Любовник - Страница 79

Улыбка исчезла с лица старика.

— Я делал все, чтобы ты не унаследовал титул.

— И одновременно наслаждались?

— Да, Майкл, наслаждался. Но больше всего, когда имел дело с тобой. Какая женщина принесла тебе больше наслаждения: леди Уэнтертон или мисс Эймс? С какой оказалось тяжелее расставаться?

С его старой девой.

— Чего вы боитесь, дядя Уильям? — Голос Майкла прозвучал спокойно, даже бесстрастно.

— Ничего. Ты меня усадил в инвалидное кресло. Что может быть хуже? А теперь явился убить?

— Да, дядя, убить.

— Я так и подумал, — произнес он почти сочувственно. — А я все-таки жив. Не предполагал, что ты приведешь с собой полицию. У тебя была прекрасная возможность меня убить. Ты ею не воспользовался. Почему?

Майкл не ответил. В этом не было необходимости. Они оба понимали, что его страсть к женщине пересилила чувство ненависти. И еще оба знали, что Майкл никогда не будет в безопасности, покуда жив его дядя.

Улыбка понимания осветила лицо старика.

— Ты не убийца, Майкл, но вынужден убивать. Потратил столько лет, чтобы отыскать свидетелей. Хотел посмотреть, как меня будут вешать?

Майкл пытался извинить Мишеля, который по своей наивности упорно, но безрезультатно пытался собрать доказательства и предать графа суду. Но последние пять лет, когда он оплакивал Диану и зализывал раны, открыли ему глаза. Графа придется убивать ему, а не закону и не возрасту.

— Почему вы не покончили со мной двадцать девять лет назад, дядя Уильям? — поинтересовался он у графа. — Надеялись, что в конце концов я найду способ прервать вашу убогую жизнь?

— Наблюдать за тобой, мой мальчик, стало для меня огромным утешением. Я никогда не желал тебе смерти. Я хотел, чтобы ты страдал. И проявлял в этом деле большую изобретательность.

Майкл вынул из кармана револьвер и прицелился дяде в голову. Граф победно ухмыльнулся. Холодный металл уперся Майклу в левый висок — пистолет, но его рука не дрогнула.

— Сколько денег тебе предложили, Габриэль?

— Я не убиваю за деньги, — послышался спокойный ответ.

Майкл ощутил, как что-то екнуло у него в груди: реальность оказалась сильнее надежды. Граф смотрел на него со злым любопытством, а лицо Фрэнка осталось непроницаемым. Майкл не глядя знал, что лицо Габриэля такое же бесчувственное.

— Чего стоят двадцать семь лет дружбы?

В ухо повеяло горячим дыханием.

— Расплаты.

— За что?

— За наслаждения и за боль.

За наслаждения Майкла и за боль Габриэля. Майкл почувствовал, как кровь стучит о металл — в виске и в пальце на спусковом крючке.

— Оказывается, ты ревнив.

— Да, Майкл, я ревнив. С самого первого дня, когда увидел, как ты голодными глазами заглядываешь в лавку булочника. Стоило тебе попросить, он бы дал тебе хлеба, но ты не просил. Ты никогда не просил о помощи. И мадам тоже. Не просил женщин, которые предпочитали тебя мне. Тебе не приходилось просить. Что бы ты ни пожелал, тебе все отдавали даром.

Вот она, мука падшего ангела. Майкл чувствовал, что пора кончать.

— Ты обещал присматривать за Энн,

— Обещал.

Габриэль никогда не нарушал обещания.

— В таком случае вот она, твоя расплата. — В глубине души, где сохранилась способность чувствовать, он испытывал удовлетворение.

Граф больше не улыбался, он понял, что придется умереть. Время перестало существовать. Возникло сожаление о смерти, но вместе с тем ощущение свободы. Майкл медленно оттянул боек. Щелчок эхом отозвался в тиканье часов на каминной полке.

Их всех окружала смерть,

Губы графа скривились.

— Ты не убьешь меня, Майкл. Не убьешь человека, который дал тебе жизнь. Разве ты сможешь убить отца?

Вот как! Его мать… и его дядя… Майкл медлил. Жизнь научила его, что все на свете возможно. Мать была блондинкой, живой женщиной, красавицей. Очень похожей на Диану. Возможно, она любила этого человека больше, чем своего мужа. Больше детей.

Он выяснит это в аду.

Майкл начал считать: «Раз…»

— Не надо, Майкл. — Это сказал Фрэнк. Цербер вынул руку из-за кресла-каталки и направил на него пистолет.

Майкл не удосужился взглянуть на оружие: не все ли равно, какое оно — то, что в руке, то, что прижато к виску или нацелено в голову, Все револьверы были снабжены двойным механизмом: самовзводом для ведения быстрого огня и ручным взводом для прицельной стрельбы. С такой короткой дистанции подойдет и то и другое. Он взглянул Фрэнку в лицо. Оно больше не было бесстрастным, на лбу блестели капельки пота.

Боже! Неужели этот цербер испытывал какое-то чувство к своему хозяину? Майклом овладел мрачный юмор.

— Я могу умереть всего лишь раз. Посмотрим, чья пуля быстрее: твоя, Фрэнк, Габриэля или моя. — Он перевел взгляд на графа и продолжил считать:

— Два…

— Он не убивал твоих родных. — Внезапное вмешательство верного пса не вызвало у графа ни малейшего удивления. — Их убил я!

В усадьбе человека, который выдавал себя за его отца, Майкла третировал любой слуга, не говоря уже о Фрэнке.

— Зачем? — Майкл продолжал смотреть на графа.

— Расскажи ему, Фрэнк, — приказал старик. Отнимая чужие жизни, он не сохранил беззаботность души.

— Я подрезал вожжи.

Вот она, правда!

Майкл вспомнил топот копыт. Отец пытался поймать обрывки кожаных вожжей. Девочки плакали, мать кричала. И наконец, короткий треск, когда экипаж опрокинулся с обрыва.

— Но зачем? — прохрипел он.

— Я был бродягой, твой отец нанял меня, а на следующий день я напился, и он меня прогнал. Я знал, что он собирается ехать в экипаже, и подрезал вожжи.

Майкл перестал ощущать тяжесть револьвера в руке. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не броситься на старика. Лицо графа выражало откровенное самодовольство.

— Значит, вы все знали, но обвиняли меня?

— Я знал, что говорил. Это ты убил свою мать. Она не собиралась на пикник — хотела отговориться под предлогом недомогания. Но вы уговорили ее: мой мягкотелый брат и ты с сестрами. Когда я приехал в ваш дом, Фрэнк протрезвел и во всем мне признался. Я бы и пальцем не пошевелил, если бы не узнал, что она с вами. Но она была в экипаже. Я почти ее спас, но тут она швырнула мне в руки тебя. Я ее любил, но она предпочла любовнику сына. Да, это ты ее убил, и ее смерть была со мной каждый день моей жизни.