Любовь вне времени и пространства (СИ) - Страница 3

Жрица перехватила амулет и протянула запечатанный кувшинчик, в котором плескалась жидкость на два глотка. Он все это время был у нее в руке, а я не замечала.

Хатхор не стала дожидаться утра, отряд покинул нашу деревню затемно.

Распечатав кувшин, осторожно сделала первый глоток, но различив вкус граната, и, успокоившись, допила остальное. Неудержимо потянуло в сон, и я провалилась в темноту.

Разбудила невыносимая боль внизу живота, как будто мои внутренности рассекали серпом. Свернувшись, пыталась чаще дышать, чтобы пережить рвущую на части схватку.

Увидев, как по лежанке расползается кровавое пятно, завыла от ужаса.

Отец, не зная, чем помочь, выбежал на улицу, зовя соседей. Череда лиц, склоняющаяся надо мной, слилась в разноцветный туман. Переворачивали, раздевали, причитали над моим телом, заставляли пить что-то горькое – все казалось страшным сном.

Было жарко, скидывала с себя ткани, но чьи-то заботливые руки укрывали, гладили по голове, давали воду. Пила жадно, разливая, захлебываясь, и опять проваливаясь в тягучую темноту.

Не знаю, сколько прошло времени, но из тумана выдернул злобный рык. Его узнаю из сотни голосов. Это был Сэт. Он за волосы вытащил меня из дома.

Инстинктивно закрыла живот руками и только сейчас поняла, что новой жизни во мне нет! Теперь было все равно, что со мной сделают.

Тело бросили на землю, черная тень склонилась и ударила в лицо. Последнее, что видела, это мелькнувшее в воздухе копье. Его наконечник ярко блеснул на солнце. Отчаянный крик отца и последняя вспышка боли. В сердце.

Измученная душа взвилась в небо, там ее поджидала лодка из тростника. Поплыла по реке смерти к царству мертвых. У берега скопилось множество суденышек, и было лишь одно свободное место, где моя лодка могла причалить.

Но услышала вдруг голос моего любимого. Это был твой голос. И ты был в гневе. До сих пор помню эти страшные слова: «Аэрия-Нефертари! Ты предала меня – Гора, сына Осириса и Исиды, убила нашего божественного сына, польстившись на царствие с моим врагом Сетом! Я насылаю проклятие: не будет тебе покоя ни на земле, ни на небе. Отныне будешь возрождаться вновь и вновь, и каждый раз познаешь горечь предательства!»

Мой дух вился вокруг, но ты не хотел замечать. Зато я хорошо разглядела Хатхор. Не было на ней одеяний жрицы, и она ластилась, касаясь руками моего любимого. А ты, мой бог, с силой сжимал в руке амулет с кроваво-красными камнями.

Шло время, я видела все. Как ты выиграл битву с Сетом, как взошел на трон, и рядом в одеянии царицы села Хатхор, как родила она тебе четырех сыновей. Как оживил ты своего отца Осириса, пожертвовав глазом, и как он остался править в царстве мертвых, где не было мне места…

Но однажды я родилась снова. Расскажу о последнем дне этой жизни.

Лукреция. 509 год до н.э.

В этот день, как и всегда, мой муж Коллантин Тарквиний с утра ушел на форум участвовать в диспутах. Я не любила Коллантина. Но никто не будет спрашивать о чувствах семнадцатилетнюю девушку, когда брак считается выгодным для семьи: так почетно породниться с племянником царя!

Я же, распорядившись по дому, в сопровождении двух рабынь отправилась в храм. Рим переживал тревожное время, царь и его окружение отличались распущенными нравами, чем раздражали и патрициев, и плебеев. В городе было неспокойно. Женщинам лучше было не выходить из дома без сопровождения вооруженных мужчин. Но храм Юноны находился рядом, поэтому я решилась.

В древнем Риме Юнона – новое имя богини Исиды, а ты – Аполлон, все тот же бог солнца, который не хочет слышать меня. Поэтому проще было обратиться с мольбами к матери, она тоже женщина, и я просила о заступничестве, еще не веря, что проклятие свершится. Наивная. Очень скоро получила весточку, что ты не справился с гневом.

После полуденного сна было приятно посетить купальни – это особый момент в жизни патрицианки. Рабыни натирали тело благоухающими маслами, промывали волосы, красиво заплетали, одевали хозяйку в ниспадающие одежды. Это последнее мое положительное воспоминание.

Обычно, к приходу мужа домой, накрывали стол, но в этот раз в атриуме появился гонец с вестью, чтобы я не ждала Коллантина, его позвал на пир Секст Тарквиний, сын царя и двоюродный брат мужа.

Уже была глубокая ночь, когда слуги открыли дверь, в которую нетерпеливо стучали. С улицы доносились крики и раскаты смеха. В дом ворвалась шумная компания во главе с мужем. Они были пьяны. Коллантин схватил меня за руку и вытащил всем на обозрение, выкрикивая, что прекраснее и добродетельнее жены не видел. Мужчины жадно рассматривали мое тело, едва одетое в легкую ткань, и я невольно поймала алчущий взгляд Секста, от чего лицо залилось краской. Было стыдно за мужа, и страшно от шуток возбужденных мужчин. А Коллантин не понимая, не видя этого, продолжал восхвалять мою красоту. Когда гости одобрительно захлопали и признали мужа выигравшим спор, по его приказу подали кубки с вином. Выпив за хозяина, компания, к моему облегчению, вывалилась на улицу, и, вскочив на коней, умчалась прочь.

Долго не могла успокоиться, унять дрожь. Съедали досада, стыд и разочарование. Выставил, как кобылу на торгах! Унизил, раздавил!

Находясь в переживаниях, не заметила, что в спальне появился мужчина, взмахом руки, велевший рабыням покинуть комнату. Это был Секст.

Еще не понимая, что он один, пыталась разглядеть за его спиной Коллантина, но там находились только испуганные слуги, которые не смели перечить сыну царя. Он же, не щадя моего доброго имени, впился больным поцелуем в губы, не давая возможности отступить. Задыхаясь, старалась отбиться, но ничего не выходило: хрупкая дева не могла противостоять сильному воину. Секст яростно сдирал с меня одежды. Изворачиваясь, пыталась воззвать к его разуму, просила отпустить, даже угрожала, что ему не простят бесчестия, но все было напрасно.

Позже, сидя на развороченной постели, собирая остатки одежды, в попытках прикрыть истерзанное тело, испачканное его семенем, от которого никогда не отмыться, слушала угрозы насильника: должна молчать, иначе утром в моей кровати найдут мертвого раба, как доказательство прелюбодеяния.

Смогла дышать, только когда он покинул дом. Не было сил, не было боли, не было чувств. Отупение. Рассеянный взгляд наткнулся на нож Секста, оброненный им. Поняла, что это знак – орудие твоей кары. Сталь холодила руки.

Слуга убежал за отцом и Коллантином, и вскоре они прибыли. Сенатор был недоволен, что разбудили, муж – что не дали отпраздновать победу в продолжавшейся пирушке. Увидев меня, осеклись оба.

Не подбирая слова, порой не понимая, как и что говорю, поведала о поступке Секста. Без упрека к стоявшим передо мной мужчинам, без обвинений. Потом подняла согретый руками нож и воткнула себе в грудь.

Вот и все. Конец трагедии.

Так я умерла во второй раз.

Окровавленное тело вынесли на улицу, как доказательство преступления царского сына.

А мой дух взвился в небо и попал в деревянную ладью. Она понесла по реке времени, но я опять не смогла попасть в мир мертвых.

Видела, что была отомщена мужем и отцом: царская власть была низложена.

Видела рождение римской республики и ее закат. Видела, как низвергали пантеон богов, и как в мир пришло христианство.

Вам перестали поклоняться, разрушили величественные храмы. Появилась новая вера и люди стали молиться иному богу и сыну его Иисусу, которого сами же и убили однажды на Голгофе. Но я знала, вы никуда не делись, ибо боги бессмертны.

Прошли века, и я опять родилась, на этот раз во Франции.

Анжелика. 28 июня 1681 г.

– Сестра, принеси воды. Помоги подняться. Нет. Не могу. Слабость. Только разлила всю воду. Ужинать? Нет, не надо. Унеси. Не хочу. Уйди, попробую уснуть.

Болит все. Сердце, душа, тело. Наверное, это последний день.

Воспоминания мучают, идут чередой. Устала. Жить устала. А мне всего лишь двадцать лет…