Люди бьются за жизнь насмерть! Книга 1. Путь в никуда (СИ) - Страница 31
Через час она была уже дома. Время завтрака прошло, в воздухе еще витал запах оладий, все они были сметены постояльцами оставив только лишь приятные воспоминания о нем, до обеда было ещё далеко. Пока работники разгружали покупки она обошла хозяйство чтобы проверить все ли в порядке. В целом все было замечательно - двор в порядке, лошади накормлены и ухожены, но попутно она все же сделала выговор одному из работников за то что не вычистил за одной из лошадей навоз.
Во дворе запрягали в повозку своих лошадей Дор и Юр. Они учтиво поздоровались с хозяйкой, поблагодарили за приют.
Сколько мы должны вам за постой? - Юр достал кошелек и ждал ответа, подбрасывая его в руке.
Плата как обычно - две монеты за ночь с каждого. Но учитывая вашу помощь вчера - можете заплатить в два раза меньше.
Друзья переглянулись и радостно рассчитались с хозяйкой. За этим в окно таверны наблюдала Арнесс. Глядя на одного из красавцев у нее сладко замирало сердце - ночь была на диво приятной... Но кто был так искусен - Арнесс хотела бы, чтобы это осталось ее маленькой тайной.
В самой таверне все было тихо и мирно. Убедившись что все хорошо, она умылась и затем поспешила к раненому, прихватив с собой в помощницы Арнесс. Жар у больного так и не прошел. На лице и шее выступили крупные красные пятна, лицо все осунулось и заострилось, губы потрескались и начали шелушиться. В целом выглядел он неважно.
Аккуратно вдвоем они срезали повязку. Смотреть на рану было страшно - она начала чернеть и сильно опухла. Вздохнув, Лисси достала заветную коробочку, стоившую ей стольких моральных усилий и аккуратненько, едва касаясь кончиками пальцев, помазала мазью рану. Перламутровое облачко, парившее над ее головой и практически незаметное в свете дня, пришло в движение. Оно начало вращаться вокруг своей оси, и постепенно на нем стали проступать красные и зеленые полосы. С едва слышным хлопком оно разделилось на зеленую и красную части. Красная устремилась к ране и как будто впиталась ею, а зеленая подлетев к губам, чуть помедлив, юркнула в тело через губы и нос. Арнесс и Лисси, удрученно рассматривающие больного и его кошмарную, опухшую рану этого не заметили.
Больной вздрогнул. Резко сошли красные пятна. Прямо на глазах стала уходить опухоль. Почерневшие края раны высохли и взялись коркой. Больной задышал глубоко и ровно. Арнесс смотрела за происходящим во все глаза, Лисси, уже видевшая подобное действие мазей Колдуна, была почти спокойна.
По всему телу воина прошла судорога. Мелко дрожали кончики пальцев рук. Неожиданно он открыл глаза и резко, одним движением сел в постели.
* * *
Серая муть повислау него в сознании густой пеленой. Крупными переливающимися каплями вплывали черные образы искаженных лиц: друзья, враги... Все залиты кровью, кого успел потерять или поразить острием меча. Кровь гудронными разводами украшала искаженные маски лиц; безмолвный крик рвался из их открытых ртов, отсекая все мысли и чувства... Где-то на грани сознания мерцали зарницей красные вспышки боли, отягощенные фиолетовыми разливами яда... Грязную жижу потихоньку затягивала фиолетовая пелена, заливая все зеленью безразличия. Удары сердца были все тяжелее и тяжелее переносимы: каждый отдавался иголочками во остатке сознания, делая ощущения нереально яркими на миг... Ярче-тише, ярче-тише, тише, тише, жмутся мыши, а котята еще выше, а над ними там на крыше умирают те кто...
Две руки великана спустились из за пелены серой мути и тянутся к нему. Одна красная, другая зеленая, они ищут, ловят воина в этом киселе. Он, смеясь уворачиваюсь от этих неповоротливых рук - слишком ловкий, слишком стремительный для них, слишком неуязвимый.
Но руки были настойчивы, руки искали его, звали к себе, манили своей облачной теплотой и заботой. И вдруг рыцарю надоело убегать от них и он позволил великану поймать себя. Руки, нежно но твердо обхватив огромными пальцами, настойчиво потянули его из серой пелены. Облака отпускали неохотно, держа цепкими своими лапками за каждую частичку души, но руки были настойчивы, слишком настойчивы и все тянули воина и тянули туда... Вверх. К солнцу, к яркому, нетерпимо жгучему свету.
И вот, когда казалось, что выдержать это извечное противоборство невозможно, когда каждый нерв стал натянут до предела и натянут как струна, пуповина мира лопнула, скрутившись в жгут и растаяв вникуда, выплюнув его сознание в реальный мир, в израненное и измученное болью тело.
Нестерпимо горело плечо. Боль заливала глаза красной пеленой, раскаленным обручем выжигая мозг и выплавляя все чувства и мысли из сознания, заставляя искать спасения в мягком и уютном болоте забвения. Но назад, в ту серую муть, полную видений уже почему то не хотелось. Не оставалось ничего кроме как вернуться в реальный мир.
Сфокусировав зрение воин увидел перед собой двух хорошеньких барышень. Одна была одета победнее, в строгом платье с передником обслуги и обязательном чепце, закрывающем волосы. Озорные ее глаза горели любопытством. Но кроме любопытства и раболепного уважения с почитанием своей госпожи ничего особого в них не читалось.
Вторая была явно другой. Богато украшенное, хотя и повседневное платье было чистым и опрятным. Волосы цвета золотого каштана украшала тонкая нитка жемчуга, запястья - серебряные браслеты, а нежные, ухоженные пальчики - пара колец с драгоценными камнями. Конечно, по внешнему виду это была и не придворная дама, да и находился я судя по всему не во дворце, но и в ней чувствовалась некая сила и шарм.
Цвет ее встревоженных глаз показался васильково-синим. Но лучик солнца, заглянувший в окно отразился в них пронзительным серым. Корсет, расшитый золотой и серебрянной ниткой переплетением линий, облегал ее талию, Яркий бутон ее губ скрывал за собой жемчужные зубки, а румянец щек был естественен и прелестен.
Она была лишена аристократичной бледности, популярной при дворе. Ее руки, лицо, шею покрывал красивый, умеренный и равномерный загар, так редко встречаемый в столице. Даже просто брошенного в ее сторону взгляда было достаточно чтобы радостно забилось сердце и душа отозвалась в своих самых потаенных закутках нежно-сладкой истомой.
Кто вы? - язык в высохшем рту ворочался подобно каменной неподъемной глыбе.
Я Лисси. Хозяйка этой таверны. Это Арнесс, моя служанка. Вы были ранены и мы взяли на себя смелость вылечить Вас. Как Вы себя чувствуете?
Как может себя чувствовать зерно, попавшее в мельничный жернов? Комната медленно уплывает куда то вбок. Во рту сухо как в пустыне. Тело кажется немощным как у старика. И страшно хочется пить...
Воды... Дайте пожалуйста воды!
Арнесс хватает со стола кувшин и наливает ему воды. Жадными глотками, как будто это живая вода, пьет ее, расплескивая и проливая на себя дрожащими, слабыми руками...
Еще!
Только опустошив кувшин начинает чувствовать затихающий внутри меня пожар. И разгорающийся там же волчий аппетит.
Сударь! Как я могу к Вам обращаться? - учтиво, с поклоном обратилась хозяйка.
Зовите меня Совой. Мне так привычней. - улыбнулся он, несмотря на слабость и боль. - А мое Истинное Имя пусть пока побудет для Вас тайной.
Лисси с тревогой смотрела на воина. После снадобья Колдуна он должен был прийти в себя и еле-еле ворочать языком. На большее у него просто не должно быть сил! Этот же разве что не танцевал... Сам выпил кувшин воды. Сам поднялся с постели. Хоть и по стеночке, но вышел из комнаты и оправил свои нужды... И только потом рухнул без сил! Кто он? Откуда в нем столько энергии?
Она с интересом приглядывалась к своему новому постояльцу. Кто он? Откуда он? Зачем этот такой странный для этого мира человек появился в этих землях и куда держит путь? Вопросы порхали в голове как ночные мотыльки и с беспорядочной настойчивостью бились в стекло разума.
На следующий день с утра пораньше она стояла на кухне и заваривала кофе. Ей нравился сам процесс. Растолочь ароматные зерна в ступке, высыпать их в турку, залить кипятком, пахнущим дымом, и, стоя у плиты, смотреть как потихонечку закипает, шумя, напиток богов, раскрывая аромат и наполняя им всю комнату. Кофейная гуща всплывала со дна, начинала бродить на поверхности и неожиданно начинала вскипать шапочкой, сквозь которую проступали маленькие пузыречки воздуха, меняя цвет с темно-кофейного до почти кофе с молоком. Потом бурление усиливалось, кофе норовило вырваться на волю подобно породистому скакуну и в этот момент и нужно было снимать кофе, не дав ему перевариться... Затем дать настояться, предвкушая его вкус во рту, дразнясь таким дерзким, будоражащим чувства ароматом, и только затем перелить его в большую чашку тончайшего китайского фарфора, долив его молоком. И по желанию добавив сахар, или щепотку корицы.