Любовь сильнее меча - Страница 14

— В боевом! — воскликнул Ламорак. — Так то — в боевом. Всю зиму мы гонялись за саксами да за армией графа Асогрина. Помнишь, в ущелье, вообще на снегу спали и три дня почти ничего не ели? Я хоть слово сказал? Война она и есть война… А здесь? То гуляешь десять дней в каком-либо замке, то неизвестно куда едешь. Меня от дороги уже просто тошнит. Тем более с утра ни замка, ни замшелой деревеньки не видели на пути — вообще ни одной живой души. Кроме драконов. Сэр Таулас говорит, что был здесь когда-то. Давно, еще до того, как стал отшельником у озера Трех Дев. Так вот, он говорит, что места здесь глухие. Где-то там впереди, у дороги, днем или двумя пути отсюда, как он утверждает, раньше стояла — да и сейчас наверное стоит, часовня. От нее вела единственная дорога в родилище драконов, где живет драконий царь, у которого три головы, причем одна человечья — в центре, левая — как у змеи, а правая — львиная.

— Так эту легенду мы еще в замке много раз слышали, — усмехнулся Радхаур.

— Но мы не думали, что окажемся поблизости.

— Ты боишься, Ламорак? — удивился граф.

— Нет, Уррий, — серьезно ответил король Сегонтиумский, назвав товарища детства мальчишеским именем в знак откровения и доверительности. — Не боюсь. Хочу определенности. Едем к драконьему царю — я готов. Но я хочу знать об этом. Едем в гостю к какому-либо рыцарю — я хочу, чтобы он нас ждал, либо был извещен о нашем прибытии. Эмрису захотелось посмотреть жизнь, он представляется простым рыцарем… Да много ли он увидел? Все ведь понимают, что простые рыцари с тремя каретами и отрядом в пятьдесят копий не ездят. Хоть бы путь узнал — куда лучше ехать. Ищет невесту — так поинтересуйся, где они есть… Хотя, они везде есть. Какая разница, кто тебе детей рожать будет? Вот, хотя бы в Шлефордорфском королевстве очень милая принцесса. Зачем куда-то еще ехать?

— Ты по дому соскучился? — вдруг спросил Радхаур.

— Честно говоря — да, — рассмеялся Ламорак. — Там то же самое — но свое. Что я этих лесов не видел, что ли? У нас такие же. Если бы мы в те страны, о которых Гуул рассказывает, направлялись, то можно и потерпеть, отбивая зад о седло. Или, если точно знать, что где-то поблизости страна драконов и мы едем туда.

— Ты сам себе противоречишь, — усмехнулся друг.

— Ничуть. Мне надоело трястись в седле вот уже который день.

— Иди в карету и отсыпайся, кто тебе мешает?

— Ага, в одной сидит этот толстяк, который скоро в нужник засахаренными орешками ходить будет, в другой — служанки твоей Марьян. Нет уж, увольте. Женщина хороша лишь ночью, терпеть их болтовню и выкрутасы днем я не желаю. Да, — Ламорак вдруг вновь стал серьезен, — давно хотел поговорить с тобой по душам, Уррий, да все случая не выдавалось.

— Я слушаю, Ламорак, говори, — улыбнулся другу граф.

Юный король Сегонтиумский молчал, смотрел вдаль старой разбитой дороги. Снял с пояса флягу, выдернул пробку, понюхал содержимое и поморщился.

— Здесь все не так как дома, — проворчал он. — Вино кислое, эль светлый…

Радхаур не торопил, хотя даже не догадывался о чем пойдет речь.

Ламорак отхлебнул из фляги и протянул ее другу.

— Уррий, ты любишь Марьян? — спросил он.

Радхаур придержал коня.

— Зачем ты это спросил?

— Я не задавал тебе раньше таких вопросов, — стараясь не смотреть на друга, произнес Ламорак, — да и сейчас не очень-то хочется. Но ведь я все вижу, мы друзья с детства… Ты любишь Марьян или нет, ответь. Или закончим разговор.

— Я не знаю, — вздохнул Радхаур. — Наверное, я все-таки умер для любви… Я порой думаю, что никогда и не знал, что это такое. А сейчас не знаю: нужна ли она мне? Как я любил Лореллу! Мне казалось, что любил. После того, как барон Ансеис сказал мне, что пред настоящей любовью бессильно любое заклятие… Я не знаю, что и думать. Ведь я готов был на все ради Лореллы, я чуть не умер тогда, когда летел этим сиреневатым сгустком в магическом пространстве пробивать стену времени. И она меня любила… Мне так казалось. Но что-то было не так, раз заклятие подействовало… Я не знаю, Ламорак. Я сам все время думаю об этом. Иногда мне кажется, что я люблю Марьян. Ведь она пошла на смерть из-за меня. Иногда кажется, что я ее ненавижу. Когда мы воевали, а она была в замке, мне казалось — люблю. А сейчас просто терплю. Но и другого ж пути нет, Ламорак! Нет! Ведь она убьет себя. Я-то, дурак, надеялся, что тот ирландский рыцарь, что любил ее… Но он погиб… Я не знаю как и ответить на твой вопрос, Ламорак. Но почему ты вообще спросил об этом?

— Ты знаешь, что Этвард влюблен в Марьян? — вместо ответа спросил Ламорак.

— Что? — Радхаур был искренне удивлен.

Друг вновь протянул ему флягу.

— Только такой слепец как ты мог этого не заметить.

— Да ты бредишь, — неожиданно рассмеялся Радхаур, отглотнул вина и вернул флягу Ламораку. — С чего ты взял? Этварду просто нравятся ее рассказы и он прислушивается к ее советам. Она действительно очень много знает, я порой даже сам поражаюсь этому.

— Может, поначалу ему нравились только ее рассказы, — не согласился Ламорак, — но сейчас он глаз с нее не сводит. Да проснись же ты, Уррий! Вспомни, как сэр Таулас, когда победил на турнире, отказался выбирать королеву красоты, предоставив это право королю. И кого Этвард выбрал, а? Он даже не раздумывал ни мгновения, не проехал посмотреть других женщин. Он просто подошел и положил корону к ногам Марьян. И кто настоял, чтобы Марьян ехала сейчас с нами? Вспомни, ты же хотел отправить ее в Рэдвэлл или в замок к барону Ансеису. Разве я не прав? Да ты хоть раз присмотрись как Этвард глаз с нее не сводит.

Радхаур неожиданно вспомнил последнюю фразу, произнесенную Этвардом, когда он выходил из кареты.

— Ну, положим ты прав, — сказал Радхаур и протянул руку к фляге. — Я не знаю, но пусть ты прав. Если Марьян захочет… Знаешь, Ламорак, мне даже очень нравится такой выход.

— Но ты отправил гонцов к ее брату. Ты живешь с ней уже больше года. Мы почти полгода путешествуем и ночи ты проводишь вместе с ней…

— И кто это говорит, тот ли Ламорак которого я знаю? — рассмеялся Радхаур.

— Тот самый. Одно дело — ночь в постели, другое — отвечать за нее перед богом.

— Марьян не нашей веры, — вдруг ни с того ни сего сказал Радхаур. — Она поклоняется своему Хвануну, молится ему каждый день тайком от всех.

— А ты, Радхаур? Ты нашей веры? В церкви ты стоишь, и тебя как будто и нет, одно тело присутствует. И я знаю, почему ты так рвался в Тевтонию — где-то здесь спрятан торс Алвисида. Твоего бога.

— Ты хочешь сказать, что я алголианин? — искренне рассмеялся Радхаур.

— Служить богу алголиан еще не значит самому быть алголианином, — загадочно ответил друг.

Радхаур вдруг ударил себя по лбу.

— Наконец-то! — воскликнул он.

— Что наконец-то? — переспросил Ламорак.

— Я понял, что не давало мне покоя весь день: я слышу зов. Слабый еще, но до частицы Алвисида совсем недалеко. — Радхаур стал серьезным. — Я готов пройти сквозь смерть, но я хотел бы знать, хочу я этого сам или мной движет судьба?

— А сам ты хочешь собирать сэра Алана?

— Да, — лаконично сказал Радхаур. Как отрезал.

Впереди неспешно ехали Гуул с сэром Тауласом; позади тарахтели на ухабах три кареты, за ними растянулась кавалькада оруженосцев и слуг. Солнце неумолимо клонилось к горизонту, окрашивая в странный фантастический цвет верхушки деревьев; некошенные луга с левой стороны дороги, много лет, казалось, не знавшие человеческого внимания, казались утомленными и зачарованными. Одинокое изогнутое ветрами дерево посреди необозримого луга напоминало раскорячившегося в жуткой пляске варвара. Со стороны луга, из-за едва видневшейся полосы деревьев, доносилось свежее дыхание и мгновениями казалось, что там поблескивает синева озера, сливающаяся с голубым безоблачным небом.

— Ты уверен, Ламорак? — неожиданно прервал молчание Радхаур.

— В чем?

— Что Этвард влюблен в Марьян.

— Спроси у него сам, если мне не веришь.