Любовь моя шальная - Страница 6

Я остался на месте, зная, что все бесполезно... — Помолчав, Обдонский спросил:

— Почему я рассказал это?

И сам ответил:

— До самой последней встречи я, хотя и в затихании, все еще болел моей шальной любовью. И совесть грызла: пусть немного, самую малость, но получилось, что и я толкнул падающего. Теперь же, когда я знаю, что она хоть жива, пора подводить черту. Собираюсь и я кончать с холостячеством: есть там, в «Новом пути», зоотехничка одна, красивая такая кареглазка, улыбчивая и ровного, я бы сказал, обогревающего характера. Когда только подумаешь, что есть такие, становится хорошо на душе и уютнее на земле. Даже если метет такая дурная метель и ты сидишь, увязнув, словно муха в сметане.

Перемолчал немного — и:

— А жалко мне Зину.

И опять после паузы:

— Жалко.

И это было уже действительно все: через несколько минут с койки Анатолия Ивановича Обдонского донеслось ровное, тихое посапывание: мучался, мучался человек своим прошлым, отрывал его — и, видать, с болью отрывал, — да, наконец, измаялся, вплыл в сон. А в трубе все гудело и подвывало, и ветер швырял в окно сухой до перескрипа, мучнистый снежок, зализывал протропы к домам, перехватывал наметами дороги по округе, и получалось так, что и завтра не пойдут машины, не попасть нам в «Новый путь», где живет кареглазая невеста Обдонского, а председатель, хитрец и прибедняла, мается соображениями о том, как ему по такой погоде выкрутиться с вывозкой торфа.