Любви время, мести час (СИ) - Страница 1

Ольга запрыгнула на пассажирское кресло газели. Наконец-то её ждет счастье. И пусть деревню она ненавидела, но находиться в мамином доме или у бабушки Зины — это как небо и земля. Или, скорее, как поездка отдыхать на Байкал или вспахать десять соток. И пусть бабушка Зина не на Байкале, но у мамы как раз десять соток земли. А сейчас лето. Чертовы каникулы. Это время настоящего Ада, когда невозможно пожить в городе с баб Машей.

“Меня баб Машина уринотерапия не так пугает как спасение картошки от колорадского жука. Я бы еще раз съела ее фирменный торт, только бы все лето меня оставляли в городе“ — так думала Ольга, пока устраивалась на жестком сиденье и пристёгивалась. Газель пахла ненавистно — деревней. Землей, навозом, потом и сеном. И только запах псины не раздражал Ольгу. Сзади раздался радостный лай Барсика. Он радовался поездке, не так часто его берут с собой.

“Пёс такой, что никого к себе не подпустит. А маме нужно, чтобы пока нас не было, ел и он и другая живность. А с охраной неплохо справится сосед дядь Вова. Он за самогонку и зайца в поле догонит. И охранять будет ушастого, пока совместно ту бутылку не опустошат. И успеют обсудить все размеры ушей, которые хороши в забеге или привлечении самочек. Так что за свой дом мы не боимся. Главное, чтоб с найденными самочками размножиться не успели. Дядь Вова одной своей рожей кого хочешь отпугнет. Любой проходящий и приходящий сразу поймет: если тут такой фейс, то или воровать нечего или такой же фейс получишь. Так что мы уверены — дядя Вова мимо никого не пропустит. По крайней мере пока с ним не сопьешься и все бурное его прорабное прошлое не узнаешь“. Даже Ольга была в курсе о всех начальниках и крутых бабёнках, о которых вещал дядя Вова. В тот день Оля впервые попробовала самогон и получила хворостиной по ляжкам. Утешало её только то, что дяде Вове досталось больше. Он даже расстроился. Все-таки протрезвел в момент. Сколько самогона выпито было зазря!

Мать, наконец, села на водительское сиденье. Все задания розданы, можно ехать к свекрови.

“И хотя мама считает самым важным замужество. В целом, присутствие или отсутствие отца в мире живых не давало никакой разницы. Мать управляет газелью, десятью сотками и еще успевает доить 1341 корову и оказывать им иные услуги вплоть до интимных. По крайней мере я вижу это именно так. Ведь у моей мамы бицуха мистера Олимпии, и она с соседкой регулярно обсуждает состояние ммм… стояния у быков на ферме”.

Всю многочасовую дорогу до деревни баб Зины Оля плавилась от жары в газели. Мама строго запрещала высовывать голову, руку и иные ненужные части тела в открытое окно. Но Ольга все равно хотя бы нос, но отдавала воле ветра и дорожной пыли.

“Он у меня все равно слишком огромный, даже если лишусь — не жалко. Жаль, с пузом так не сработает точно”

Стоило увидеть знакомый дом, как Ольга тут же выскочила из машины. Газель даже не успела окончательно затормозить. Мама матюкнулась. Какой бы толстой Оля себя не считала, но четкости движений и пластичности ей было не занимать.

— Ба! — девушка-подросток с визгом кинулась к вышедшей из калитки старушке. Наверняка, сидела и ждала, вслушиваясь: а не подъезжает ли пыхтящая на всю деревню газель. Ольге было невероятно жаль старушку. В отличие от баб Маши, баб Зина всегда была сдержанная, милая и вежливая. А еще всё и вся сделает для своих близких. Ибо их у нее осталось так мало. Сын и муж погибли, а дочь живет в Москве. И только невестка с внучкой проживали в доступности. Старушке уже не хватало сил устраивать себе путешествие на целый день, чтобы их повидать. Да и неудобно. Внучка в небольшой квартирке в городе проживает, а невестка вечно занята в огороде или на ферме.

Мать освободила из заточения Барсика и тот, лая, подлетел к хозяйке. Баб Зину он любил и принимал за свою. Потому и берут злобного сорванца всегда с собой. Чтоб ничего не натворил, пока все, кого он уважает отсутствуют.

По лицу старушки разлился румянец, глаза сощурились, а рот кривился в улыбке. Выглядела радость бабушки немного жутко из-за анемии части лицевых мышц, но Ольге старушка казалось самой красивой.

Бабушка приобняла внучку за талию (все-таки, баб Зина была ниже по росту) и повела к дому.

— Олюсик, пошли в дом, там прохладнее. Окна открыла и сквозняк такой, что все кости мне продувает. Но закроешь — духотень, ужасть. Вот и выхожу на солнышко греться, а в дом продуваться. Ты не болеешь? Может, окошки закрыть? Ох исхудала. В школе, ироды, мучают?

— Исхудала, ха! — Это мама подоспела присоединиться к нашему медленному шагу, — Да она опять не влазит ни во что. Я ее прошу хоть в огороде поработать, а она ни в какую. А помогла бы матери — и похудела бы, и загорела. Невестой бы на загляденье стала.

Оля только поджала губы. Тема была мамой уже буквально заезжена. Иногда девушке даже казалось, что она толстая, потому что мама всегда говорит, что она толстая. А не дай бог похудеет как-то. Обязательно будет пресловутое “Я же тебе говорила. А если бы сразу послушалась, уже давно красавицей бы стала”. Или еще хуже… начнет говорить, что слишком худая.

— Так растет же ребёнок, вот и не влазит. Смотри какая высокая. Уже на голову выше меня. Сколько тебе? — бабуля внимательно посмотрела внучке в глаза.

Ольга знала, что вопрос про возраст и в каком классе она учится будет задан в этот день как минимум еще несколько раз. Память баб Зины после последнего инсульта стала сдавать. И если та же проблема у баб Маши вызывала скорее смех или раздражение, то вопрос баб Зины отозвался в сердце болью и жалостью.

— Четырнадцать, ба. А не худею я, чтоб нос не стал выделяться еще больше, — Ольга показала маме язык.

— Да, носом ты в муженька моего, да в отца своего. Вороновы, что с нас взять, — старушка с гордостью посмотрела на достоинство семьи Вороновых, красующееся сейчас у Ольги ниже глаз и выше губ. Да такое достоинство, что его размерами и мужики обзавидовались бы. Главное не уточнять, что имеется ввиду нос, а не то, что они там меряют. Хотя Ольга в их противостоянии все равно победила бы. Хотя бы своими не по-подростковому железными яйцами. Единственная некрасивая толстушка в школе, которую боялись обидеть. Мстительная была Воронова Ольга. Ох мстительная.

Но некоторые все еще верили в скромность и закомплексованность девушки. Как, впрочем, в это верила и сама Ольга. Но как только приключенческое место кольнет кто слишком верующий в доброту и нежность некрасивых цветочков этой жизни. Так сие растение в итоге запомнится гаду на всю жизнь. А сама Оля, как красная пелена с глаз спадет, уйдет плакаться в свою комнату, что ее все обижают. Ведь она такая страшная и неуверенная в себе.

Ольга не позволила закрыть окна. После душной и вонючей газели ветерок-хулиган был только в удовольствие. За окном раздалось кудахтанье и крик мамы:

— Барсик, ах ты скотина! Усыплю тебя, тварь.

Оля подскочила и выбежала на улицу. Куриный гвалт, причитания бабули. Мама молотила собаку ладонью по лицу. Совесть в хитрых глазах Барсика не просыпалась, но он стоически терпел. Только выплюнул пару перьев, чтобы зубы перестало щекотать. Ольга осмотрелась вокруг. Самым разобиженным выглядел петух, лишившийся своего хвоста.

“Да уж, не пуганный тут курятник. Это у нас курицы молятся на высокий забор и регулярно его удобряют. Надеются, что вырастет и еще эффективнее будет защищать от пушистого монстра. А тут полуржавая сетка — скорее надругательство над куриным стремлением к свободе”.

Барсик был совершенно непослушной собакой. Двор охранял хорошо и ладно. Но никого кроме семьи Вороновых не слушался. А куриц схомячить — это вообще основная цель жизни. Тут даже хозяева не авторитет. Вот только куры — кормильцы семьи. Конечно, не так ценны, как коровы (после убийства Милки мама пристрелила бы Барсика лично). Но две куриных смерти итак уже наша семья пережила, к третьей мама была не готова. Тем более в гостях. Стыд-то какой. Приехали, еще и дел наворотили.