Люди и руины - Страница 53

Но даже в лучшем случае не может быть и речи о возможности соревнования с более плодовитыми низшими слоями; поскольку в нашем случае речь идет об элите, то есть меньшинстве — даже при всех стараниях (и учитывая, что потомству передается не просто кровь) создать противовес демографическому напору низших слоев и племен никогда не удастся. Как уже говорилось, необходимо задействовать другие средства; первым и непременным условием является устранение демократической, эгалитарной системы; вторым — занятие надлежащей позиции по отношению, например, к так называемому Третьему миру.

В древне-индоевропейских традициях «долгом» считали только рождение первого сына (хотя это правило не распространялось на людей, склонных к аскетизму); поэтому первенца называли «сыном долга», в отличие от других детей. Стоит ли говорить, что соблюдение лишь одного этого правила, обеспечивающего, в частности, принцип наследования по отцовской линии, само собой привело бы к снижению демографического роста.

Мы описали основные качества, присущие как первой группе, полностью свободной ото всяческих уз, так и второй группе, которая через свое потомство пытается создать биологическую основу для передачи духовного наследия и обеспечения преемственности Орденских структур. Между тем большинство наших современников, давая жизнь новым существам, лишь воспроизводит в них собственную несостоятельность, тщету и бессмысленность прожитой жизни, тем самым умножая бесформенный мир количества. Пассивность перед натуралистической частью собственного существа и примитивнейшим половым влечением или покорность предрассудкам являются яркими свидетельствами их полной безответственности, особенно учитывая коллективные последствия подобного поведения, пагубный характер которых с каждым днем становится все более очевидным. Но несмотря на мнение тех, кто обвиняет в эгоизме и индивидуализме людей, уклоняющихся от деторождения, истина заключается в прямо противоположном; скорее сами эти обвинители думают лишь о себе, поскольку, беззаботно потакая своим примитивным инстинктам, они лишь множат общий хаос; в конечном счете они не думают даже о себе, и можно было бы сказать «они сами это заслужили», если бы печальные последствия этой беспечности не затрагивали бы людей, не принадлежащих этому стаду. Поэтому в нынешней ситуации государству не мешало бы предпринять систематические суровые профилактические меры (даже репрессивного характера), несмотря на нежелательность подобного рода вмешательства в частную жизнь в других случаях (как во время нелепой «демографической кампании»). Лично мы считаем, что подобная антидемографическая политика никогда не будет излишней, поскольку даже достаточно подготовленные крути (как будто под влиянием внутреннего запрета) не желают замечать тяжких последствий — как прямых, так и косвенных — роста народонаселения, значительно усиливающих кризис современного мира.

Поэтому для нового движения антидемографическая направленность должна стать частью общей борьбы против мира количества и указанных роковых процессов контрселекции. В настоящем государстве эта задача имеет двойной аспект: сдерживание ракового размножения смешанной серой массы и реализация предпосылок, необходимых для кристаллизации и консолидации слоя, в котором будут выработаны свойства, позволяющие их носителям твердо удерживать власть в своих руках и быть ее достойными (здесь, в частности, можно обратиться к сказанному нами в предыдущей главе). В этой области требование уравновешенности и сдержанности имеет не меньшее значение, чем в борьбе против экономической одержимости; в конечном счете, как было сказано, эти два аспекта взаимосвязаны.

Сегодня в различных кругах все настойчивее слышны призывы к объединению Европы. Однако следует четко отделить тех сторонников европейского единства, кто исходит исключительно из материальных и прагматических соображений, от тех, кто, руководствуясь высшими принципами, ставит на первое место духовные и традиционные ценности.

В лучшем случае стремление к объединению порождается внутренним протестом против нынешнего положения Европы, которая в результате определенных событий (немалое влияние на которые оказали силы «тайной войны») из субъекта большой мировой политики, каковым она была прежде, превратилась в объект, обусловленный иностранными влияниями и интересами. Вынужденная лавировать между двумя великими державами, борящи-мися за мировое господство, Америкой и СССР, она в конце концов согласилась принять американскую, «атлантическую» опеку, дабы избежать худшего — полного порабощения коммунизмом.

Очевидно, что разобщенность европейских наций лишь усугубляет подобное положение дел. Как известно, на сегодняшний день все конкретные шаги по объединению Европы ограничивались созданием Общего рынка, Союза угольной и сталелитейной промышленности и т. п., то есть чисто экономическими мерами без соответствующей политической составляющей. И не стоит питать особых надежд относительно возможности улучшения ситуации. Плачевные последствия двух мировых войн, в значительной мере также вызванных разобщенностью и ослеплением европейских наций, преодолеть непросто. Мерой конкретной свободы, независимости и самостоятельности является в первую очередь мощь. Европа могла бы стать третьей великой мировой державой, если бы при объединении ей удалось сохранить свои обширные источники сырья и зарубежные рынки, и в законодательном порядке установить принцип тесной солидарности, согласно которому все европейские нации обязывались бы в случае опасности незамедлительно встать на защиту союзного государства. Но по этому пути не пошли. Впрочем, для новейшей европейской истории (исключая примеры из более далекого прошлого: римский период, гибеллинское Средневековье и Священный Союз) это не удивительно. В результате за одной капитуляцией следовала другая.

Сегодня некоторые говорят о возможности образования европейской империи с более чем 400-миллионным населением, что позволит ей противостоять как Соединенным Штатам, насчитывающим на сегодня 179 млн человек, так и СССР с его 225 млн..[116] Правда, в эту цифру включают и народы, оказавшиеся за железным занавесом. Впрочем, даже одна Западная Европа со своими 364 млн могла бы стать достаточно сильным блоком, если бы не проблема промышленного потенциала (от которого зависит и военная мощь), для развития которого необходимы соответствующие сырьевые запасы. Ранее этот недостаток восполнялся за счет неевропейских стран, зависимых от Европы, но на сегодня эти резервы оказались по большей части утраченными, как и прежние зоны влияния, где ныне промышляют американцы, русские и даже китайцы.

Первым шагом к созданию единой Европы должен стать совместный выход всех европейских стран из ООН, этой смешанной, ублюдочной и лицемерной организации. Вторым обязательным условием является окончательное освобождение ото всякого рода влияния как со стороны Америки, так и СССР. Однако подобные шаги потребовали бы столь тонкого и осмотрительного владения политическим искусством, какого не приходиться ожидать от современных европейских государственных деятелей. Действительно, если между отказом от американской «атлантической» опеки и реальным объединением Европы в единый блок, способный самостоятельно отстаивать свои интересы (там, где это возможно), образуется значительный временной промежуток, то в результате возможных внутренних потрясений и внешней агрессии плохо защищенная — как материально, так и духовно — Европа рискует стать добычей коммунизма и СССР. Поэтому шаги подобного рода нельзя предпринимать без предварительной подготовки. Однако эти конкретные политические проблемы выходят за рамки настоящей книги, поскольку здесь мы затрагиваем лишь вопросы, связанные с формой и духовно-доктринальными предпосылками единой Европы. В этом смысле неопределенные решения федералистского толка могут носить исключительно конъюнктурный характер, как и проблема оборонительного экономико-политического союза, образование коего относится скорее к следствиям. Единственно верное решение должно носить органичный характер и основываться на проблеме формирующего, внутреннего, высшего влияния, присущего общей идее и традиции. Вопреки этому отдельные круги отстаивают активную и прагматическую точку зрения, согласно которой нации не являются в готовом виде с небес, но образуются на основе общей задачи, которая — в противоборстве со средой или перед лицом исторического вызова — ставится перед разрозненными силами деятельной и решительной инициативной группой, что некогда и приводило к возникновению той или иной исторической нации. Полагают, что нечто подобное может произойти и с грядущей «европейской нацией», для формирования которой достаточно прибегнуть к единому мифу и идее общей судьбы, отстаиваемых европейским революционным фронтом. Подобная точка зрения представляется нам неудовлетворительной, поскольку, говоря о происхождении исторических наций, нельзя забывать того существенного вклада, который был внесен в этот процесс династиями как носителями традиции и их верноподданным окружением (приведем в качестве примера Пруссию). В настоящее время эти факторы отсутствуют. Поэтому имеет смысл говорить лишь о некоей чрезвычайной ситуации, которая могла бы дать толчок к объединению, что, однако, — необходимо это признать, — для европейской истории является довольно редким случаем; излишне даже упоминать хорошо известные примеры, но не единства, а европейской раздробленности, как то Столетняя война, религиозные войны, войны за престол и т. д. вплоть до двух последних мировых войн.