Любовь моя, самолеты - Страница 3
У-2 (после смерти конструктора, в память Поликарпова, переименовали в По-2), — пожалуй, самая популярная российская машина. Сорок тысяч самолетов под этим именем было построено за двадцать пять лет. Авиационные справочники упоминают четырнадцать модификаций По-2, хотя, мне кажется, их было больше, если принять во внимание, что машину «дорабатывали» и переделывали даже в полевых ремонтных мастерских.
Едва ли можно вспомнить самолет надежнее. Все, кто начинал на нем, каких бы высот ни достиг впоследствии, на каких бы сверхсамолетах ни летал, с благодарностью вспоминают свою «летающую парту». И наконец, тридцать пять календарных лет выслуги для самолета деревянной конструкции — это просто чудо!
Мое личное знакомство с У-2 началось более чем неожиданно — самолет этот однажды явился в наш дом. Тут нет ни капли преувеличения. Было так. Выхожу из подъезда, до начала уроков в школе пятнадцать минут, и вижу: поперек тротуара стоит самолет со снятыми крыльями, его хвост протиснут в пролом стены. Вчера все было в порядке, а тут — дыра в кирпичной кладке… Машину, как я понял, затаскивают в помещение, в котором раньше находился жэк.
Школу в этот день я прогулял. Рвал жилы, помогая незнакомым ребятам завезти У-2 в наш дом. Попутно выяснил: к нам вселяется учебная часть районного аэроклуба. Вот так неожиданность! Сперва я не мог поверить, что в аэроклуб будут запросто записывать желающих и учить прыгать с парашютом, летать на планерах и даже на самолете. Но когда я собственными глазами увидел курсантов — обыкновенных парней и даже девушек, что рассаживались за учебными столами около «препарированного» и похожего на скелет У-2 — и услыхал, как ребята принимаются экзаменовать друг друга — «Так сколько шпангоутов в фюзеляже?», «Назначение нервюр?», «А стрингера на что?», «Как крепится гаргрот?» — вот тут-то, покоренный музыкой этих непонятных слов, подумал: может, рискнуть?
Увы, я вполне отчетливо понимал — мне не хватает обозначенных в условиях приема восемнадцати лет. И долго прикидывал, как скрыть этот огорчительный факт? Задача была трудная: допризывникам в шестнадцать лет вместо солидных, в темно-зеленых корочках паспортов, выдавали тогда розовую бумаженцию — временное удостоверение личности. Стоило вытащить такой, извините за выражение, паспорт, за версту видно — перед вами несовершеннолетний сопляк. Но чудные слова — стрингер, колабашка, гош, амортизатор — не давали покоя. Они подстегивали мальчишеское воображение: а что, если попробовать взять на арапа? И я решился. Вытащив отцовский вполне респектабельный паспорт в твердых корочках, пошел на прорыв. Авось пронесет!
Начальник штаба, полнеющий молодой блондин с наивными голубыми глазами навыкате, беседовал со мной неторопливо и как будто доброжелательно. Он бегло просмотрел анкету, выписал направление на медицинскую комиссию и в самый последний момент — я уже считал, ну, пронесло — раскрыл отцовский паспорт. В голове у меня помутилось…
— Усы когда сбрил? — спросил начальник штаба, откровенно усмехнувшись. У отца были роскошные усы.
— Вчера! — пытаясь сохранить серьезность и понимая, что игра проиграна, сказал я.
— Ин-те-рес-но, ты врун или нахал?
— Нахал! — ответил я. Терять было нечего.
— Лю-бо-пыт-но, однако! Нахальство — не худшая для летчика черта характера, если, конечно, в меру. Ладно, ступай пока на медкомиссию, потом еще потолкуем.
В конечном счете в аэроклуб меня зачислили условно. Обещали допустить к полетами, если, пройдя теоретический курс, я сдам все экзамены на пятерки. А нет, как сказал начальник аэроклуба, «пиши жалобу самому себе». Еще он объяснил — авиации нужны люди волевые, устремленные к цели, с твердым характером. Вруны, склочники, жадюги — противопоказаны!
Никогда раньше я не учился с таким рвением. Выполнить кабальное условие я считал делом чести. Пожалуй, аэроклуб в моей жизни был первым серьезным ПОСТУПКОМ. И я его совершил.
Весной началась практика на аэродроме.
Не стану в подробностях пересказывать тяготы той поры. Пожалуй, самая главная бяка, как помнится и теперь, — мне постоянно хотелось спать! Ведь по существовавшей с незапамятных пор традиции учебные полеты начинались в пять утра, значит, подъем настигал нас где-то в половине четвертого, когда самый сон…
Наконец долгожданный день пришел. Ежась от пронизывающей сырости серенького предутра, я приближаюсь к У-2, с хвостовым номером «7». Повторяю про себя: «Правой рукой взяться за заднюю кромку задней кабины, поставить правую ногу на трап левой плоскости, слегка оттолкнуться левой ногой от земли и подняться накрыло…» С Божьей помощью я не продавил перкалевого покрытия, не поскользнулся на трапе, благополучно уселся на заднее сиденье учлета. Застегнул привязные ремни, соединил резиновую трубку переговорного устройства с наушником и тут же услыхал «Готов?» инструктора.
А дальше все пошло совсем не так, как я ожидал. Мотор тарахтел не слишком оглушительно, в кабину задувало моторным перегаром. Однако самое худшее оказалось впереди. Стоило самолету сдвинуться с места, как в переговорном устройстве раздался хрипловатый голос инструктора. Василий Иванович (фамилии называть не стану) безостановочно честил меня, поминая всуе и маму, и бабушку, и всю прочую родню, честил за не совершенные мною прегрешения. Да и как мог я сделать что-нибудь не так, неправильно, если полет считался ознакомительным и выполнял его от начала до конца инструктор, сам лично, а мне полагалось сидеть, не притрагиваясь к управлению (руки на коленях!) и наблюдать за воздухом и землей?
Много позже я понял: Василий Иванович материл меня не за что-то определенное, а просто нагонял страх на ученика. В те диковатые годы считалось: авторитет обучающего будет возрастать, если обучаемый трепещет перед ним, как осиновый лист… Дело давнее, могу признаться — первый ознакомительный полет на У-2 оставил в душе горький осадок недоумения: «За что, ну за что он меня так?» Переживая обиду, не сделав еще ни единого самостоятельного полета, я мысленно дал зарок: коль судьба сделает из меня когда-нибудь инструктора, ни при каких условиях не стану я ругать своих курсантов. Забегая на много-много лет вперед, могу сказать: инструкторская чаша меня не миновала. Наверняка мои ученики могут предъявить своему бывшему инструктору какие-то претензии, но в одном меня невозможно упрекнуть, ручаюсь: я их не ругал ни в воздухе, ни на земле, даже когда было ЗА ЧТО и когда ОЧЕНЬ ХОТЕЛОСЬ.
На У-2 (По-2) я выполнил не одну тысячу полетов. Сейчас уже трудно припомнить какой-то особенный, выдающийся, что называется, из ряда вон…
Хотя, хотя…
В бытность курсантом оказался я свидетелем такого: взлетают на У-2 курсанты К. и С. Вижу: К. — в передней кабине, С. — задней. Летят они в пилотажную зону. Времени отведено 25 минут, высота назначена 800 метров, положено выполнить виражи, перевороты, петли…
Я — «стартер». Стою с флажками. Взмахиваю белым — очередному экипажу взлет, подниму красный — стоять! Ни о каком радиообеспечении мы тогда и не ведали. «Стартеру» хорошо видны и взлетающие, и рулящие по полю, и приземляющиеся самолеты. Ему положено оценивать обстановку на земле и в воздухе и сообразно с ней принимать решения. Вижу — садится голубая «двойка». В передней кабине — С. в задней — К. Глазам своим не верю. Не может такого быть!
Но авиация — страна чудес. Через 30 лет полысевший К. признался: «А мы тогда, дураки, поспорили, что в зоне перелезем: я в заднюю, а Васька — в переднюю кабину…» Стоит, пожалуй, напомнить — на У-2 летали без парашютов. Хорошо или худо — мне не хочется морализировать, из песни слова не выкинешь — молодой задор толкал едва ли не каждого на какие-то безумства. Для чего? Для самоутверждения…
Помню, в Монголии я отвез на У-2 полкового инженера в штаб дивизии и в гордом одиночестве возвращался домой. Места там ровные, однообразные — степь да степь кругом, лететь скучно. Решил снизиться, пройти бреющим. Это азартная штука — полет на малой высоте. Даже при скорости в каких-нибудь ничтожных сто километров в час земля так и рвется, так и мелькает перед глазами… и чем ниже «бреешь», тем острее чувство опасности. Любой летчик понимает — земля не знает снисхождения, она готова принять в свои объятия и генерала, и седоголового полярного пилота, и мальчишку из сельскохозяйственной авиации.