Любовь и ревность. Хроники - Страница 20

От моей до её работы десять остановок на троллейбусе. И тут направление моих мыслей меняется. Допустим, я сейчас каким-то образом выясню, что она мне изменяет. Что дальше? Убить себя? Её? Развестись?

Последняя мысль навела на меня такую тоску, что я чуть не заскулил. По-моему, даже простонал негромко. Тут же приходит на ум трусливо-заманчивое: а может, не надо ничего, а? Сделать вид, что ничего не происходит, продолжать жить, как жили, и она останется со мной. Ведь если бы она хотела от меня уйти… Нет, не как жили, а по-другому. Вот поеду сейчас в театр, куплю билеты на какой-нибудь спектакль, и мы с ней вечером… Ага, как же, сейчас поеду за билетами и буду ещё минимум два часа сходить с ума от неизвестности! Нет уж! Сначала всё выясню, а там видно будет.

Перед зданием юридической консультации замедляю шаг, потому что так и не придумал, куда идти, что говорить. Но, на крыльце вижу охранника, который курит. Отлично! В тот единственный раз, когда приходил в её контору, на вахте была женщина, это я точно помню. Тут же у меня в мозгу выстраивается план. Подхожу к охраннику, изо всех сил изображая сконфуженную заискивающую улыбку. Ему явно за шестьдесят, и это хорошо.

– Здравствуйте! Скажите, а вы здесь работаете, да?

– А что вы хотели?

Пока всё нормально. Этот его ответ вопросом на вопрос говорит о том, что он сознаёт свою значимость и превосходство над всякими сюда приходящими. Значит, будет стараться помочь в том немногом, что в его компетенции.

– Понимаете, вопрос такого… деликатного свойства. С деятельностью этой конторы никак не связан. В общем, в женщину я одну влюбился. По уши. Насмерть. Она здесь работает, я её несколько раз незаметно досюда провожал. Как-то так… не могу пока придумать, как познакомиться. Да и не знаю про неё ничего… Вы не могли бы мне подсказать, кто такая, я её вам опишу.

Не был бы в таком истеричном состоянии, обязательно бы отдал должное его мимике. На протяжении короткой моей фразы лицо охранника прошло последовательно стадии надменно-пренебрежительного внимания, искренней заинтересованности, полного мужского понимания и, наконец, зафиксировалось на покровительственно-сочувствующем.

– Можешь не описывать, – он похлопал меня по плечу. – Лена это, Воронова. Больше некому.

Всё точно. Но чтобы не вызвать у него подозрений, решаюсь на уточняющие вопросы: наверняка человек, который не знает ни её имени, ни фамилии, так бы и поступил.

– Густые светлые волосы до плеч, белая короткая юбка, кофточка оранжевая?

– Говорю же тебе! – кивает он. – Я сразу вычислил. Думаешь, ты один такой? – усмехается охранник. – Да у нас все мужики вокруг неё увиваются. Как работа заканчивается, все наперебой предлагают до дому отвезти! Так что плохо твоё дело, парень. Решай-ка ты вопрос со своими ушами, воскресай и влюбись в кого-нибудь другого. Да и замужем она.

Очень оригинально! Сначала про ухажёров, а в конце так, вскользь, о том, что и муж у неё есть. С чего бы это такая последовательность?

– Да я, вообще-то, не о женитьбе думал… Мне бы познакомиться. Как она в этом плане? Мужики-то ваши попусту стараются или у кого-то с ней получается?

Охранник докурил сигарету, затушил её об урну, бросил в неё и стоит, полуотвернувшись от меня: извини, дескать, но мне работать надо, некогда тут с тобой. Сейчас уйдёт. А вопрос мой, видать, не из тех, что на ходу через плечо ответить можно: он какой-то разговор предполагает. Нужно срочно предпринимать что-то сильнодействующее.

– С меня коньяк, – твёрдо говорю я ему.

– Ишь ты, и вправду здорово тебя зацепило, – снова усмехается он и испытующе смотрит на меня. – Не обманешь?

Молча лезу в карман, достаю пятисотку, подаю ему и взмахом руки показываю: забирай всё.

Он смотрит на меня с уважением.

– Слушай, давай так, – он бросает короткий взгляд на часы. – Мне нельзя тут больше, начальница меня и так за перекуры ругает, я тайком выхожу. Через два часа у меня дежурство заканчивается – я тут на неполном рабочем дне, – вот тогда и подходи. Если что – я тебя подожду.

– А есть здесь рядом какое-нибудь кафе или пивбар?

– Есть пивбар, – на его лице полнейшее удовлетворение и предвкушение. – Вот по этой стороне иди, и недалеко от перекрёстка он и будет.

– Я вас там буду ждать, – киваю ему и ухожу.

Иду всё-таки в пивбар, хотя можно уходить совсем. Всё и так уже ясно. Фразу «Да нет, зря они все стараются, наша Лена не такая! Так что и у тебя не выйдет» можно бросить и на ходу. А у него, значит, есть, что рассказать.

В пивбаре беру не пива, а водки. Бутылку. И два бутерброда с чем-то. Водку пью понемножку и через большие паузы: нельзя, чтобы охранник увидел, что я напился. Сразу смекнёт, кто я такой, и чёрта с два тогда от него что-то узнаешь.

Вопрос об измене уже можно считать решённым. Осталось выяснить, с кем. И снова, как в троллейбусе, мелькает мысль – не делать сейчас ничего! Никаких выясняловок, разбирательств, сцен – и Лена от меня не уйдёт. Это ведь очень трудно сказать мужу: «Я от тебя ухожу». Вот и оставить всё, как есть, как было, пока не знал… Да нет, как было, уже не будет. Ведь теперь знаю. Скажет: «Я к Наташе!», а я буду знать, к кому. И истекать кровью внутри, пока не придёт. И всё это время в деталях представлять, чем она занимается с этим рыжим… или с кем-то другим. А работать как буду? Да какая к чертям свинячим работа, если в глазах будут только он и она?

Заскрипев зубами, всё-таки не выдерживаю: наливаю сразу полстакана и выпиваю одним махом. Ничего. Я сейчас на таких нервах, что водке меня не взять.

Охранник появляется очень аккуратно – пять минут второго. Увидев меня, кивает, подходит и садится за мой столик. Молча наливаю ему четверть стакана, подвигаю второй бутерброд. Спохватываюсь, что молча нельзя, да и с лицом надо что-то делать: ведь он мне сейчас скажет что-то очень по моей легенде для меня приятное: что женщина, на которую я положил глаз, вполне доступна, значит, не робеть – и вперёд! Где один любовник, там и два! Где два, там и куча!

С трудом строю на лице что-то вроде улыбки.

– Ну, давайте с устатку! За конец смены!

И, не дожидаясь ответа, подаю пример. Мой собутыльник следует ему охотно. Понимаю, однако, что долго такого напряжения не выдержу, проколюсь на чём-нибудь обязательно, поэтому сразу беру быка за рога. Рога – это сейчас для меня очень символично. И главное, актуально.

– Так что вы хотели мне рассказать? Ведь есть же что!

– Значит так, слушай. Похоже, что действительно крутит она. Но начала недавно. Раньше приходила на работу в строгом костюме, а недели полторы назад стала приходить в такой юбочке! – он даже причмокивает, – не захочешь, да глаз не отведёшь! Особенно сзади! Но и спереди есть на что посмотреть! На кофточке такой вырез – я думаю, когда она за столом сидит, если рядом встать – всю грудь до основания увидеть можно! А грудь у неё! – на этот раз он не только причмокивает, но даже крутит головой. – Сам однажды видел, когда к ним в отдел заходил. Мужики наши и до того на неё заглядывались, а тут вообще сразу всеми копытами землю рыть начали!

Очень, конечно, хочется дать ему по башке, но за что, собственно? Ведь это не он заставляет её так одеваться. Но я – идиот! Куда смотрел? В телевизор. А надо было – на жену!

– И всё? – даже сам не могу понять своей интонации. – Мало ли кто и для чего так одевается!

– Да ты подожди. Вот дня два назад прохожу я по коридору мимо архива…

Архив! Твою мать! Конечно же, архив! Вот тебе и комнатка!

– … и тут как раз изнутри ключ в замке щёлкнул, дверь открывается, и выходит – да нет, пожалуй, даже выскакивает – оттуда она, а за ней следом Геннадий Петрович, старший юрисконсульт. И сразу понятно, чем они там занимались: у неё вся причёска порушена, лицо в красных пятнах и спереди – представляешь! – как положено, кофточка поверх юбки, а сзади – в юбку заправлена! А у него тоже рожа вся красная и тоже пятнами – неплохо, видать, поработал, – галстук набок и спереди рубашка из брюк торчит…