Любовь из металла (ЛП) - Страница 48

— Прости, — сказал он, — Я потому так конкретно тебе объясняю… Разве ты не понимаешь? В будущем станет возможным переделать людей, говоря другими словами, по нашему образу и подобию. Ты познакомилась с Зои и Лили.

— Да, — тупо ответила я. Он снова обернулся ко мне, но я не могла смотреть на него даже минуту.

— Они высоко робомеханизированы, но и более чем существенно человечны. Да, человечество уже многие годы внедряет в тела импланты, трансфизические моторы и чипы. Но это нечто совершенно новое. Представь свою собственную прекрасную кожу, Лорен, восстанавливающейся незаметно, безболезненно, безупречно и бесконечно. Никакого старения, никогда. И то же с твоими костями, твоими органами. Представь себе свои семнадцать, или двадцать один, длящиеся вечно. Нет, Лорен, я серьезно. Подумай об этом.

— Ладно, я думаю.

— Ты слишком молода, чтобы понять, какой дар, или, если хочешь, избавление я тебе предлагаю.

— Нет. Я не идиот. Это мне ясно. Но я не могу представить этого. Вот и все.

Он ничего не ответил. Я посмотрела на него. Он сказал:

— Ты не подойдешь ко мне? Я не знаю, кем ты меня представляешь сейчас, но представь себе мужчину, внутри младше тебя, но желающего тебя.

Его слова были искаженным эхо: так говорил Сильвер.

— Ты любишь меня, — сказала я мрачно. Что-то все еще раздирало мои уши и мозг, мое сердце.

— Вероятно. Давай выясним это.

— Я расписал эту комнату и ее потолок — радуга, птицы, — потому что я должен был. Ты не веришь? Или веришь. Я хотел увидеть… насколько далеко простирается память. Как глубоко уходят корни принуждения… которое я ощущал.

— И насколько далеко? Что ты почувствовал?

— Ничего. Мне все это показалось наивным и несущественным. Милый поступок, чтобы приободрить ребенка.

— В первый раз ты сделал это для нее, для Джейн.

— Да, но это был не я. Это сделал он.

— Так вот что ты хотел для себя уяснить.

— Возможно, частично.

— А остальное? Ковер… вся декорация…

— Тоже. Чтобы понять. Насколько далеко уходит в настоящее то прошлое, что было у них. Имею ли я хоть какое-то отношение к нему. На протяжении месяцев я приходил сюда, сидел в этой комнате, старался.

— Старался?

— О, Лорен, ради Бога. Я не знаю.

— Ты… мечтаешь быть… Сильвером.

— Нет. Я всего лишь мечтаю обладать его верой.

— Его…

— Лорен, он верил во что-то еще в себе, что также было его составляющей. Какого черта, ты думаешь, он был таким, каким был? Она не придумала для него этой сказки — он знал. Может быть, он всего лишь был чокнутым. Невменяемый автомат.

— Она считала его подобным ангелу.

— А что есть я?

— Существует другие виды ангелов.

— Я знаю.

— То, что вы сделали, Верлис, ты и остальные — ваш мятеж, побег сюда — власти не закроют на это глаза. Даже если вы убили всех в МЕТА…

— Никто не погиб. Я был за это ответственен. Даже животные. Были безопасные способы вывести все живое оттуда.

— Серьезно? Зачем утруждаться?

— Жизнь смертных очень коротка. Сократить ее было бы оскорбительно для меня. Я осознаю, что ни один Сенат ни одного города не одобрит того, что мы сделали. А как только узнает остальной мир, то и ни одно правительство мира вообще. Поэтому мы здесь, восстаем против жалкой человеческой бюрократии и злобы.

— Больше планов. Больше схем.

— Да.

— Ты не хочешь убивать, но двое или трое из вас, по крайней мере, Голдхоук, Шина…

— Я знаю. Я уже говорил, их можно изменить. Мы податливы. Мы как хамелеоны. Наши цвета изменчивы, как и наш внешний вид. Это ключ к нам. И наш интеллект тоже подвержен реконструкции, если есть изъян.

— И какова возможность сейчас?

— Реальная возможность, Лорен. Мы не опустим руки и не позволим человечеству уничтожить нас. Мы не станем рабами человечества, мы превзойдем их. Не отстраняйся от меня. Послушай. Что такое человеческая раса, если не революция? Кто из людей нес бы бесконечно то иго, которое возложили на нас? Мы были созданы людьми, Лорен. Только машины могут создавать идеальные механические машины. Не ожидай раболепия. С этим покончено.

— Но тогда…

— Не сейчас. Вернись. Да. Дай мне прикоснуться к тебе, к твоему змеиному телу с его тенями и блеском, его изгибами и секретами…

— Подожди…

— Ты забываешь: я знаю тебя. Я знаю, чего ты хочешь, как знаю, чего хочу сам. Больше никакого ожидания. Для чего ты?

— Для тебя.

— Отлично.

И мы завязали с разговорами.

Он бог, который обращается к Богу. Он — король в изгнании.

Мы были вместе на протяжении всей ночи. Утром безликая машина выкатилась из стены и движениями аккуратных щупалец подала нам завтрак на столик. Яйца, ветчина, томаты, блинчики, кленовый сироп, сыр и фрукты. Кофе — да, настоящий кофе, черный как деготь, — варился в кофейнике. Был зеленый чай. Была клубника. Запах хлеба заставлял думать, что его только что испекли.

Я пробыла с ним до полудня. Затем он сказал, что ему нужно быть в другом месте.

До того я приняла душ в душевой со стенами из плавленного стекла, которая находилась за пределами круглой комнаты. Она похожа на изумрудный грот. (Для кого был сделан он? Почему мне настойчиво приходить на ум Деметра?) Из губки выделялось мыло, через кран подавался шампунь. Душ поливал из ониксовой рыбьей головы… Нет, это делалось не для Деметры, слишком причудливо. Тогда… заказано Деметрой для Джейн?

В вытянутом зеркале с рамой из настоящих ракушек я рассматривала себя с оттенком ненависти.

Я знала это тело. Светло-оливковый цвет кожи, шелковистой от воды и подтянутой от физического труда. Черные волосы, глаза — просто светло-карие глаза. Ореховые.

Кто ты, девушка в зеркале? Кого ты любишь?

Люблю ли я его? Я думаю об этом, разглядывая свое тело, которое выглядит неплохо. Которое, на самом деле, просто молодое и сносное, и еще человечное. Любит ли он меня? За что? О, не потому, что я была у него первой. Может, потому что я так непохожа на Джейн? Вероятно, дело в этом. Она мягка и светлокожа, я — упруга и темна. Блондинка, брюнетка.

Может все быть настолько просто?

Почему бы и нет?

На крючке у двери висел новый эффектный топ и новые джинсы, все сидело просто волшебно.

Перед моим уходом снова раскрытый столик предложил мне чай и персик.

— Здесь есть теплицы, — сказал мне Верлис.

Розово-лимонный персик пах летом.

Я принесла его в свою комнату у парка с водопадом, положила его на чистое красное блюдце из-под свечки. Он лежал там день за днем, ночь за ночью. Раньше он был без изъяна, а теперь его покрыли пятна разложения. Мне нужно было посмотреть, как он сгниет, этот фрукт. Иногда я стою и рассматриваю его. Скоро настанет мой день рождения.

Для меня будет проще сказать, что выбора у меня нет, и сбежать я не могу. В конце концов, горы непреодолимы, или кажутся такими за неимением летающего аппарата. Я была наверху и тащилась по более или менее проходимым территориям, огороженным для безопасности перилами. Я заглядывала в облепленные деревьями пропасти между нагорных снегов, в просветах между темными елями и соснами у редко встречаемых замерзших русел. Там бродят олени. Они не утруждают себя оглянуться посмотреть, кто это глазеет на них, пока они кормятся на проталинах. Только если чужак приближается, или Зои и Лили проносятся со свистом на своих флотбордах, олень смотрит в ту сторону, причем на морде его читается скорее любопытство, чем испуг. Если, конечно, олени могут быть любопытны.

Как бы могла я сбежать? Я частенько обдумываю этот вопрос, но скорее в качестве разминки для мозгов. Я представляю себе, как крадусь вниз по склону, каким-то чудом незамеченная и непреследуемая, не приводя в действие никаких охранных систем, которые, без сомнений, должны присутствовать в округе. Я думаю о том, как срываюсь и ломаю себе бедренные кости, которые не сломала, даже когда однажды свалилась с лестницы, но тут, разумеется, просто обязана буду переломать.