Любовь растет, как дерево - Страница 5

— Она не дала мне одеть себя, — объяснила Марти, стараясь говорить спокойно. — Все время плакала и требовала папу. Марти не знала, как отреагирует Кларк, и его слова стали для нее полной неожиданностью.

— Этого я и боялся. У детей короткая память, — сказал он, поразив Марти своим спокойным тоном. — Она уже не помнит, что такое мама. Он подошел к буфету и при этом, как заметила Марти, даже не взглянул на Мисси, чтобы не спровоцировать новую бурю рыданий.

— Ей придется привыкнуть, что ты — ее мама и что ты заботишься о ней. Можешь отнести ее в спальню и одеть, а здесь я справлюсь сам. — Он жестом указал на беспорядок, царивший на кухне, и частично приготовленный завтрак. После этого Кларк открыл окно, чтобы жар от ревущей печи вышел наружу, и больше не взглянул ни на Марти, ни на Мисси. Марти перевела дыхание и нагнулась, чтобы взять Мисси, которая немедленно зашлась криком, как раненый зверек, а оказавшись на руках, стала брыкаться и лягаться.

— Слушай меня внимательно, — процедила Марти сквозь стиснутые зубы. — Помнишь наш уговор? Я обещала быть твоей мамой, если ты будешь хорошей девочкой. Хорошие девочки так себя не ведут. Но Мисси не желала слушать. Марти посадила ее на кровать и вдруг услышала, как, икая от плача, Мисси отчетливо произнесла:

— Хочу к маме! Так значит, она все помнит. Раздражение Марти мало-помалу стало таять. Может быть, Мисси почувствовала отношение Марти к Кларку, ее злость и отчаяние. Она не винила малышку за то, что та плакала и брыкалась. Возможно, Марти сама вела бы себя не лучше, если бы ее опыт не говорил о том, что это напрасная и бессмысленная трата сил. «Ах, Мисси, — думала она, — как я тебя понимаю. Со временем мы наверняка станем друзьями, но сейчас, — она поморщилась, — сейчас мне нужно тебя одеть». Марти разложила одежду в нужном порядке, поскольку знала, что никто не будет подавать ей вещи, пока она будет воевать с Мисси. Затем Марти опустилась на кровать и усадила брыкающуюся девочку к себе на колени. Мисси снова забилась в истерике, но теперь Марти не испугалась. Она понимала, что это не более чем гнев ребенка.

— Хватит, Мисси, прекрати. Голос Марти потонул в детских криках, и тогда она дважды крепко шлепнула по маленькой извивающейся попке. Глаза девочки широко раскрылись от удивления, и она перестала плакать и вырываться. Может, это был эффект неожиданности, но, скорее, ребенок просто понял, что придется подчиниться. Мисси продолжала всхлипывать, глотая слезы и прерывисто вздыхая, но больше не сопротивлялась и позволила Марти одеть ее.

Когда битва закончилась и ребенок был одет, Марти чувствовала себя взъерошенной и обессиленной. Они настороженно посмотрели друг на друга.

— Бедная малышка, — прошептала Марти и привлекла девочку к себе. К ее удивлению, Мисси не стала сопротивляться и прижалась к ней. Марти взяла ее на руки и стала ласково гладить, легонько покачивая. Марти не знала, сколько просидела так, но постепенно почувствовала, что малышка больше не плачет. Из кухни доносился запах жареного бекона. Марти поднялась и взяла расческу. Сначала она пригладила свои растрепанные волосы, а потом расчесала каштановые кудряшки Мисси. Она взяла девочку на руки и вернулась на кухню, где смочила водой чистое полотенце, чтобы вытереть детские слезы и немного охладить свое разгоряченное лицо. Кларк не поднял глаз. «Вот он какой, опять делает то, что должна была сделать я», — подавленно думала Марти, усаживая Мисси за стол. Лепешки были готовы, яичница пожарена, а бекон шипел на сковородке. В чашках дымился кофе, а перед Мисси стояла небольшая кружка с молоком. Марти ничего не оставалось, как усесться за стол. Кларк принес бекон и сел напротив. На этот раз она не попадется. Марти помнила, что перед едой он произносит молитву, поэтому, опустив голову, сидела в ожидании. Но ничего не произошло. Потом послышалось негромкое шуршание — звук, напоминающий перелистывание страниц. Марти украдкой бросила взгляд на Кларка и увидела, что он листает Библию, ища нужное место. Марти почувствовала, как ее щеки заливаются краской, но Кларк не смотрел на нее.

— Сегодня мы прочитаем сто двадцатый Псалом, — сказал он и начал читать: — «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя». Марти всей душой пожелала, чтобы ей пришла помощь с гор. Впрочем, для нее не так уж важно, откуда она придет. Она сделала над собой усилие и прислушалась к тому, что читал Кларк: «Господь — хранитель твой; Господь — сень твоя с правой руки твоей. Днем солнце не поразит тебя, ни луна ночью. Господь сохранит тебя от всякого зла; сохранит душу твою Господь. Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовек». Он осторожно положил книгу на небольшую полку у стола, а затем склонил голову и произнес молитву. Марти опять была застигнута врасплох.

«Черт его побери», — вскипела было она, но ее внимание привлекли слова:

— Господь наш, благодарим Тебя за этот прекрасный день и за благодеяния Твои. «Благодеяния, — подумала Марти. — Хорошенькие благодеяния — орущий ребенок, выкипевший кофе и обожженный палец. Я бы прекрасно обошлась без таких благодеяний». Но Кларк продолжал:

— Благодарим Тебя, Отец наш, за то, что Мисси сделала первый трудный шаг, и просим помочь той, что вошла в этот дом, чтобы стать для Мисси матерью. «Когда он обращается к своему Богу, он не называет меня по имени, — подумала Марти, — вместо этого он все время говорит „та“. Надеюсь, если его Бог откликается на молитвы, Он понимает, о ком идет речь. Я бы не отказалась от Его помощи, как, впрочем, и от любой другой». Марти услышала, как ложка звякнула о миску, и поняла, что до сих пор сидит, склонив голову. Задумавшись, она прослушала конец молитвы, включая «аминь». Она снова вспыхнула и подняла голову, но, поскольку Кларк в это время кормил Мисси лепешкой, смущение Марти осталось незамеченным.

Поначалу они ели молча. Мисси слишком устала от борьбы, чтобы болтать, а Кларк казался поглощенным своими мыслями. Марти тоже сидела притихнув, и мысли, одолевавшие ее, были не из приятных. «Интересно, что будет после завтрака?» — подумала она раздраженно. Сначала она, разумеется, вымоет посуду, потом вычистит перепачканную плиту. А потом? Ей не терпелось привести в порядок свой скудный гардероб. Кроме того, хотелось выстирать одеяла, которые лежали в ее сундуке. Они понадобятся, когда придет караван, идущий на Восток, который заберет Марти отсюда. Она прикинула, как подлатает свои старые платья, если сумеет раздобыть подходящий лоскут. Кларк говорил, что по субботам он ездит в город. Сегодня среда. Нужно будет проверить, что есть в доме, и составить список. Марти украдкой взглянула на Кларка и снова уткнулась в тарелку. «Не очень-то у него радостный вид, — сказала она себе. — Скорее, озабоченный, словно он решает какую-то проблему». Ее мысли прервала Мисси, которая удовлетворенно провозгласила:

— Папа, я все. — И отодвинула тарелку; ее личико преобразилось.

— Ты у меня совсем большая девочка, — ласково улыбнулся отец и начал о чем-то беседовать с дочкой, но Марти не прислушивалась к разговору. Минуту спустя Кларк поднялся и налил себе еще кофе, предложив наполнить и ее чашку. Марти разозлилась на себя за то, что не заметила опустевшую чашку первой. Кларк отставил тарелку и сделал глоток горячего кофе. После этого он внимательно посмотрел на нее. Она встретилась с ним взглядом, хотя это потребовало от нее определенного усилия.

— Думал, ты растеряешься: ты же не знаешь, где что. Но вижу, погреб ты нашла. Молодец! За домом есть еще один — для овощей. Большая часть урожая уже там, а кое-что еще на огороде. В погребе у меня полка с консервами, вот только без лампы ты там ничего не увидишь. Рядом — коптильня, сейчас запасов в ней немного. На следующей неделе решим, кого будем забивать под осень и что приготовим. Я работаю вместе с двумя соседями. У нас есть куры — и на яйца, и на мясо. Резать слишком много кур не хочется, но пока их довольно. Свежего мяса до морозов не будет, если не считать свинины. А похолодает — и можно немного поохотиться, мясо уже не испортится. Если нужно, мы забиваем бычка. В речке водится рыба. К зиме работы становится поменьше. Я от нечего делать иногда рыбачу. Мы живем не так уж плохо. Это не было хвастовством. Он просто рассказывал, как обстоят дела.