Люди долга и отваги. Книга вторая - Страница 94
— Тихо, Дениска!
Он взял сына за руку и повел к выходу. Тот засеменил ножками, то и дело оглядываясь.
— Ну скажи, что он сделал? — спросил Дениска уже не так громко.
— Совершил подвиг.
— А как?
— Потом расскажу. Помолчи.
На улице ярко светило солнце, электронные часы на здании управления отсчитывали и отсчитывали минуты. Под строгими и торжественными голубыми елями, расхаживая по газону, ворковали голуби. По широкому проспекту бесконечным потоком мчались машины. Было по-августовски тепло.
Через несколько дней в этом же здании на проспекте Ленина, в одной из тихих прохладных комнат, я листал «Личное дело» капитана Афонича. Страницы его жизни. Вся она — 31 год, 6 месяцев и 21 день — уместилась в этой тоненькой серой папке. Впрочем, это, наверное, не так. Она вдруг как бы спрессовалась, уложилась в те скоротечные минуты и секунды, которые отвело ему его главное дело там, на пожаре, в горящем складе, и последний ее ярчайший миг озарил эту жизнь негаснущим светом подвига. Все, что было до этого, — годы, месяцы, дни — все шаг за шагом приближало его к той пылающей черте, которую он переступил и геройски преодолел, как солдат в решающую минуту атаки. Он и был солдатом. Бойцом огненного фронта.
После гибели капитана Афонича в его рабочем столе нашли среди разных бумаг листок с выписанной из «Боевого устава пожарной охраны» статьей. Может быть, понадобилась ему для занятий с бойцами. Может быть, положил, чтобы всегда была под рукой. Как-то на дежурстве он сказал своему товарищу:
— Можно много говорить о нашей службе — боевая, героическая, трудная, опасная, романтическая. И все будет правильно! А весь смысл ее — в этой третьей статье!
Вот она, третья статья:
«Работники советской пожарной охраны должны быть беззаветно преданными своей социалистической Родине, делу Коммунистической партии и Советскому правительству, вести боевые действия по тушению пожаров с полным напряжением моральных и физических сил, проявлять при этом мужество, смелость, инициативу, находчивость, стойкость и, невзирая ни на какие трудности и даже угрозу самой жизни, стремиться выполнить боевую задачу во что бы то ни стало».
Он выполнил эту заповедь.
Володя родился и вырос в Туле. Учился в 46-й средней школе, окончил десять классов. В характеристике, написанной учительницей на тетрадном, в клеточку, листке, есть такое место:
«Дисциплинированный, тихий, скромный юноша, никогда не имел замечаний и нарушений. Характер спокойный, уравновешенный. В общественной работе аккуратен и исполнителен. Честен, искренен, чистосердечен, пользуется уважением товарищей. Увлекается мотоспортом, другие виды спорта его тоже интересуют…»
После выпускного вечера он долго не раздумывал и пошел на машиностроительный завод, стал слесарем. Однажды за обедом неожиданно отложил ложку и сказал, как бы советуясь с отцом, хотя вопрос был уже решенным:
— Бать, а что если я стану, как и ты, пожарным?
Федор Петрович внимательно посмотрел на сына, спросил:
— Ты это серьезно?
— Серьезно.
— Почему вдруг? На заводе тебя хвалят, ты там почти год, со временем можешь стать неплохим слесарем, мне мастер говорил.
— Понимаешь… Чувствую, что не совсем по мне это — слесарничать. Не потому, что я эту профессию не уважаю. Ну, хвалят меня, это я знаю, и ребята у нас подобрались хорошие, и мастер что отец родной. А все же чувствую, что «аглицкую блоху» мне не подковать. Левшой я не стану. А быть посредственным, заурядным — не хочу!
— Что-то ты не договариваешь…
— Помнишь тот пожар? Дом в Криволучье?
— Еще бы!
— Ну вот. Я в тот день к товарищу поехал. Вдруг пожар, я его видел. Когда ты мальчишку из того дома вынес, я и решил. Не сейчас, не вдруг, как ты говоришь, а еще тогда, на пожаре. Он у меня все время перед глазами стоит, тот перепуганный мальчишка… Я уже и документы отнес.
— Та-а-к, — Федор Петрович встал из-за стола. — Уже, значит, отнес… Ну что ж, дело это нужное, мужское, не каждый решится в огонь пойти. Боевое дело! Я вот в пожарной охране уже больше тридцати лет. Дослужился, как видишь, до заместителя начальника отряда. Да-а… А знаешь, что о нашем брате иные говорят? Эти пожарные, мол, — сущие бездельники, дармоеды, сидят целыми днями в своей пожарке и «козла» забивают да спят сутками, а случится раз в год на пожар выехать, так они пока приедут, все уже и сгорит. Вот как некоторые рассуждают! Обидно, конечно. И тебе придется не раз услыхать подобное, но ты на такие слова внимания не обращай… А в какую же часть устраиваться будешь?
— Пока ни в какую. У нас на заводе майор был из управления, отбирал молодых ребят, комсомольцев для службы в пожарной охране, вернее, сначала для учебы. Я записался. Теперь меня направляют в Ленинградское пожарно-техническое училище. Звучит?
— Звучит. Выходит, пойдешь по стопам отца?
— По стопам, батя!
— Ну и молодец! Правильно решил!
Володя вышел из-за стола, принес зачем-то свою записную книжку.
— Ты знаешь, — сказал он, листая ее, — у вас в управлении художники на днях стенд оформляли. «Герои огненного фронта» называется. И там стихи. Я их списал и сразу выучил. Вот послушай!
И, не найдя нужную страницу, стал читать по памяти:
— «И в мирный час, живя спокойно, мы знаем, что на вахте вы: герои, труженики, воины — пожарные моей страны!» Здорово! Я бы так не написал.
— Ешь, герой! Суп уже совсем остыл.
Вскоре Володя уехал. Курсантом стажировался в должности инспектора Госпожнадзора, начальника караула. Тогда и увидел впервые, что такое не учебный, а настоящий пожар — сложный, как говорят специалисты. Это когда перед тобой стена ревущего пламени, всепожирающего, злобного, грозного, неумолимого. Когда нужно забыть обо всем на свете, о себе тоже, и любой ценой победить, обуздать стихию. Когда нет другого пути, кроме того, что ведет в огонь.
«С достоинством носит звание курсанта» —
так написал в характеристике руководитель стажировки. И еще:
«Принимал участие в тушении сложных пожаров, действовал тактически грамотно, смело и решительно».
В Тулу Владимир вернулся через три года с погонами техника-лейтенанта на плечах. Допоздна разговаривал с отцом — рассказывал об учебе, о Ленинграде, о предстоящей службе. А рано утром стал собираться в управление.
— Погулял бы недельку, — сказала ему мать, Мария Яковлевна, — отдохнул бы после учебы.
— Что ж мне, мама, дома-то сидеть? — улыбнулся он. — Наотдыхался уже! — И добавил полушутя, полусерьезно: — Мне отец сказал, сколько у нас в области ежегодно бывает пожаров. Считай, по три-четыре в день. Зачем нам столько?! Мне эта цифра очень не нравится! Пока я тут чаи буду гонять, знаешь, сколько сгореть может?
— Выбрал же ты себе профессию, — вздохнула Мария Яковлевна, ставя самовар на стол. — Вон у моей знакомой сын на конструктора выучился, сидит себе в кабинете, машины разные выдумывает. А тебе с кишкой этой в огонь лезть. За отца сколько переживала, теперь еще и за тебя буду…
Придя в управление, Владимир выложил документы на стол начальника отдела кадров. Тот почему-то не торопился взять их.
— Ну что ж, товарищ техник-лейтенант, поздравляю с окончанием училища и возвращением в родную Тулу!
— Спасибо!
— Как настроение? Какие планы?
— Все нормально! Буду служить!
— Вот и хорошо. Приказ о вашем назначении на должность начальника караула уже заготовлен. Если нет возражений и вопросов, завтра можете приступать.
На другой день он пришел во вторую самостоятельную военизированную пожарную часть — СВПЧ-2. Дело было знакомое, ведь уже приходилось побывать в этой роли, когда еще учился в Ленинграде. Но тогда он был курсантом, стажером, и рядом всегда находился «настоящий» начальник караула, которого он дублировал. Теперь «настоящий» — он сам. И потому казалось, что он ни за что не «потянет». Но дни побежали один за другим, ничего особенного, романтического, а тем более — героического: дежурства, занятия с личным составом, тренировки, учения, профилактическая работа. Одним словом, служба.