Любовь в обятиях тирана - Страница 53

— Ракела, ты ведешь себя со мной равнодушно! Уже давно мы как чужие люди, и ты смеешь меня упрекать в том, что я иногда стремлюсь расслабиться?

— Иногда, Бенито?

— Черт возьми, ты говорила, что не будешь возражать, если на меня вдруг нахлынет страсть…

— Как тебе не стыдно, Бенито? Я всегда следовала за тобой по первому зову и была рядом и поддерживала тебя! Ты знаешь, что я и сейчас готова пойти за тобой даже на край света. Так почему же ты обращаешься со мной, как с ненужной вещью?

— Ну ладно, конечно же, я веду себя по отношению к тебе плохо. Но у меня есть смягчающие обстоятельства. Такой мужчина, как я, с таким количеством обожающих женщин… Как я могу удержаться? Как не свернуть с праведного пути? Все мужчины изменяют своим женам, даже сын цирюльника. И у них нет никаких оправданий. У меня же оправдание есть. Да, есть, и оно более чем весомое. К тому же она говорит, что мое тело — самое красивое в Италии!

Ракела была вне себя от возмущения.

— Когда я слышу это, думаю, что ты сошел с ума! — бросила она ему, выходя из комнаты. — Да, кстати. Если у тебя появилась молоденькая девчонка, перестань хотя бы звонить своей старухе Маргерите. Она говорила недавно, что у тебя кривые ноги…

Вторая мировая война была уже в самом разгаре, когда Бенито стремительно и как-то внезапно начал стареть. Ракела объясняла это попросту тем, что он еще больше озлобился и в сердце его не осталось места ни для каких чувств, кроме ненависти — к евреям, коммунистам, партизанам, немцам, своим любовницам и даже детям — и страха дряхлости.

— Я старею! — жаловался он ей. — Вокруг меня молодые люди, молодые женщины. Когда-нибудь они все станут променивать меня на молодых и крепких мужчин с густой шевелюрой. А я буду внушать отвращение. Но они будут продолжать видеться со мной — так, из жалости, и потому что я великий человек и дуче…

По ночам он не мог спать спокойно. Ему снились кошмары о том, как кто-то стреляет в него, один выстрел — в голову, второй — в спину, он чувствовал эти выстрелы словно наяву, видел, как он падает на сиденье автомобиля и как умирает, истекая кровью. Нервы его были расшатаны до предела, его могла вывести из себя любая мелочь.

— Клара, почему ты надула губки, а? Моя жена так себя не ведет!

— Ракела, ты глупа, как гусыня! Даже Клара умней тебя в сто раз!

Успокоить его не удавалось никому. Припадки бешенства или дикого страха сменялись безграничной грустью и равнодушием. В такие минуты единственную отраду он находил в том, чтобы оскорблять или расстраивать того, кто был в данный момент рядом.

— Я доволен тем, что у тебя тоже есть седые волосы, Клара. Это побуждает меня любить тебя еще больше.

Он любил, чтобы после таких признаний она обняла его и они поплакали вместе.

«Я умру от любви. Я покончу с собой, а иначе меня убьют они. Все меня видят — или думают, что видят, — такой, какой им хочется меня видеть. Мне кажется, что я и сама вижу себя отражающейся в одном из тех кривых зеркал, которые выставляют на ярмарках и в которых становятся худющими, низенькими или кособокими. Они называют меня маркиза Помпадур? А почему не Клеопатра? Что они обо мне знают?»

Так писала Клара в своем дневнике, томясь в ожидании известий от обожаемого Бенито. В войне назревал перелом, отношения с немцами усложнились, и наконец настал день, когда Муссолини, арестованный сначала королем Италии и сбежавший из-под стражи, стал пленником немцев.

«Я просила его не ездить к королю. Туда нельзя было ехать. Как я боялась, что они станут играть в футбол его головой! И я оказалась права. Господи, пожалуй, я самый любящий, верный и преданный ему человек. Разве можно сравнить меня с его женой? Но она тоже любит его… Она приходила ко мне, и после взаимных упреков и оскорблений, когда мы наговорили друг другу кучу мерзостей и даже чуть не подрались, мы обнялись и горько плакали над нашей судьбой и над судьбой Бенито… Она тоже в отчаянии. Мы боимся, что Бенито уже никто не сможет спасти.

Кто любит, тот умирает. Я следую своей судьбе, а моя судьба — это он. Слишком много людей повернулось к нему спиной, и я не могу поступить по отношению к нему так же. Я никогда его не брошу, что бы ни произошло, хотя знаю, что мне не удастся ему ничем помочь».

В самый страшный час на край света за Муссолини отправилась не Ракела, а Клара. Попытки спрятаться в колонне эсесовцев ни к чему не привели — близ деревни Донго итальянские партизаны узнали дуче.

В четыре часа следующего дня их повели на расстрел. Бенито был угрюм и апатичен, Клара не переставая плакала. Став у стены, возле которой должна была оборваться их жизнь, она очень тихо произнесла:

— Ты доволен тем, что я следовала за тобой до самого конца?

Раздались выстрелы, и она не успела услышать ответ.

«Дорогая Ракела!

Я уже достиг последнего периода своей жизни, последней страницы своей книги. Мы, возможно, уже никогда больше не увидимся. Вот почему я пишу тебе это письмо. Я прошу у тебя прощения за все то зло, которое я тебе, сам того не желая, причинил. Тебе ведь известно, что ты — единственная женщина, которую я действительно любил. Я в данный торжественный момент клянусь тебе в этом перед Богом и перед нашим Бруно. Ты знаешь, что нам предстоит направиться в Вальтелине. Попытайся вместе с детьми пересечь границу Швейцарии. В этой стране у вас начнется новая жизнь».

Порт был пуст — мало кому пришло бы в голову войти в воды мятежной Кубы. А уж капитанам океанских лайнеров, ведущим корабли из Европы в Нью-Йорк, — тем более. Однако один такой капитан нашелся. Лайнер герра Лоренца вошел в воды Гаваны в феврале.

Она вышла на палубу, вдохнула воздух полной грудью. Господи, нет другого места на свете с такими же пряными запахами, таким нежно-жарким солнцем!..

Марита едва заметно улыбнулась. Как же она была права, когда убежала из дому, спрятавшись в шлюпке! Разве не о том пишут в десятках приключенческих романов? Решительный главный герой тайком пробирается на борт, прячется в самом дальнем и темном углу и появляется за миг до катастрофы, чтобы спасти корабль, капитана, команду, мир… и себя, конечно. После этого, кто бы сомневался, главный герой становится другом и любимцем всей команды. Его жизнь превращается в одно бесконечное увлекательное и, главное, беспроблемное приключение.

Должно быть, серая и промозглая европейская зима подтолкнула Мариту, заставила вспомнить о героях Жюля Верна и Эмилио Сальгари. Или, быть может, пылкий характер, уставший от размеренных дней в доме деда, толкнул ее на это. Но как бы там ни было, Марита тайком пробралась на лайнер отца, ей пришлось прятаться почти сутки. Возвращать ее домой было бы глупо — не входить же в порт маленького островного государства посреди Атлантики только для того, чтобы высадить незваного пассажира?

Капитан Лоренц, подумав, решил даже не устраивать дочери выволочку — что толку попусту сотрясать воздух? Тем более что Марита-то пробралась на его лайнер!

К удивлению девушки, отец не стал предпринимать никаких действий. Его лайнер не сошел с курса, корабль неторопливо приближался к Соединенным Штатам, шторма обходили Атлантику стороной…

— Ну что ж, дочь, — капитан Лоренц смотрел в сторону берега. — Вот твое первое поручение. Думаю, с минуты на минуту на борт поднимется таможенная служба… Если она, конечно, есть у этих нищих повстанцев. На сегодня ты — доверенное лицо капитана. Встречай их, проведи по кораблю, если они выразят желание. Одним словом, сделай так, чтобы власти Гаваны запомнили лайнер Лоренца как честное круизное судно и не препятствовали нам более. Ни сейчас, ни в будущем.

— Слушаюсь, мой капитан! — Марита шутя взяла под козырек.