Любовь вне игры: история одного политического самоубийства - Страница 3
Тишина… Тишина почти торжественная. Потусторонняя. И даже воздух словно искусственный. И еще – холод. Он шел от стен и откуда-то изнутри, застряв в области солнечного сплетения. Страх, влажный и противный, медленно поднимался все из той же точки, подбираясь к горлу.
Пришлось остановиться, перевести дух, успокоиться и решительно двинуться дальше. Тридцать два, тридцать четыре, тридцать шесть… вот он: тридцать восьмой кабинет. Приемная. Цепкий взгляд офицера, кивок головой, и, наконец открывается дверь, но теперь уже с табличкой «И. И. Николаев».
«Черт, забыла спросить имя-отчество – наверное, Иван Иванович…»
Хозяин, чей облик в качестве главной черты помимо тучности содержал какую-то общую усталость – серовато-холодного взгляда, слишком четких, глубоких морщин, припыленных сединой волос, – взмахнул рукой в приглашающем жесте. И рука эта тут же легла на стол, мгновенно заняв привычное положение, как будто даже одного взмаха ей было достаточно, чтобы выбиться из сил.
Опустившись в кресло, Мария поймала взгляд обладателя руки…
– Здравствуйте. Генерал ФСБ Иван Иванович Николаев. Нет времени – поэтому сразу перехожу к делу…
«Угадала…»
– …Мне поручено передать вам следующую просьбу от руководства: стать переговорщиком между террористами и властью, – четко и ритмично проговаривал он. – Цели две. Первое: уточнить их требования, по возможности смягчить. Второе: выяснить обстановку внутри кафе, потянуть время. Интересно все: сколько их, где заложена взрывчатка, можно ли допустить врачей, вытащить детей… Просто все, что сможете… – Голос Ивана Ивановича неожиданно сбился с ритма, зазвучал сердито: – А главное – выйти оттуда и все рассказать. Вопросы есть?
Да. – Мария кивнула. – Иван Иванович, они уже выдвинули какие-то требования? – Предательская точка страха пульсировала и белила щеки. – И – почему я? Фамилию назвали спецслужбы или террористы?
– Переговоры уже велись, по телефону. Сразу после захвата. Пресса еще ничего не знала. Выдвинутые требования выглядят невыполнимыми. Их ультиматум – ждут шесть часов. Фамилии назвали заложники. Просили допустить политиков – бандиты согласились. Из названных четверых трое – не в Москве. Остались вы. Поэтому вас предупредили утром. И поэтому вот такая вот просьба. – Иван Иванович надавил: – Просьба! Не приказ. Вы можете отказаться…
Он пристально разглядывал Марию, пытаясь угадать ее реакцию. Внешне спокойная, Мария замерла, стараясь сделать вид, что размышляет, хотя все мысли просто исчезли. Пустота. Выдержала паузу. И вздохнув, как-то по детски горестно, сказала:
– Я согласна. Что делать?
Генерал выдохнул – не то облегченно, не то обреченно – не разобрать.
– Сейчас вас отвезут на место захвата. Никаких контактов с внешним миром. Семью предупредим. Информация уйдет, но позже – сейчас это лишнее. Я вас провожу…
И снова – мягкий ковер, паркет, ступени, но только в обратном порядке, и – маленький внутренний дворик, где наконец-то можно глотнуть, схватить жадным ртом спасительный влажный воздух.
– Не ходи туда, – доносился сквозь вязкую тишину чей-то голос. – Не ходи туда, слышишь? Ты, конечно, храбрая, взрослая.
Опытный политик. Но… В общем, таким, как ты, – не надо туда, слышишь?
Мария с удивлением оглянулась на Ивана Ивановича. Его лицо преобразилось – словно вдруг постарело на десять лет и стало совсем другим – простым и неофициальным.
– Откажись, – настойчиво цедил генерал, замедляя шаги. – Я давно за тобой слежу. Не пойму, как ты вообще в политике существуешь – таких наша свора уничтожает. Но, может, время поменялось, а может, нет… Не ходи, откажись – никого не спасешь, сама только пропадешь с потрохами. Откажись, мы закроем информацию. Откажись, и все…
Они остановились. Замерли друг напротив друга. Мария продолжала изумленно смотреть на Николаева: к чему весь этот монолог? Неужели он думает – она не понимает, что снова неугодна кому-то и снова кому-то мешает? Понимает, конечно. И то, что террористы могут не отпустить ее, к сожалению, тоже.
– Понятно…
«Надо же, – подумала она. – Вот она, ирония судьбы: ты так много говорила об этом, дорогая, ты сумела убедить всех – и людей, ставших сегодня заложниками, и даже террористов, что переговоры – возможны, и как же ты поступишь сейчас? »
Помолчала…
– Я пойду. Там же люди… дети… Они ждут. Я ведь потом жить с этим отказом не смогу… – и добавила, теперь уже вслух, то, что твердила про себя, как мантру: – Все будет хорошо… а вы уж постарайтесь…
Генерал кивнул, и лицо его вновь стало приобретать привычные черты степенности, собранности, решительности. Только стало как будто еще чуть более усталым.
– Ну, пока. – Мария пожала его большую ладонь. – То есть – до свидания, Иван Иванович…
Снова мелко заморосил дождь… Нырнув в машину, на теплое сиденье, закрыла глаза. Попыталась не думать. Страх вдруг исчез – тот самый, липкий, – осталось только желание скорее уйти туда, к заложникам. Бесконечные капли неслись все сильнее, быстрее, заливая лобовое стекло. Где-то уже были такие капли… Когда-то давно, словно в прошлой жизни…
15.00
Боец подразделения «Альфа» Евгений Тихомиров – Тихоня – второй час лежал на брезентовой штормовке. С занятой позиции четко просматривалась вылизанная дождем часть площади, дверь кафе и основная витрина. Рядом шумел от помех передатчик. Сквозь треск и шипение доносились невнятные переговоры с командным пунктом.
– Парламентер! – вдруг прорезался четкий голос с раскатистым «р». – Идет парламентер… Не открывать огонь.
Почти онемевшая под тремя килограммами винтореза рука наконец-то приятно напряглась. Плечо приготовилось к отдаче – минимальной, но все равно ощутимой.
В оптическом прицеле появилась фигура, и Тихоня чуть не ахнул от удивления – вот так парламентер! Хрупкая женщина уверенно шла под взглядами затаивших дыхание снайперов. В эти секунды несколько спецназовцев, с разных позиций и под разными углами, вели ее в направлении двери. Она немного сутулилась, выставляя плечи навстречу ветру. Руки – в карманах. Четкий шаг.
– …цатый! Что наблюдаешь? – Начало фразы проглотили помехи, но Тихоня седьмым чувством угадал, что это – ему.
– В секторе – женщина. До объекта – сто метров.
– Хорошо. Не зацепи…
Тихоня вел парламентера аккуратно и нежно, удерживая прицел чуть выше и левее затылка. Волосы женщины промокли, спутались, висели потемневшими прядями.
Шаг. Еще шаг.
Все внимание Тихомиров направил на движение двери, на возможную тень за витринным стеклом. Пятьдесят метров до входа.
Сорок метров.
Тридцать…
«Надо было взять сумочку… – проносилось тем временем в голове Марии. – Там все необходимое – вдруг стану заложницей? Ну что за глупости?! Главное – не забыть: следы взрывчатки, сколько террористов, выпросить детей. Врачи! Может, получится с врачами? И все-таки зря не взяла сумку!!! А впрочем – нельзя. Решат, что несу оружие… Да, надо вынуть из карманов руки: пусть видят – руки свободны. Правильно, что не взяла сумочку. Очень правильно… И не забыть: следы заложенной взрывчатки…»
– Десять метров, – продолжал беззвучный отчет Тихоня. – Семь… Пять, три, два, один… – Указательный палец напрягся на спусковом крючке. – Ну же, открывай…
За дверью ждал полумрак.
Мария нерешительно остановилась. Никого – только тишина и аккуратные чистенькие столики, словно ожидающие посетителей. Стойка – итальянская кофеварка для эспрессо, в ряд выстроились красивые жестяные банки с различными сортами чая и стеклянные колбы, наполненные еще не молотым кофе. Витрина – с печеньями, пирожными, фруктовыми десертами. Как будто хозяева на минуту вышли и снова вернутся – в мир кофе с корицей и взбитых сливок. И только два опрокинутых стула нарушали гармонию и кажущееся спокойствие.
Никто так и не вышел встретить ее.
– Эй! Есть здесь кто?! Я пришла!
Действовать следовало быстро. Никакого томительного ожидания! Сделала два шага вперед.