты, как я вижу, ревнуешь Мольера?

— Не только ревную, я ненавижу его. Ему стоит только показаться, чтобы принц развеселился, а когда он отсутствует, то третье слово его высочества непременно касается Мольера.

— Ого! Да ты не на шутку озлобился! Но, мое сокровище, советую тебе не слишком высказывать свое нерасположение. Да к тому же тебе вовсе не идет роль Мольера. Он служит принцу своими талантами, за что тот щедро платит. Твоя задача совсем другая. Тебе нужно угадывать его сокровеннейшие желания, которые он стесняется высказать, но исполнением которых ты заслужишь его вечную признательность. Вот чего должен добиваться умный и хитрый паж.

Лорен смотрел с изумлением на своего учителя.

— Желания, которые стесняются высказать… — повторил он, как бы вдумываясь в смысл этих слов, — вечная признательность… Однако Серасин, желавший сослужить подобную службу, получил такую страшную награду, от которой я с удовольствием откажусь.

— Как ты прост, мой друг! Серасин был слишком глуп для подобной службы, потому-то он и пострадал. Ты же совсем другой человек. В настоящую минуту тебе представляется случай обделать такое дело, которое при удаче сделает тебя любимцем не только принца, но даже и самого кардинала, при неблагоприятном же исходе — останется без всяких дурных последствий.

— О, скажите мне, отец Даниель, в чем дело, и вы увидите, как Лорен превратится в лисицу, следующую за голубем.

— Ты, конечно, знаешь, что принц женился на племяннице кардинала?

— Да! Нинон много смеялась над этой свадьбой!

— Принц оставил жену в Париже, потому что был к ней совершенно равнодушен.

— Ха-ха! Мадам Кальвимон для него милее!

— Ого! Как ты проницателен! Ты меня скоро поймешь. Теперь чувства принца очень изменились. Жена начинает ему нравиться, и он с радостью увидел бы ее около себя…

— Но, к несчастью, госпожа Кальвимон также приходится ему по вкусу.

— Но если бы госпожа Кальвимон сделала в настоящую минуту что-нибудь не по вкусу принца, то…

— То… О, я понимаю! Принц рассердился бы, прогнал ее и мог бы беспрепятственно пригласить сюда свою жену. Это нелегкая задача… Надо, чтобы госпоже Кальвимон понравился кто-нибудь другой больше принца.

— Ты просто гений! Этот «другой» уже нашелся. Лагранж, игравший вчера в «Сиде», уязвил сердечко мадам Кальвимон, и в настоящую минуту он у нее.

— Как, уже?!

— И будет бывать очень часто!

— О, я велю Марсану следить за ними и пересказывать мне все до мельчайших подробностей, а потом буду сообщать вам!

— Не только мне одному, но даже… и его высочеству!

— Боже сохрани! Он сделает со мной то же, что с Серасином…

— Совсем нет! Ведь он смотрит на тебя как на ребенка!

Ты не должен только показывать, что рассказываешь ему проделки Кальвимон с какой-нибудь целью. Напротив, он должен быть вполне уверен, что ты болтаешь, как дитя, без всякой задней мысли. Если этот план удастся, то, повторяю тебе, ты станешь любимцем не только принцессы, но и самого кардинала.

— О, теперь я все понял!.. Если вы позволите мне уйти, то я отправлюсь сейчас же к Марсану и выведаю у него все, что он видел и слышал.

— Будь осторожен!..

— С братом нечего церемониться, ведь вы знаете, как он малопроницателен.

— Ну ступай и устраивай свое счастье, только не забывай пословицу: тише едешь, дальше будешь!

Вечером в тот же день лангедокские дворяне во второй раз собрались в замке. Давали комедию Мольера «Сумасброд».

Его триумф был полный. Роль Целии играла очаровательная блондинка Дебрие, горделивая Дюпарк восхищала всех в роли Ипполиты. Но лучше всех был Маскариль — Мольер, который превзошел всех своим неподражаемым комизмом.

На него были обращены все взоры и внимание публики.

Когда занавес упал, принц поспешил на сцену и при всех выразил свой восторг Мольеру и благодарность за доставленное наслаждение.