Любовь и роскошь - Страница 2

Дани обожала Китти и считала, что та обладает независимым характером, – она смогла полюбить мужчину, сохранив при этом свою индивидуальность.

Дани хотела во всем походить на мачеху.

Китти помогла ей понять, что только она сама может сделать свою жизнь насыщенной и счастливой. Отец оставил ей довольно приличное состояние, и теперь у нее были деньги для того, чтобы делать все, что душе угодно.

Но об одном она мечтала больше всего – о независимости, которой была лишена все эти годы.

Звук голоса Перри, окликнувшего ее, мгновенно вырвал Дани из паутины прошлого. Она обернулась к нему.

Перри Рибо с вьющимися темными волосами и ' смеющимися карими глазами отличался не только красотой, но и умом. Получив образование в Оксфорде в Англии, он безупречно говорил на английском с едва заметным французским акцентом. Однако даже если бы это было и не так, языкового барьера между ними все равно не существовало бы, ибо Дани прекрасно владела французским.

Они встретились на приеме в посольстве. Перри должны были вот-вот назначить послом, он происходил из богатой, влиятельной семьи. Дани считала его компанию более чем приятной и с радостью принимала приглашения Перри посетить различные светские торжества. Она стремилась только к дружбе, однако после нескольких месяцев знакомства он сделал ей предложение. Она отказала, но он был неутомим и добивался ее согласия.

Он протянул ей бокал искрящегося шампанского и улыбнулся – темные глаза горели неподдельной любовью.

– Прошу прощения, дорогая, за то, что заставил вас ждать, но в зале слишком много народа.

Она взяла шампанское, мечтая о том, чтобы поскорее услышать серебряный звон колокольчика, возвещающего о начале заключительной части представления. Дани предчувствовала, чем закончится слишком продолжительное пребывание наедине с Перри.

И ждать ей пришлось недолго.

Он напряженно смотрел на нее и вдруг, словно не в силах сдержаться, швырнул свой бокал в темноту, а затем, к огромному изумлению Дани, проделал то же с ее бокалом. Затем одним быстрым движением он прижал ее к груди и, застонав, стал целовать ее лицо.

– Дани, о, Дани, мое сокровище, любовь моя! Почему ты так мучаешь меня? Неужели не понимаешь, что должна стать моей женой?

Она уперлась руками о его грудь и изо всей силы оттолкнула его. Рассерженно качая головой, она возмутилась:

– Перри! Прекрати! А не то я закричу! Клянусь, именно так я и поступлю…

– Нет. – Он накрыл ее губы своими – теплыми, требовательными. Его руки жадно двигались по ее спине, прижимая ее еще ближе.

Дани продолжала сопротивляться его напору, обрушивая на его грудь удары своих маленьких кулачков. Но постепенно почувствовала, как ее собственное тело предает ее. Она не любила Перри, и тем не менее жар желания охватил ее. Никогда не приходилось ей видеть мужчину так близко и в таком возбуждении. Мысленно она приказала своему сердцу, телу, разуму остыть, не сметь поддаваться мучительному желанию, которое разогревало кровь, превращая ее в горящую лаву страсти.

Она таяла в его объятиях, однако это длилось лишь одно короткое мгновение. Именно в это решающее мгновение, когда она вот-вот была готова уступить, ее словно ударило и она со всей очевидностью поняла, что поддаться – значит, позволить управлять собой… сделать что-то вопреки собственным желаниям.

Дани инстинктивно сжалась в его объятиях. Она признавалась себе в том, что познала желание, что мечтала вознестись на неописуемые вершины страсти и удовольствия, однако только тогда, когда сама этого захочет. Никогда она не позволит кому бы то ни было соблазнить себя!

Перри почувствовал ее сопротивление, понимая, что снова проиграл. Он освободил ее из объятий и в серебряном сиянии лунного света печально посмотрел на нее.

– Дани, любовь моя, что мне сделать, чтобы доказать тебе, как сильно я люблю тебя? – в отчаянии прошептал он. – Ты разбиваешь мне сердце. Ты…

Дани приложила пальчик к его губам, призывая замолчать.

– Я не люблю тебя, Перри, – сказала она ему. – Ты мне нравишься. Очень. Но я не люблю тебя. И никогда не полюблю… никогда не выйду за тебя замуж. – Она искала в его глазах хоть намек на то, что он понимает ее, однако он продолжал безумным взглядом смотреть на нее, совершенно оглушенный.

Она резко вздохнула, отвернулась и тут же почувствовала его руки на своих плечах. Он предпочел не заметить, как она съежилась от его прикосновений.

– Дани, я уже говорил тебе прежде: я сделаю так, что ты полюбишь меня. Мы предназначены друг для друга…

Она вздрогнула – раздался звонок, возвещающий о начале действия.

– Тебе просто нужна жена, Перри! – вскричала она в отчаянии, поскольку не могла добиться его понимания. – У тебя есть карьера. И ты хочешь для полного набора обзавестись еще и женой. Ты думаешь, что в этом и заключается смысл жизни!

Он чуть сощурился в смущении:

– А это не так? А ты не этого хочешь, Дани? Выйти замуж? Иметь мужа? Свой дом? Детей? Вести восхитительную светскую жизнь?

Она сдержала дыхание, препятствуя выходу наружу клокотавшей внутри ярости. Наконец, когда почувствовала, что снова контролирует себя, Дани сказала:

– А зачем надо иметь супруга? Детей? Почему я не могу делать карьеру и вести восхитительную светскую жизнь сама? Почему я должна жить для других людей?

Он недоверчиво посмотрел на нее, словно никогда прежде по-настоящему не видел ее.

– Ты… ты не хочешь выходить замуж? Иметь семью? – Он покачал головой, уверенный в том, что просто неверно расслышал ее. – Почему… Какая еще карьера может быть у женщины за исключением семьи?

Она хотела возразить, однако просто покачала головой и рассмеялась, мягко и грустно:

– Неужели не понимаешь, Перри? Я сама ищу ответ на эти вопросы.

Он бросил на нее взгляд, полный одновременно замешательства и злости, однако подал руку, чтобы проводить ее обратно.

Вместе они прошли через величественный зал времен Второй Империи, богато украшенный классическими статуями, миновали Итальянскую ложу с ее крытой галереей, поддерживаемой огромными колоннами из белого мрамора.

Мраморные ступени главной лестницы, балюстрада были вырезаны из прекраснейшего оникса. По обе стороны лестницы стояли блистательные солдаты гвардии Республики в невероятных мундирах красного и белого цветов, в золотых шлемах, сверкающих в свете струящихся хрустальных люстр, гордо держа шашки наголо.

Все вокруг сверкало элегантными нарядами элиты Парижа, и для Дани это был настоящий сказочный мир. Зачарованная пышным окружением, она не замечала недовольства Перри, как, впрочем, и восхищенных взглядов тех, кто молчаливо признавал, что она самая красивая женщина среди собравшихся в этом роскошном увеселительном месте.

Они отыскали свои места. Дани устремила все внимание на представление, игнорируя Перри, который бросал на нее украдкой недоуменные взгляды. Он не предпринял ни одной попытки взять ее за руку, что неизменно делал прежде. И хотя Дани нравилась их дружба, она с горечью была вынуждена признать, что после сегодняшнего вечера всякие отношения между ними закончатся. Он жаждал полной власти, а ее одна только мысль о подобной судьбе наполняла холодным страхом и немой яростью.

В гробовом молчании он проводил ее до дома. Они остановились у щедро украшенных орнаментом железных ворот. Сияющие фонари из меди и стекла красовались на каменной стене, воздвигнутой вокруг особняка. Впереди неясно вырисовывались очертания внушительного двухэтажного дворца, окна которого тепло светились, словно приглашая заглянуть внутрь.

– Не хочешь зайти и выпить немного бренди? – вежливо предложила Дани. – Уверена, что отец еще не спит и, несомненно, будет рад насладиться твоей компанией.

Он покачал головой, какое-то мгновение задумчиво смотря на дом, затем взглянул на нее:

– Я действительно люблю тебя, Дани. Поверь. Но я так больше не могу. Видеть тебя. Быть рядом с тобой. И все время испытывать боль из-за того, что у меня нет никакой надежды… – Он снова покачал головой, вздохнув. – Я, к сожалению, не из тех людей, которые могут предаваться неосуществимым иллюзиям. Это совершенно бесполезно и несет только разочарование… и боль.