Любовь к таинственности, или Плохая память (Нимб над Мефистофелем) - Страница 15
– Знаю. Хорошие люди. А скажи, милая, ладно у хозяев тут?
– Да чего ж оно ладно-то будет! – всплеснула она руками и доверительно рассказала: – У всякого норов, всякий недовольство свое показать любит. Ссорятся, ссорятся…
– Чего ж людям не живется? – удивился Давид Панкратович. – Вроде образованные, интеллигентные.
– Хм! – Она огляделась по сторонам. – Хозяин мой сильно женщин любил, а в прошлому году спутался с Иркой. При живой-то жене! Скажу вам по секрету, лярва она, Ирка, настоящая лярва. Хужее некуда.
– А жена где?
– Так нету. Через эту лярву и отравилась. За Иркой-то Федор Михайлович увивался, а она круть-верть хвостом, мол, не пара мы, сама же с хозяином в половую связь вступила. Анна Ивановна, жена хозяина, хорошая была женщина, скромная, тихая, слова грубого не скажет. Узнала про все, ей Федор Михайлович доложил, взяла и отравилась, бедная. Вот так-то.
– Ну и?
– А Борис Михайлович взял и на лярве женился, а прошло-то всего три месяца. Нехорошо сделал, вот хоть убейте меня, а нехорошо! С тех пор в доме все кувырком. Мачеха – она и есть мачеха, от нее ни тепла, ни жалости. Особенно Лидочку невзлюбила, а к Оленьке так ни разу и не подойдет за всю неделю. К тому ж лентяйка она, все валяется да книжки читает. А вчера сильно у них большой скандал получился.
– У кого?
– Да у всех. Собирались в кабинете, кричали, потом Федор Михайлович вниз спустился, и на нем лица не было. Лидочка грустила, ее отец вызывал, после этого и она загрустила. Думаю, все из-за лярвы, нажаловалась на Лидочку. Я слыхала, как Ирка хныкала в ихней комнате. И показалось мне, Борис Михайлович руку к ней приложил.
– Бил, что ли? – уточнил Давид Панкратович.
– Ну да. Показалось мне так. Слышала, можно сказать. А потом ночью-то Борис Михайлович как выйдет курить, так все про рога бубнит. Можно я пойду, а? А то у меня сотрясение по рукам и ногам. И по нервам тожеть.
– Ну, ладно, иди.
Кухарочка побрела в дом, хлюпая носом, а на террасе появились озадаченный Федор Михайлович с милиционером. Седой поспешил к ним.
– Кто знал, где лежит револьвер? – поинтересовался молодой.
– Все, кроме Александра, – пожал плечами Федор Михайлович. – Он гостит у нас, вряд ли ему показывали…
– Стало быть, остальные знали, в каком месте хозяин хранил револьвер?
– Ну, конечно, – излишне нервозно ответил Федор Михайлович. – Послушайте, если вы думаете, будто кто-то из домашних взял револьвер и… Это невозможно! Да и вряд ли он стреляет, наверняка проржавел, больше для уверенности его держали.
– Куда же тогда делся револьвер?
– Откуда мне знать… – развел руками Федор Михайлович. – Боря хранил его как память об отце. Может, сам же его и перепрятал, а?
– А чем занимается ваш гость? – полюбопытствовал Давид Панкратович.
– Летчик. Герой. Воевал в Испании. Мы с братом конструируем новые машины, Александр их испытывает.
Возле дома остановилась машина, в нее погрузили тело погибшего, но сотрудники уголовного розыска не торопились уезжать. Пока молодой милиционер опрашивал домашних, Давид Панкратович пошел в комнату Ирины. Она лежала на кровати, свернувшись калачиком. Когда он вошел, села, запахивая на груди атласный халатик.
– Прошу простить, – сказал милиционер, – но мне необходимо поговорить с вами.
– Да, пожалуйста.
– Ночью вы спали?
Она не сразу ответила. К милиции Ирина вообще относилась крайне настороженно, мало того – ее пугал вошедший человек. Мельком пронеслась мысль: он не представился. Хотя какая разница, как его зовут? У этих людей не должно быть имен, они все из одного материала, на одно лицо.
– В общем-то… н-нет, – промямлила Ирина. – Муж все время выходил, я просыпалась.
– Почему же ему не спалось?
– Семейные неурядицы, – отговорилась Ирина.
– Семейные неурядицы разные бывают, крупные и мелкие. Что конкретно произошло?
– Поверьте, это дело семейное, отношения к смерти моего мужа не имеет.
– К убийству, гражданка, а не к смерти, – поправил ее Давид Панкратович, прохаживаясь по комнате и рассматривая обстановку. – Вашего мужа застрелили. Как думаете, кто именно?
– Я не присутствовала при этом и потому указать на убийцу не могу, – передернула плечами Ирина.
– Но вы не спали, так? Выстрел слышали?
– Я успела заснуть… но выстрел, то есть громкий звук, слышала. Не поняла, что это было, вот и не обратила внимания.
– Что у вас с лицом?
– Да так… с лестницы упала.
– Вернемся к неурядицам.
– Оставьте меня в покое! – вспыхнула Ирина.
Она плохо владела собой, а у милиционера выдержка была отличная. Взяв с комода статуэтку танцовщицы, он вертел ее в руках, рассматривая и якобы не придавая значения ни тому, что Ирина находится во взвинченном состоянии, ни своим словам:
– Разве вы не хотите, чтобы мы нашли убийцу вашего мужа?
– Господи! – воздела она очи к потолку. – Конечно, хочу! Но не буду и не хочу говорить о вчерашнем скандале.
– А придется. – Давид Панкратович поставил статуэтку на место, облокотился о комод. – Всем придется давать показания. И если я замечу неправду… этот человек пожалеет.
Ирина глянула в его маленькие, неопределенного цвета глаза и поняла: такой человек не бросает слов на ветер. Вздохнула и сообщила коротко:
– Я узнала, что Лида спит с Сашей, а ей всего пятнадцать лет. Вы понимаете? Я рассказала мужу, на этой почве возник скандал. Вот и все.
– Все ли? – не поверил милиционер. – Кто с кем ругался?
– Лидия дерзила отцу, оболгала меня, ее защищал Федор, у него и Бори возникла незначительная драка.
– Даже так? – приподнял брови Давид Панкратович.
– Но поймите, это все житейские неурядицы. Подобное случается почти в каждой семье и скрывается от посторонних.
– И что было дальше?
– Дальше? Ничего. Борис был вне себя, сказал, чтобы дочь убиралась вон, угрожал Федору и Александру…
– Александр присутствовал при этом?
– Нет. Потом муж вызвал сына, тот нахамил отцу, получил пощечину. И все.
– Угрожал… – задумчиво повторил Давид Панкратович. – Какие именно угрозы он произносил?
– Я не помню, – мяла ухоженные пальцы Ирина. – Не вслушивалась. Он был в бешенстве, не контролировал себя. Господи, да угрозы мужа ничего не стоят, смешно на них обращать внимание! Он часто в гневе грозился, потому что вообще несдержан. Остыл бы через день, как обычно.
Она взглянула на седого человека украдкой и тут же потупилась. Он будто бы и не вслушивался в то, что она лепетала, производил впечатление простецкого мужика, который по воле случая попал в уголовный розыск. Но Давид Панкратович по своему опыту хорошо знал, что могут значить угрозы, чтобы данный факт пропустить мимо ушей, и продолжил расспросы:
– Вы сказали, вас оболгала Лида. Что за ложь была?
– О, боже мой! – закрыла лицо ладонями Ирина. – Это невыносимо! Она сказала, будто я изменяю Борису. Сказала от досады, потому что невзлюбила меня. А муж ревнив. Прошу вас, оставьте меня в покое, больше мне нечего вам рассказать.
Давид Панкратович вернулся на террасу. Слушая показания, которые давали члены семьи, он внимательно следил за каждым, после чего строго сказал:
– Попрошу всех не выезжать отсюда.
– Мне на работу надо… – заерзал Федор Михайлович.
– Подождет ваша работа, – отрубил молодой милиционер.
– Поймите, я не могу остаться.
– Мы сообщим на вашу работу, что пока идет следствие, вы не можете покинуть место происшествия.
Оба сотрудника уголовного розыска направились к машине. Лидочка, прячась за деревьями, подкралась к забору – привычка подслушивать оказалась сильнее страха быть замеченной. Но ей удалось услышать только последние фразы:
– Это наверняка кто-то из членов семейства сделал, – сказал Давид Панкратович, открывая дверцу машины. – Тут у них вчера разгорелся скандал, результатом стал выстрел в хозяина. Да и до вчерашнего вечера не гладко текла их жизнь, следовательно, мотив есть почти у всех.