Любовь кардинала - Страница 56

Изменить размер шрифта:

Глава 12

– Вам следует отдохнуть, Ваше Высокопреосвященство, – мягко сказал Мазарини. Положив руку на плечо кардиналу, он не дал ему сесть в постели. Спальня в одном из домов Тараскона, где Ришелье неожиданно стало плохо, представляла собой маленькую мрачную комнату на нижнем этаже, отделанную темными панелями. Кардинал был слишком болен и слаб, чтобы подняться наверх, поэтому сверху принесли кровать и устроили здесь больничное помещение. Мазарини постоянно находился рядом с Ришелье, читая ему вслух государственные бумаги и сочиняя письма под диктовку министра.

Кардинал запретил доступ к себе всем, кроме итальянца. Он уже привык полагаться на него. Ришелье восхищался дипломатическими способностями Мазарини и в настоящее время крайне нуждался в дружеской поддержке. Король все-таки порвал с ним отношения, и это больше, чем болезнь, чем непрестанная боль в боку, вызвало у кардинала упадок сил. И теперь все вокруг ждали его смерти.

– Как я могу отдыхать? Все дела теперь стекаются к этому неблагодарному щенку Сен-Мару. Я вывел его в люди и не успел еще и глазом моргнуть, как он стал моим врагом. И к тому же настроил против меня короля. Людовику известно, что я болен и застрял здесь, но он тем не менее не послал мне ни единой весточки. Да и вообще в последнее время он со мной почти не разговаривал.

– Король полностью подпал под влияние Сен-Мара, – сказал Мазарини. – Его нельзя винить, Ваше Высокопреосвященство. Он потерял всякое чувство справедливости.

– Нет, – поправил его Ришелье. – Вы, мой друг, недооцениваете всей степени предательства человеческой натуры. Как он ни мешал мне, я сделал его королем! Я сделал Францию ведущей державой в мире, чтобы он мог купаться в лучах ее славы. Я побеждал его врагов, так как они были врагами Короны, а только королевская власть способна сделать Францию сильной. Еще не так давно французские короли были чем-то вроде заложников у гугенотов и знати. Теперь же король – превыше всего. Этот жалкий человек стал благодаря мне великим монархом! И что бы вы подумали? Именно за это он меня и ненавидит.

Все, что я делал, вызывало у Людовика чувство протеста, потому что я был силен, а он слаб. Но наконец-то он чувствует, что может без меня обойтись. Меня должны убить, Мазарини. Я знаю, что таковы их планы. Они только ждут, не умру ли я в Тарасконе и избавлю их от лишних трудов. И среди заговорщиков – сам король. Я ничего не могу сделать.

– Вы меня удивляете, – тихонько заметил Мазарини. – Мне начинает казаться, будто вы и в самом деле ожидали благодарности. У итальянцев есть пословица: «Боже, отдай меня на милость врагов, но убереги от тех, кому я сам оказывал милость». Король вас ненавидит за то, что вы служили ему верой и правдой. Это же неизбежно. Смиритесь и не позволяйте по пустякам терзать себе душу. Вы не можете погибнуть, Ваше Высокопреосвященство, только потому, что против вас – слабосильный король и вероломный мальчишка. Соберитесь с силами и сражайтесь!

Ришелье отвернулся в сторону.

– Мне на это уже не хватает силы воли, – сказал он. – Всю жизнь я боролся за власть. У меня нет и не было друзей, кроме вас, а в прошлом – отца Жозефа. И я, пренебрегая осуждением на вечные муки, позволил себе полюбить женщину. А теперь и она покинула меня. Я умру так, как жил, – один, и ни одна душа не загрустит обо мне.

– Кто эта женщина? – мягко спросил Мазарини.

– Имя ее вы никогда не узнаете, – слабым голосом ответил кардинал. – Де Шовиньи сообщил мне, что она участвует в заговоре. Думаю, это и убивает меня, мой друг.

Ришелье слышал о визите Сен-Мара к Анне, но не получил от нее ни одного слова, никакого предупреждения. А он так этого ждал – доказательства, что в конце концов она не отвернется от него. Он никогда не просил ее любви, но в течение двадцати лет надеялся на взаимность. И именно предательство Анны лишило его сил и желания победить болезнь и защитить себя.

– Уверяю вас, мой друг, – неожиданно сказал Ришелье. – Если бы не тревога за Францию, я бы с радостью встретил смерть. Жизнь уже ничего не может мне предложить.

В течение часа королева сидела, закрывшись в своем кабинете в Сен-Жермене. Было четыре часа вечера, и уже начинало темнеть. Скоро станет слишком темно, чтобы можно было отправить гонца на сколько-нибудь значительное расстояние. Она дописала письмо и посыпала чернила песком. Запечатав его обычной печатью, она присоединила письмо к толстой пачке бумаг, вложила все в большой пакет и дважды запечатала.

Поверенный в делах Испании в Париже посетил ее сегодня вместе с небольшой группой придворных и попросил о частной аудиенции. Анна поняла, что Сен-Мар сдержал свое обещание. Для нее лично было большим риском принимать испанца, так как король навсегда запретил королеве встречаться или переписываться с работниками испанского посольства. Вслед за Сен-Маром Людовик нанес короткий визит в Сен-Жермен и пришел в бешенство оттого, что дофин расплакался, когда он взял его на руки. Оттолкнув от себя ребенка, король тут же покинул дворец. Через три дня Анна получила письмо с угрозой отнять у нее обоих сыновей, так как она их воспитывает, не внушая должного почтения к нему, королю. Там, где дело касалось сыновей, у Анны не оставалось места для гордости. Она написала Людовику длинное покаянное письмо, умоляя не разлучать ее с детьми. Тот не ответил. Если Людовик придерется к тому, что она, нарушая его приказ, приняла испанца, он вполне может забрать у нее дофина и маленького Филиппа. А Ришелье, покинутый королем и лишенный его милости, не сможет вмешаться и помочь.

В течение недель, последовавших за посещением Сен-Мара, Анна старалась жить в провинции как можно незаметнее. Но даже ее маленький Двор гудел, как пчелиный улей, обсуждая новости о том, что сам великий кардинал впал в немилость и уже не пользуется благосклонностью короля. Король с ним почти не встречается. Он всюду ездит в сопровождении Сен-Мара и его друзей. Кардиналу приходится следовать за ними, но Людовик его игнорирует или разговаривает крайне грубо. И фаворит ведет себя не лучше.

А теперь кардинал лежал больной в Тарасконе, в то время как король развлекал себя осадой Перпиньона, а заговорщики ждали смерти врага.

Анна не писала Ришелье, на посторонний взгляд оставаясь абсолютно нейтральной. Но при Дворе говорили, что она поощряет врагов кардинала, как не раз делала это в прошлом.

В два часа дня испанского поверенного провели в ее апартаменты, и королева уселась с ним у окна под наблюдением мадам де Лонсак. Гувернантка дофина очень старалась подслушать, но они говорили шепотом, а когда королева поворачивалась к ней спиной, испанец делал то же самое. Маркиза была уверена, что слышала, как шелестела бумага, но увидеть ей ничего не удалось. Аудиенция продолжалась не более получаса. Королева отпустила испанского дипломата, заметив, что запрещает ему приходить к ней без разрешения Людовика, после чего удалилась в свой кабинет, запретив ее беспокоить.

И теперь она заканчивала письмо к Ришелье:

«В течение некоторого времени мне известно о заговоре против вас. Знаю, что король в нем участвует. Но он и понятия не имеет о существовании прилагаемого к письму договора с Испанией, составленного и подписанного посланцем Сен-Мара от имени последнего. Полагаю, это можно назвать государственной изменой, поэтому и посылаю экземпляр этого договора, чтобы вы использовали его, как сочтете нужным. Главный ваш враг вам известен. Но остерегайтесь также месье де Туа и герцога Бульонского. Вам пишет и предупреждает та, для кого ваше благополучие превыше всего остального».

Королева подписала письмо только буквой «А». Как уже говорилось, она вложила письмо и договор с Испанией, врученный ей испанцем, в пакет и запечатала его. Затем позвонила, появился паж и низко поклонился королеве.

– Жду распоряжений Вашего Величества.

– Немедленно пошлите за курьером. Пусть его приведут сюда.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com