Любовь кардинала - Страница 9

– И самое главное, – подчеркнул Ришелье, – сделать герцога Бекингема союзником Франции, потому что именно он определяет политику своей страны, и король Джеймс ни в чем не может ему отказать. Имея поддержку Бекингема, они могут сделать то, о чем так часто мечтали, раздумывая о будущем: они могут напасть на оплот гугенотов Ла-Рошель и стереть огромную протестантскую крепость с лица земли. Тогда король действительно станет повелителем Франции.

И вот 11 мая 1625 года маленькая принцесса Генриетта Мария была выдана замуж через посредника, а ее жених стал королем Англии, так как старый Джеймс неожиданно умер. Роль посредника играл герцог де Шеврез. Свадебная церемония свершилась на возвышении у входа в Нотр-Дам. Все было обставлено с большой пышностью. Маленькая принцесса казалась бледной и задумчивой. Многие заметили, что во время церемонии она не один раз вытирала слезы. Девушка никогда не видела молодого человека, за которого выходила замуж, и она очень боялась поменять Францию на Англию – этот мрачный еретический остров, всегда окутанный туманом. Обаятельные и изысканные манеры лордов Карлисла и Холланда поначалу ее успокоили, но сейчас, когда она дала торжественную клятву пожизненной верности абсолютно незнакомому человеку, Генриетта Мария склонила голову, увенчанную короной с бриллиантами, и всплакнула.

Анна следила за церемонией, сидя рядом с Людовиком. Ее действительно выпустили на свободу, как предсказывала Мари. И после долгого заключения она ослепила Двор своей красотой и роскошью наряда. Сидя на троне под красным с золотом пологом, король украдкой взглянул на жену. Та была великолепна в зелено-голубом, цвета павлиньих перьев, платье. На ее шее сияло ожерелье из изумрудов, привезенное конкистадорами из Перу. Красота Анны не трогала короля. Он только ревновал, потому что каждый смотрел на нее, а толпа парижан приветствовала королеву, когда появилась ее карета. Но ему пришлось пока отменить свои запреты в отношении жены.

Сейчас, когда государственные приемы происходили каждый вечер и при Дворе принимали множество английской знати, не могло быть и речи об отстранении от всего этого королевы Франции.

Так рассуждал Ришелье, заявляя, что Анна вполне смирилась и в дальнейшем будет послушна. Но король все равно жалел о снятых запретах. Ему бы хотелось заточить ее по-настоящему и в таком месте, откуда она никогда не сможет вырваться.

14 мая Большой зал в Лувре был переполнен людьми. Кто по праву, кто за взятку – все стремились увидеть, как королевская семья будет принимать герцога. В этот ранний летний день было очень жарко, и сквозь высокие окна солнце заливало лучами плотные ряды дам и кавалеров, выстроившихся у стен зала.

Беспокойное, возбужденное, блистательное сборище, сверкающее драгоценностями и яркими красками одежд этого известного своей роскошью века! По толпе непрерывно бежали как бы волны, производимые обмахиванием неимоверного числа вееров, сражающихся с удушающей жарой.

Мушкетеры из недавно созданного отряда Королевских Мушкетеров замерли по краям ковровой дорожки, ведущей к возвышению посреди зала. В алых плащах, со сверкающими нагрудными защитными пластинами, они представляли собой великолепное зрелище в качестве почетной стражи у ступенек трона.

Принцы крови и их жены ждали поблизости от королевской семьи, разместясь строго по рангу и традиции. Кардинал как глава правительства стоял во главе королевских министров.

Людовик сидел, не двигаясь и положив руку на рукоять своей шпаги. Краем глаза он следил за своим элегантным братом. Их мать сидела справа, одетая в платье из тяжелого красного бархата с тесной шнуровкой, воротник которого кружевным веером стоял за ее головой. Щеки старой королевы побагровели от жары. Слева от Людовика, в кресле, поставленном чуть ниже, чем кресло Марии Медичи, сидела королева Франции.

Целые дни Мари де Шеврез только и говорила, что об этом моменте. Она была так взбудоражена своими же рассказами о герцоге Бекингеме, историями о его богатстве, красоте и ужасной репутации (о последнем она болтала, задыхаясь от восторга), что заразила своим волнением и Анну. Она с нетерпением думала о встрече с человеком, который был больше, чем мужчиной. Ей теперь стало известно о нем кое-что такое, чего они не знали раньше: его скромное происхождение, бесстыдное использование страсти к нему короля. Анна не могла этого принять, но Мари со смехом заверяла ее, что Бекингем – отнюдь не хилый педераст, а полный энергии, безжалостный человек, полностью подчинивший себе волю слюнявого сюзерена тем, что постоянно удерживал его на расстоянии.

Самый красивый мужчина этого века, самый распущенный из всех фаворитов, каких только знала Англия, жуткий мот, чьи долги достигали миллионных сумм, и рядом маленькая невзрачная жена, которой он пренебрегал ради готовых на все английских красавиц. Мари так увлеклась мыслями о герцоге, что лорд Холланд стал ее ревновать. Сидя в неудобном кресле в нескольких метрах от своего наводящего тоску мужа, Анна обмахивала себя веером из длинных страусовых перьев, ручка которого была усыпана жемчугом и бриллиантами, и ждала прибытия легендарной личности.

На сегодня она выбрала белое платье, что было очень удачно, так как казалось, что в этом снежном шелке она совсем не чувствует жары, – особенно в сравнении с раскрасневшимися лицами гостей, заполнивших зал. Ее роскошные волосы свободно вились вокруг головы, а одна прядь спускалась на гладкое плечо. Полукорона из жемчуга и бриллиантов сверкала надо лбом королевы. Ожерелье на шее и браслет с миниатюрой ее брата, короля Испании, были сделаны из тех же камней.

Шепот в толпе, собравшейся вокруг дворца, неожиданно перешел в рев. Все головы повернулись к дверям. Звуки приближающейся процессии стали слышнее – стук лошадиных копыт, возгласы офицеров, расчищающих место для отдачи воинского салюта; и вот ярко освещенный вход в Большой зал потемнел: герцог Бекингем в сопровождении французского и английского эскортов вошел во дворец.

Спутать его с кем-либо другим было невозможно: на полголовы выше любого присутствующего, он шел с заносчивой непринужденностью человека, привыкшего быть в обществе королей. Правая рука небрежно касалась эфеса шпаги.

Анна следила, как он поднимался по ступенькам на возвышение, как поцеловал руку Людовика. Впервые она видела, чтобы почести королю воздавались так надменно.

Людовик приветствовал его заранее подготовленной речью, слегка заикаясь, что с ним всегда бывало, когда он выступал публично. Герцог произнес ответную речь. Он говорил небрежно, его французский язык звучал манерно, с сильным акцентом. Не прерывая своей речи, он время от времени отводил взгляд от короля и хладнокровно разглядывал по очереди всех членов королевской семьи. На несколько секунд его глаза задержались на Анне, и она заметила, что их выражение изменилось: он ее как будто узнал. Еще она заметила, что глаза у него были ярко-голубого цвета. Вне всякого сомнения, ей еще не случалось видеть более красивого мужчину.

Бекингем закончил свою речь. Он поцеловал руку Марии Медичи и повернулся, почти раздраженно, чтобы приветствовать новую королеву Англии Генриетту Марию. Ее он тоже помнил, хотя далеко не так хорошо, как поразительную рыжеволосую красавицу, какой предстала перед ним королева Франции. Он вспомнил один вечер, два года назад, когда вместе со своим другом, принцем Карлом, инкогнито посетил Париж. Они наблюдали дворцовый бал с публичной галереи. Миниатюрная, еще не созревшая Генриетта Мария не произвела на него никакого впечатления, и он удивился, что принц был восхищен этой хрупкой темноволосой девочкой, танцевавшей в зале внизу. Герцог тогда подтолкнул принца, указав ему на женщину с рыжими волосами. Вот, прошептал он, это красотка…

Изысканная в своем белом одеянии, вблизи она оказалась еще прелестней. Пресыщенный многочисленными победами, он вдруг почувствовал волнение при виде ее стройной шеи и ложбинки между грудями. Он согнулся для поцелуя над рукой королевы, и контраст между изящными бледными пальчиками Анны и его собственными приятно поразил герцога. Подняв на нее взгляд с уверенностью человека, никогда не знавшего поражений, он увидел, что Анна покраснела.