Любовный пасьянс - Страница 53

Вика посмотрела на него и сразу горько пожалела о своей откровенности. Таким злым и жестоким она Катиного мужа не то что не видела, просто не представляла, что он может таким быть. Темные брови сошлись на переносице, глаза из синих стали стальными, взгляд — колючим и неприязненным.

— Так чего же он от тебя хотел? — жестко спросил Городецкий. — Каковы условия сделки?

— Теперь не все ли равно?

— Нет уж. Начала говорить, так досказывай до конца.

Вика мысленно махнула на все рукой. В конце концов, правда все равно так или иначе выплывет наружу, так почему не сказать ее сейчас?

— Я должна была, — начала она ровным голосом, — под любым предлогом выманить Катю вчера из дома. Мы договорились встретиться в театре, она не пришла. Тогда я поехала к вам в Отрадное и нашла ее без сознания на полу на кухне.

Городецкий заходил из угла в угол.

— Вероятно, она за чем-то вернулась, и тот, кто пришел за документами, решил избавиться от свидетеля, — пробормотал он.

Вика услышала его слова:

— Вероятно…

Тут он остановился прямо перед Викой, навис над ней как скала:

— Я не понимаю, что ты здесь делаешь. После всего у тебя еще хватает совести приходить сюда и смотреть мне в глаза?

— Я пришла к Кате, — негромко сказала Вика, — а не к тебе.

— Тем более. После того, как она по твоей вине лишилась ребенка… Знаешь, для этого надо быть совсем циничной и бессовестной мразью.

— Что?

— Циничной и бессовестной мразью, — четко повторил Городецкий. — И если ты воображаешь, что все это останется в тайне, то ошибаешься. Уж Катерине я-то точно все расскажу. Хорошенькую она нашла себе подружку!

После таких слов Вике ничего не оставалось, как повернуться и уйти.

Так скверно Вике, пожалуй, не было никогда в жизни. Она чувствовала себя предательницей, ничтожеством, последней дрянью. А ведь когда-то — совсем недавно — она считала, что ко всему этому готова. Что главное для нее — театральная и киношная карьера, деньги, слава, а главное — независимость, которую деньги и слава приносят. Что ради достижения цели можно пойти на все.

Оказывается, не на все.

Оказывается, ее успешная карьера могла стоить человеку жизни. И кому! Ее, по сути, единственной подруге!

Даже в детстве Вика никогда не дружила с девочками. Ей были непонятны их дурацкие секреты и увлечения: какие-то фантики, стеклышки, собирание всякой ерунды вроде аптечных пузырьков или ломаных грифелей цветных карандашей. Девочки ее раздражали своим нелепым хихиканьем по любому поводу, поджатыми губками, идиотскими обидами на то, что следует пропускать мимо ушей, и игнорированием того, что действительно обидно. То ли дело мальчишки! С ними всегда все понятно. И проблемы решались просто: чуть что не так — можно было схлопотать по шее и самой дать сдачи.

Вика никогда не играла в куклы и не занималась рукоделием. Может быть, поэтому она и готовить не любила. И лет до четырнадцати она и не помышляла, что станет актрисой — актрисой, какая ерунда! Как и ее друзья-мальчишки, Вика зачитывалась боевиками и фантастикой — Шекли, Брэдбери, Артур Кларк, Роберт Хайнлайн… И, конечно, братья Стругацкие. Она видела себя в будущем чем-то вроде Максима Каммерера из «Обитаемого острова».

Однако лет в двенадцать до нее начала доходить простая истина: мир совсем не такой, каким его описывают писатели. Что подвиги и приключения увлекательны только на страницах любимых книг, а в далекий космос в ближайшие сто лет никто лететь не собирается. Разочарование было ужасным, но быстро забылось.

Может быть, потому, что ближе к четырнадцати внезапно стало ясно — подвиги и приключения — ерунда. И Хайнлайн ерунда, и Брэдбери. Есть только одно дело, достойное того, чтобы о нем думать, это любовь. Вика запоем читала книги о любви. «Граф Монте-Кристо», «Принцесса Клевская», потом Бальзак, Стендаль, Золя… Так она добралась до Цвейга — и Мария Стюарт стала ее любимой героиней.

Тогда же она вдруг заметила: она красива.

Когда никого не было дома, Вика приходила в материнскую спальню и смотрелась в большое зеркало — трельяж. Она могла смотреть часами: вот ее глаза, вот ее губы… Вот она улыбнулась и закинула руки за голову… Как хорош этот взгляд из-за полуопущенных ресниц!

Она была очень красива. Она это даже не столько видела, сколько чувствовала каждой клеточкой своего тела: я красивая! Любить меня — радость и счастье!

Вика воображала себя героинями любимых романов, ей хотелось и говорить, и чувствовать, как они. Поэтому на смену романам пришли пьесы: перед зеркалом был освоен Шиллер — непревзойденная «Мария Стюарт», и Шекспир, и Бомарше. Но игра игрой, а хотелось настоящей любви.

Вся красота пропадала зря — мальчишки, прежние друзья-товарищи, в объекты нежной страсти не годились. Ну подумайте, как можно увидеть Ромео или д’Артаньяна в том, с кем ты в детстве лазила по деревьям и дралась!

Любовь пришла раньше, чем объект любви.

Вика влюбилась. Ее героем оказался мальчик-десятиклассник, на два года старше Вики. Они не были знакомы, он перевелся в их школу недавно и поэтому был загадочен и прекрасен. Звали его Димой. Вика считала, что он похож на маркиза де Монторана из бальзаковских «Шуанов». Обычно смелая и бесстрашная, перед этим мальчиком она благоговела и трепетала. Подойти к нему и заговорить — нет, это было выше ее сил!

Но любовь требовала выхода, если не действий, то хотя бы слов. И тогда у Вики появилась подруга.

С Ирой Зайцевой они жили в одном доме и учились в одном классе. Никаких доверительных отношений между ними раньше не было — так, приятельницы-одноклассницы. Когда Ира болела, а болела она часто, Вика заходила к ней и оставляла домашнее задание.

И вот как-то раз, во время очередной Ириной болезни, Вика засиделась у нее дольше обычного. Ириных родителей дома не было, Ирка залезла в бар и предложила попробовать французского вина. Вино, да еще и французское — необходимый атрибут любого романа. Ничего, что оно оказалось кислым, — все равно размягченная Вика не удержалась и разоткровенничалась. Ира приняла Викины страдания близко к сердцу.

— И что? — спрашивала она. — Что он?

Смущенная Вика призналась, что ничего. Он смотрит на нее на всех переменках, но подойти, как видно, тоже не решается.

— Какая ерунда, — возмутилась Ира. — Димка ведь в десятом «А»? Я встречалась с Лешкой Васильевым из его класса. Я вас познакомлю, нет проблем.

Вика от благодарности готова была на все ради подруги. Ира мгновенно сделалась для нее самым необходимым человеком. Целый месяц они были неразлучны: новообретенная подруга внимательно слушала Викины излияния, сочувствовала, поддакивала… А еще через месяц выяснилось, что она стала встречаться с Димой сама. Викины чувства послужили для Иры катализатором, а Дима о них так и не узнал…

После этого случая Вика решила не заводить подруг. И никогда больше ни перед кем не открывала она душу.

Однако Ире Вика впоследствии была даже благодарна: если бы не ее предательство, она никогда бы ничего в жизни не добилась. Она и актрисой стала, чтобы вернуть чуть было не утраченное чувство уверенности в себе.

И вот теперь, после стольких лет, Вика сама поступила с Катей не лучше, чем когда-то поступили с ней самой. Потому что предательство — оно всегда предательство, в любом возрасте и о чем бы ни шла речь — о деле или о любви.

А сейчас речь шла о жизни. И одной жизни по Викиной вине на этой земле уже не будет. Никогда. Господи, какой ужас! Я не хотела!

Но Вике некому сказать, что она не хотела, не перед кем оправдываться. Никто не будет слушать ее оправданий, никто ее не утешит и не простит.

Вот так — она получила все, чего добивалась: роль, деньги и, кажется, славу. Ее уже пару раз узнавали на улицах. Но, Боже мой, все это она с радостью сейчас бы отдала, чтобы исправить непоправимое!

Вика лежала поперек своей антикварной роскошной кровати, уткнувшись лицом в подушку, и горько плакала. Потом, совсем обессилев от слез, она сама не заметила, как уснула.