Люди долга и отваги. Книга вторая - Страница 113

— Выходит, когда ты назывался капитаном дальнего плавания, это было осуществлением детской мечты?

Юрий Юрьевич просиял искренней улыбкой — в сердце тронули чистую струну. Возможно, единственную.

— А на «Тереке» не доводилось плавать? — беспечно уронил Дайнеко.

Ни разу мы не видели Юрия Юрьевича столь обмякшим и безоружным. Момент был выбран точнее некуда! И все же по мечтательному его лицу не скользнуло ни облачка. Веки не дрогнули! Лишь какие-то секунды ему понадобились, чтобы перестроиться и ответить. Он задумчиво оглядел свое правое плечо — повернувшись к камере — и дунул на невидимую пушинку. Но та, вероятно, не исчезла; тогда он снял ее пальцами, отвел в сторону, проследил, как она медленно падает вниз.

И поднял к Михаилу Петровичу полное лицо с невинными глазами:

— По-моему, нет, — безукоризненная равнодушно-небрежная интонация. Только голос севший, с хрипотцой да с излишним упором на «о».

— Каков?! — спросил Дайнеко, отпустив Ладжуна. — А ведь был он на «Тереке», был, негодяй! Ну и поединочек предстоит!

Ладжун продержался еще два дня. За это время Михаил Петрович провел долгожданное для группы опознание. Ладжун перенес его сравнительно спокойно — видимо, предчувствовал, что оно неизбежно, и подготовился. Боцман, штурман и буфетчица по очереди указали на него как на пассажира, который ехал предпоследним рейсом, с командой держался на короткой ноге и неожиданно сошел в Ярославле.

Юрий Юрьевич все подтвердил, а по окончании процедуры, оставшись вдвоем с Дайнеко, разразился бурной и многословной речью, полной обид и претензий. Если он за давностью и обилием своих приключений что-нибудь спутал или упустил, то к лицу ли Михаилу Петровичу ловить его, устраивая «канитель и комедию»?! Разве он, Ладжун, стремится что-то скрыть?

Дайнеко выслушал с серьезной миной.

— Рад, — сказал он, — что ты утвердился в желании быть до конца правдивым.

— Да, я утвердился. Я прямой человек, Михаил Петрович, пусть мне даже хуже будет, и я даже буду жалеть потом, но я расскажу все как есть. Хотите знать, почему я сошел в Ярославле? Да потому, что еще в Тутаеве хотел…

— Обожди, Юра, к этому мы придем позже. — (Отрепетированная сказка мне не к спеху.) — Давай вернемся к вопросу, который мы уже обсуждали, но несколько в ином плане. Выяснилось, что плыл ты не последним рейсом и разговоров о происшествии действительно не слыхал. И не мог слышать, потому что сошел в Ярославле до того, как обнаружили тело. Ну, а саму-то убитую ты видел в живых? Был знаком?

— Ну… можно сказать, и знаком, и не знаком. Как всякий пассажир, если хочет прилично питаться, понимаете? За свои деньги имеет право. Но нужно знать шеф-повара или заведующую, чтобы отношение было, понимаете?

— Ладно, пишем: знаком, но не близко. Так?

— Да. Я считаю, близко — это когда… вы понимаете.

— Тут этого не было?

— Никогда в жизни!

— Ну а как она вообще тебе казалась?

— Никак она мне не казалась, я даже не смотрел, не на что смотреть, даже если б я один ехал, никогда в жизни…

— Ты о ком?

— Да о заведующей рестораном.

— Так про убийство ты не слыхал, а кого убили — знаешь? Неясно, Юра. На опознании ее не называли, совершенно точно.

Ладжун создал короткую паузу тем, что нечаянно столкнул локтем спички и наклонился их поднять.

— Вы сами назвали, очевидно. Иначе откуда знать, Михаил Петрович, больше мне неоткуда знать, кто убитая.

(Сам-то я не называл, но шут с тобой, считай, что выкрутился, не будем застревать на мелочах.)

— Еще вопрос, который мы тоже обсуждали, но не добились полной ясности. Что ты делал на стоянке в Москве? Кроме водки, что покупал?.. Ну? Обычно ты сразу отвечаешь.

— Я думаю, чтобы было, что сказать. Врать не хочется.

— Врать не надо.

Как писали в старых романах, пока наш «герой» думает, поясним подоплеку вопроса. В каюте убитой обнаружили нож. Складной нож, валявшийся на полу. Самой Титовой он был скорее всего не нужен: в шкафчике у нее лежали два-три столовых ножа и немного посуды, все подернутое легкой пылью, так как питалась она, естественно, в ресторане. Остатки свежей фабричной смазки позволяли предположить, что нож куплен совсем недавно. Не исключено, что принес его в каюту убийца, а затем предпочел обойтись без крови; вылезая же через окно, выронил нож из кармана. В свете этих предположений визит Ладжуна в «Хозтовары» представлял определенный интерес.

— Не припоминаешь? Поближе тебя подведу. К хозяйственному магазину у речного порта. Поскольку ты сегодня сетовал на мое недоверие, то вот пожалуйста случай проявить искренность. Свидетельскими показаниями тебя не жму.

Юрий Юрьевич колебался: «свидетельские показания»… вдруг кто и впрямь видел его там, у прилавка?

— Она… ну, эта моя девушка… ей что-то нужно было. Она говорит: пошли до магазина, и мы пошли… Если я что покупал, то я покупал кухонные ножи и вилки. Можно было подумать, что я порядочный человек, семейный. Когда спортсмен, то я покупаю гантели, понимаете? А что вот семейный — вот купил нож, — он заглянул Михаилу Петровичу в лицо и нашел подтверждение, что того Дайнеко и ожидал.

— Скажи мне конкретнее о цели приобретения этого ножа.

— О цели приобретения ножа… Ну, понимаете, в чем дело… Короче говоря, каждому человеку нужен нож. А я покупал кухонный нож как хозяйственный человек, что, мол, такого нет и как раз такой мне нужен. Я, по-моему, покупал за четыре рубля.

— Для благоприятного впечатления, значит? Ради бакинки?

— Да, чтобы убедить, что семейный человек. Не финку покупал, а дома нож нужен, я порядочный человек, понимаете?

— Юра, да ты же всегда играл холостяка, который собирается жениться!

— Не хотел ее обнадеживать. Хорошая девушка попалась.

— Силен ты вкручивать мозги!

Юрий Юрьевич с удовлетворением принял комплимент, сочтя, что тонкая тактика в обращении с женщинами оценена по достоинству. Дайнеко же имел в виду изобретательность, с которой тот за короткие секунды выдумывал и почти разыгрывал в лицах психологически убедительные миниатюры, призванные заменить правдивый ответ на вопрос следователя.

— Слушай, а откуда взялись деньги распивать на «Тереке» коньяки и шампанское?

— Почему бы нет? Деньги у меня были.

— Откуда? В графе твоих доходов весь предыдущий месяц пусто. Даже почти полтора месяца пусто.

— Перед тем я во Пскове прилично взял, Михаил Петрович.

— Так то в июле, а «Терек» — сентябрь. Да еще в Астрахани пальто купил, верно?

— Верно. Думал, еду на Волгу, хоть и тепло еще, но все равно пальто надо купить. Еще и шарф купил…

— Еще и путевку на теплоход в оба конца. Либо деньги были на исходе, либо какой-то августовский эпизод ты утаил.

— Нет, Михаил Петрович, клянусь честью! Денег, правда, немного было, но были, а я лишнего не выпью, вы знаете. Что на теплоходе, если разобраться? Плывешь и плывешь.

— Другими словами, ты сидел на мели.

— Не то чтобы на мели… немного денег было…

Все имеет конец. Наступал он и для следствия. Пришло время завершения допроса.

На экране в смонтированном виде он выглядел очень динамично. За счет убранного вступления и длиннот натиск Михаила Петровича казался стремительным. Но вместе с сокращениями ушли и некоторые краски и смысловые оттенки, которые в литературной записи стоит, вероятно, сохранить.

С самого начала допроса в кабинете царило напряжение. Чуя перемену, Ладжун беспокойно всматривался в Михаила Петровича, пока тот делал предварительные записи в протоколе.

— Перемудрил ты, Юрий Юрьевич, — сказал Дайнеко, откладывая ручку. — Надеялся хитрей всех быть, да не вышло… Когда-нибудь ты пробовал ставить, себя на мое место? Нет? Ну попробуй давай. Давай вместе разбираться. Сначала ты взял на себя чужое преступление. Естественно, я стал гадать: зачем? Такой ловкий, такой предусмотрительный человек не мог поступить случайно. Значит, у тебя были соображения. Ну у меня тоже явились соображения: возвел ты напраслину на себя, чтобы создать фальшивое алиби.