Любовь колдовская... - Страница 36

Увидев Ивана, Тит резко остановился, глаза его расширились от ужаса, словно он увидел приведение. Потом он выкинул вперед руку с зажатым в ней оружием, но выстрелить не успел. Клинок шашки со свистом рассек воздух, кисть Фролова отделилась от руки и полетела в сторону. Видимо, перед тем, как Иван отрубил ее, Тит успел-таки нажать на курок: прогремел выстрел, и Иван почувствовал, как пуля обожгла ему левое бедро…

Тит мчался к дому Гришиных с такой скоростью, с какой никогда сроду не бегал. Мертвецы отстали от него, но преследования не прекратили. Он уже почти добежал до цели, когда где-то впереди затрещал плетень, и на дорогу перед ним выпрыгнул Фрол Бородин.

Тит остановился на месте, как вкопанный. Фрол бросился к нему с такой быстротой, что он просто не успел среагировать. В тот момент, когда Фролов выбросил вперед руку с наганом, перед его глазами что-то сверкнуло, и кисть с зажатым в ней оружием полетела куда-то в сторону. В следующее мгновение Бородин схватил левою рукой Тита за горло. А в правой была зажата окровавленная шашка…

— Сбежать хотел? — дыхнул на него зловонием Фрол, приближая свое мертвое лицо к его лицу. — Не получится, Тит! Пришла твоя смертушка!

Глаза Фролова бешено вращались, он не помнил себя от ужаса. Уцелевшей рукой он попытался освободиться от мертвой хватки, но куда там! Пальцы Фрола цепко держали его горло…

Мертвецы, которых он оставил позади, стали собираться вокруг них. Их руки тянулись к Титу, стараясь ухватиться за него. Позади них он увидел стоявшую в скорбном молчании Дарью Гришину. Девушка просто смотрела на него…

— Дашка, помоги, за-ради Христа! — прохрипел он, задыхаясь. — Ить я написал признание!

Но Дарья только покачала головой в ответ.

— Нет, дядя Тит. Поздно. Раньше надобно было беспокоиться о своем спасении, когда у тебя был шанс. Ить я тебя просила, помнишь?

— Будь ты проклята, ведьма! — прохрипел из последних сил Тит.

В следующее мгновение пальцы Фролова сжались, окончательно перекрывая доступ воздуху в легкие, а остальные мертвецы наконец-то схватили его и стали рвать тело на куски…

Из культи хлынула кровь, но, казалось, Фролов не обратил на этот факт никакого внимания. Он застыл на месте, глаза его бешено вращались, а грудь ходила ходуном. Вдруг он потянулся целой рукой к горлу и стал царапать его, словно силясь оторвать чью-то невидимую руку. А в следующий момент его глаза остановились. Он смотрел куда-то вправо от Ивана. Тот даже оглянулся, но там никого не было…

— Дашка, помоги, за-ради Христа! — вдруг прохрипел Фролов, не отрывая взгляда от того места. — Ить я написал признание!

Иван еще раз оглянулся, но опять никого не обнаружил, хотя воспаленное воображение Фролова явно кого-то там рисовало своему сошедшему с ума хозяину.

— Будь ты проклята, ведьма! — прохрипел Тит.

Иван обернулся к нему. С Фроловым происходило что-то неладное. Его глаза вылезли из орбит, лицо посинело. Он широко открывал рот, словно ему не хватало воздуха.

Тут подоспели казаки, вооруженные тем, что попалось под руку: вилами, лопатами, а то и просто дубинами. Толпа захлестнула Фролова, было видно только, как мерно поднимаются и опускаются руки казаков. Слышалась их ругань и шумное дыхание. Они мстили Фролову за те минуты страха, которые испытали, когда он бегал с наганом в руке и стрелял в первых попавшихся на его пути людей. Мстили жестоко, кромсая даже мертвое тело, абсолютно безопасное после того, как Иван отрубил кисть, в которой Фролов сжимал оружие…

Ивана так обеспокоил взгляд Тита, что он еще раз оглянулся на то место, куда тот так настойчиво смотрел перед этим. На этот раз он увидел Дарью!

— Даша? — не веря собственным глазам, поинтересовался он.

Девушка смотрела на него с какой-то неземной печалью.

— Ванечка, милый мой, иди, пожалуйста, домой! Я очень прошу тебя!

В следующее мгновение она пропала. Только что стояла на этом месте, и вот теперь ее не было. Иван протер глаза кулаками. Нет, на том месте никого не было. Решив, что это ему привиделось, он повернулся к казакам…

Там уже завершилась расправа над Фроловым. На земле валялась какая-то бесформенная окровавленная масса. Казаки стояли вокруг и о чем-то возбужденно переговаривались.

— Молодец, Иван! — хлопнул его кто-то по плечу.

Иван посмотрел на человека, обратившегося к нему. Это был новый секретарь партийной ячейки хутора Василий Власов. Сам он был из местных, но длительное время работал в райкоме, в одном из отделов. Теперь вот, видимо, Трофимов решил, что на этом посту Власов принесет больше пользы.

Василий еще что-то восторженно говорил ему, но Иван не слушал его. Честно говоря, он не очень-то хорошо относился к этому дородному казаку. Да и как можно было относиться иначе, если Власов был большим приятелем Степанова и получил это назначения явно по рекомендации последнего? К тому же в эту ночь Власов только объявился здесь, хотя и у него, и у нового председателя сельсовета, который тоже маячил неподалеку, было оружие, положенное им по праву. Нет, они появились только сейчас, когда все уже было кончено…

Послышалось хлопанье крыльев, и на труп опустился большой черный ворон. Иван уже видел раньше эту птицу, теперь он вспомнил это. Этот ворон несколько раз прилетал по ночам к нему домой, а в ту ночь, когда на него было совершено покушение, он спас Ивану жизнь. Вот и сейчас у него возникло впечатление, что умная птица появилась здесь неспроста…

Ворон каркнул, глядя на Ивана, и принялся клювом что-то вытаскивать из кармана покойника. Показался краешек какой-то бумаги…

Иван отодвинул Власова рукой и подошел к трупу Фролова. В ушах настойчиво звучали слова Тита о написанном признании. Ворон каркнул напоследок, взвился в воздух и улетел. Иван встал перед трупом на колени, вытащил из кармана сложенную вчетверо бумагу, развернул ее и поднес к глазам.

— Дайте кто-нибудь огня! — крикнул он.

Кто-то услужливо зажег спичку. В ее неровном свете Иван с трудом разобрал каракули, написанные рукой Фролова. К тому же в некоторых местах бумага пропиталась кровью, что затрудняло чтение. И все-таки Иван убедился в том, что это то самое признание, о котором упоминал покойник.

— Вот! — он поднял вверх развернутый лист бумаги и потряс им в воздухе. — Гришин невиновен, слышите, люди! В этой записке Фролов сознается, что это он стрелял в меня.

К этому времени уже подтянулись и женщины. Среди них Иван заметил и жен Атаманчукова и Беспалова. Угрюмые лица хуторян горели зловещей решимостью, и это ему очень не понравилось. Он подошел к Власову и протянул ему бумагу.

— Вот. Это надобно отправить в район. Немедленно!

Тот нерешительно взял ее в руки, явно не зная, что с ней делать.

— Ладно, послезавтра я поеду в станицу и отвезу эту бумагу.

Тут уж Иван не выдержал.

— Ты соображаешь, что говоришь? Какое послезавтра? Там человек обвиняется в заговоре супротив Советской власти, а ты, гад!..

Он даже задохнулся от гнева, переполнявшего его. Видя такое состояние Ивана, Власов поднял обе руки, ладонями вперед, словно защищаясь, и сказал:

— Ладно, ладно, Иван, не кипятись. Завтра утром я отправлю коннонарочного к Снегову с этой бумажкой.

— Каким утром?! Человека за это время могут расстрелять!

— Ну, за пару-то часов точно не расстреляют, — возразил на это Власов. — А утром, я тебе клянусь, я отправлю человека в станицу. Обещаю.

Иван понял, что спорить с этим человеком бесполезно. Он махнул обреченно рукой, соглашаясь. Власов засунул бумагу в нагрудный карман. Он так и светился самодовольством. Иван понял, что тот был горд тем, что сумел осадить такого человека, как Иван, который не испугался резко выступить на бюро райкома. А Иван, на самом деле, просто устал от всего этого идиотизма. Он прекрасно понимал, что Власов уперся и спорить с ним бесполезно. Хорошо хоть выбил обещание отправить эту бумагу утром…