Любовь из металла (ЛП) - Страница 2

Сложно устоять перед искушением начать книгу так же, как и Джейн, — с описания своей ранней жизни, с того, где я жила. Мать Джейн была богата, и многое, поведанное отпрыском богача, можно было предугадать заранее: путешествия, дом в облаках. Даже то, как Джейн появилась на свет: отобрана, физически выношена пять месяцев, аккуратно извлечена, доношена инкубационно и затем воспитана машинами — «Ускоренный метод». Ну а меня просто родили. Я была ошибкой. Моя мать, видимо, ясно дала это понять, подбросив меня Деду десятью месяцами спустя.

Я говорю «дед», но он не был моим дедушкой. Это был человек, с которым моя мать сама жила ребенком. Он что-то вроде вырастил ее, но потом, в возрасте пятнадцати лет, выкинул на улицу. Он был приверженцем религии апокалитов, строгим человеком, а моя мать постоянно попадала в различного рода неприятности: выпивка, наркотики — легальные и не очень, мужчины. Когда она отдавала меня Деду, она презрительно кинула: «Может быть, с этой у тебя выйдет лучше». Апокалиты были «милостивыми», поэтому приняли меня. Вот первые одиннадцать — двенадцать лет моей жизни, проведенные в грязно-белых развалинах дома на Вавилонском Бульваре.

Было довольно трудно. Сначала комната для малышей, которой я не помню, затем около двадцати девочек всех возрастов в одной сырой общей спальне. Крыша протекала во время дождя, а летом едва можно было заснуть из-за скребущихся и шебаршащих в стенах крыс. Три мрачных и скудных приема пищи в день в общем зале. Бессчетное множество молитв. Бог был чудесным существом, которое хотело, чтобы мы любили его, и посылало нам не только неотразимые искушения, которые мы обязаны были игнорировать, но и ужасающие несчастья: болезни, нищенство, землетрясения, пожары, — лишь чтобы проверить, любим ли мы его все так же. Но если мы теряли веру в Бога, Бог расстраивался, и тогда он мог отправить нас гореть в Ад на веки вечные. И я глотала все это вместе с отвратительной едой. Что еще я знала? В конце концов, Величайший приближался — День Гнева, когда Астероид, пойманный между Землей и луной за двадцать лет до того, рухнет на планету и уничтожит всех нас, как чуть не случилось в прошлый раз. Когда мы сбивались с пути, Дед вел нас ночью на ветхую крышу и показывал Астероид, восходящий зелено-синим и оплавившимся осколком над трущобами.

«Узрите око Божьего Ангела Разрушителя!» — возвещал Дед. Поверьте, ребятки, мы старались быть паиньками.

Раз или два были и толчки (один довольно сильный, мне тогда было пять), помогавшие нам не забывать. Места разрушений все еще видны по всему городу, за исключением благополучных районов, где все восстанавливается тут же после первых возмущений.

Полагаю, вырастая посреди всего этого, я свыклась. Жизнь была проста. Повинуйся Деду, люби Бога, жди Дня Гнева, когда мы, правые, будем на золотых крыльях унесены в райские кущи. Верила ли я в Рай? Возможно. Нет, не особо. Может быть, это странно: я верила во все плохие составляющие — в Ад, наказание, в ненадежное и мстительное божество, — но точно не в Рай.

Гораздо более сильное землетрясение произошло, когда мне было девять. Оно началось прямо перед рассветом. Я помню, как шла — мороз, на земле лежал снег, — и прислушивалась к обычным во время толчков звукам: скрипам, ворчанью балок и кирпичей, к сметенной и ссыпающейся пыли и к тому грохотанью под кроватью, что было похоже на грузовик, где-то на улице увеличивающий обороты двигателя. «А, это толчки», — подумала я и почти погрузилась снова в сон. Но тут грохот перерос в рев, матрас подбросило, и часть хлипкого потолка сорвалась вниз и с треском раскололась на полу дортуара между койками. Что-то даже задело мои ноги и отскочило, не поранив. Девочки начали кричать, я тоже. Мы бросились из комнаты и попытались спуститься вниз по лестнице, но несколько ступеней обвалилось. Тогда кто-то сказал, что нам нужно карабкаться вверх по шатким ступенькам к противоположному краю крыши, к прочной, гораздо лучше укрепленной части над комнатой Деда.

Вот мы забрались на крышу… Я никогда не забуду тот гул и грохот, которые гигантской волной нарастали над городом, практически полностью почерневшим, если не считать вспышек жуткого, похожего на фейерверк света — это рвались кабели флаеров, силовые и электрические провода лопались и загорались. И затем становилось все светлее, потому что вставало солнце, а некоторые дома были охвачены огнем. Неужели сейчас? Неужели оно?

А затем неожиданно все прекратилось, будто бы земля осела, сопровождаемая отвратительным, скрежещущим звуком удара. Дед возник у каким-то образом уцелевшего пожарного выхода, и пыль штукатурки в стальных волосах старика добавляла его облику еще большее ощущение апокалиптичности. Он тут же заставил всех возносить молитвенные благодарности Богу, который оставил нас на скамейке запасных, пока подвергал наказанию весь оставшийся нечестивый город.

На несколько месяцев нас переместили на нижний этаж, над общей комнатой мальчиков, (в которой содержалось всего три или четыре тощих ребенка мужского пола), пока члены другого дома Ордена не пришли, наконец, и не подлатали немного лестницу и крышу, и тогда мы переехали обратно в наш дортуар. Долгое время мы не могли спать — были слишком напуганы, — но, в большинстве, мы все были детьми, и сон, в конце концов, нас смаривал. Вторичные толчки оказались слабыми, но новое землетрясение нанесло городу страшный урон.

Тем не менее, неделей после катаклизма мне исполнилось десять. Мой день рождения был отмечен торжественным благословлением, а также я получила особую привилегию омывать чужие ступни.

В следующем году я нашла Книгу.

На той неделе пришла моя очередь мытья посуды, чем я и занималась в подвале дома. Снаружи было пасмурно, приближалась гроза, и все, что я могла видеть сквозь самую верхушку окон, сводилось к зубчатой, медного оттенка линии хмурых облаков над разбитой стеной. Водонагреватель толком не работал (не был автоматическим), и потому половину времени я проводила за кипячением воды на неавтоматической электроплите. Мне было ужасно жарко, я постоянно зевала от усталости и скуки, чуть с ума не сходила.

И тут, спеша обратно к плите за очередным кувшином с кипятком, я неожиданно наступила на участок пола, который подо мной сдвинулся. Я вскрикнула, но никого, кто бы мог меня услышать, рядом не было. Я подумала, что пол подо мной обваливается, и сейчас я полечу в — Адскую? — бездну. Но ничего подобного. Когда я снова твердо встала на ноги, я заметила, что лишь маленький квадратик пола накренился, приоткрывая узкую темную щель под собой.

Я, да и бесчисленное множество других топтали этот пол много лет и ни разу не потревожили его целостности. Но, видимо, один из недавних слабых сейсмических толчков что-то нарушил, какой-то связующий раствор или грунт, когда-то сдерживавший крохотный люк. И вот теперь потребовалась лишь моя узкая одиннадцатилетняя ступня с давящим на нее весом в тридцать килограммов, чтобы люк вскрылся.

Разумеется, я опустилась на колени и заглянула внутрь. Минуту я не могла различить, что там лежало, потому что оно было завернуто в заношенный темный шарф, но когда я наконец что-то разглядела и стала вытаскивать это из тайника, шарф рассыпался, и посреди него зияла теперь огромная дыра. Я слышала о людях, которые прячут в старых домах деньги, само собой, не карты I.M.U., а пяти- и десятицентовые монеты, или даже, если повезет, старинное золото. Сердце мое замерло, но когда я увидела, что в шарф была завернута всего лишь потрепанная книжка в мягкой обложке, меня постигла горечь разочарования. Возможно, для меня это было первое дуновение настоящего мятежа, ведь если бы там оказались деньги, знаю точно, я не сказала бы и слова о них апокалитам. Для них быть хоть в какой-то мере богатым означало поддаться очередному грешному, заслуживающему адских мук искушению.

Обложкой книге служила черная просмоленная бумага без рисунков и слов. Не зная, что еще с ней делать, я открыла книгу. Что, собственно, вы обычно и делаете с печатными изданиями, только мне до сего момента не приходилось открывать ничего, кроме улучшенных религиозных трактатов. (Даже к Библии нас не допускали, только Дед от случая к случаю зачитывал нам предостерегающие выдержки из текста).