Любовь и ревность. Хроники - Страница 2

– Так чем я могу быть Вам полезен? Марк?

Он встрепенулся, словно вспомнил, что пришел вовсе не для любования моей скромной обстановкой. И тихо спросил, почему-то поглядывая на полуоткрытую дверь:

– Антония Вебер, ваша жена – она сейчас здесь?

– Нет, – сухо ответил я. – Мы… расстались. Она уехала три года назад.

– Мне поручено ее разыскать, – сказал он. – Я должен найти ее.

– Ничем не могу вам помочь. Ее здесь нет, и где она — не имею понятия. Я болен и из дому не выхожу. Если у вас для нее хорошие новости, то желаю найти Антонию как можно скорее. Если же нет…

Я не успел договорить, у дверей послышалась какая-то возня, и тут же раздался звон битого стекла. У порога стояла Мина, а у ее ног валялись осколки стеклянного блюда. Но самым удивительным оказалось выражение ее лица. Всегда непроницаемое – сейчас оно все светилось священным ужасом, а глаза перебегали с лица гостя на портрет Антонии.

Преувеличенно бодрым голосом я сказал ей:

– Накрывай стол на двоих. Гость остается на ужин. И не переживай ты так, из-за этого блюда. Разбилось и разбилось. Завтра пойдешь и купишь новое.

Я успокаивал Мину, а сам думал о том, что сейчас скажу нежданному гостю. Потому что в тот момент, когда разбилось блюдо, я проследил за взглядом служанки, и понял все – лицо гостя и лицо моей жены на портрете были почти идентичны. Это было то самое сходство, которое не позволяет ошибаться в кровном родстве. Излом бровей, разрез глаз, форма губ. Только овал лица у Марка был другим, жестче с упрямым мужским подбородком. Возможно, что мой гость и был адвокатом, но, скорее всего, что нет. Потому, что в первую очередь он был братом моей жены.

– Итак…, – произнес я, словно продолжая прерванный разговор. – Марк и Антония… как же я сразу не догадался?

Уличенный во лжи, Марк не стал изворачиваться или оправдываться:

– Да, мы близнецы, – подтвердил он. – Наш отец увлекался древней историей и имел своеобразное чувство юмора.

– Но, я никогда не знал, что у Антонии есть брат. Да еще и близнец. Мы прожили с ней достаточно долго, почти четыре года, чтобы не скрывать друг от друга самые невинные вещи, такие например, как наличие брата-близнеца.

 Мои губы произносили ничего не значащие фразы. Внешне я был спокоен, хотя за этой маской бушевала настоящая буря. Этот человек всколыхнул в моей душе все то, что я желал бы забыть.

 – Сестра сбежала от своего первого мужа Эриха Вебера, когда я заканчивал университет. С тех пор мы больше о ней ничего не слышали. Муж ее искать не стал, он умер через три месяца после ее побега от загадочной опухоли в ноге. Врачи говорили – какая-то молниеносная форма рака.

– Да-да, – кивнул я, и уже совсем не понимая, что мелет мой язык, добавил. – Покойники не очень охочи до поисков. Вот как, значит, у нее был муж. А мне она говорила, что Вебер ее девичья фамилия… Хотя, какое это имеет значение. Девочка боялась, что если я узнаю о ее родственниках, то непременно вылезет и этот самый муж. Она ошибалась, мне никогда не было дела до ее прошлого. С ней могло быть только настоящее. И оно было! – я почти выкрикнул последнюю фразу. – Было!

Марк очень странно на меня посмотрел и вдруг засобирался:

– Ну, раз Вы ничего не можете о ней сказать, то я пойду. В вашем городе есть какая-нибудь гостиница неподалеку?

– Нет-нет, – возразил я. – Вы – родственник. А значит, ночевать будете здесь. Наверху есть три отличных спальни для гостей. А в столовой накрыт богатый стол. Мы вместе поужинаем и поговорим.

Я не знал, для чего я это делаю. Но глубоко в душе понимал, что не хочу отпускать его. Живое напоминание о моей прежней жизни. Я узнавал Антонию в его интонациях, жестах. Я видел ее глаза и ее улыбку, твердо зная, что скоро придет боль и страх, сопровождавшие меня в прошлом. Но я не желал думать об этом сейчас, испытывая невероятный подъем духа, граничащий со счастьем, и лишь хотел продлить это состояние.

Марк согласился на удивление легко. Словно он и рассчитывал на такое предложение. И в другое время, возможно, мне бы это показалось подозрительным. Но не тогда. В тот момент, я словно возвращался в свое прошлое, где не было ни болезни, ни переживаний.

Ужин прошел в молчании. Мой гость слишком проголодался, чтобы вести за столом непринужденную беседу. Я дал ему время насытиться, и вернулся к разговору только за чаем. После ужина я обычно пью чай. Не какой-то там жидкий липовый отвар, а крепкий и душистый китайский чай с жасмином. Это правило ввела еще Антония, любившая после ужина погулять пару часов в саду, а то и поехать куда-то на всю ночь. Она говорила, что чай ее бодрит. Марк тоже пил чай с наслаждением, из чего я сделал вывод, что эта традиция восходит к тем далеким временам, когда семейство Бережинских собиралось за одним столом.

– Итак, – продолжил я, прихлебывая из чашки. – Вы решили заняться поисками сестренки. Похвально. Но, если учесть, что она пропадает уже во второй раз, и вы так и не напали на ее след, то можно сделать вывод – она умеет скрываться.

– В этот раз мне повезет, – упрямо ответил Марк. – Я уже почти точно знаю, где она.

Сердце ухнуло куда-то в живот, и я чуть не поперхнулся. Отдышавшись, вежливо спросил:

– И где же она, по-вашему?

– Есть наметки, – туманно произнес Марк в сторону. – Но, пока лишь наметки. Я вот думаю, какой нужно быть дурой, чтобы покинуть такой уютный дом и такого уравновешенного спокойного человека как вы. Разве только…, - он замялся. - Вебер ее бил.

Я грустно посмотрел на него:

– Понимаю, что вы хотите сказать. Но я никогда не тронул ее пальцем, не повысил голоса. Наоборот, я считал ее своим выигрышным билетом, своим капиталом. Я усыпал ее подарками и драгоценностями. Но она почти ничего не взяла с собой. Только один маленький чемодан. Вы можете подняться в ее бывшую спальню и убедиться. Я даже велю постелить там для вас постель. Вы получите уникальную возможность увидеть все своими глазами. Да-да, я ничего не изменил там – все осталось, как было при ней.

В моем голосе проскакивали просительные нотки, и я начинал себя за это ненавидеть. Но больше, чем уважение к себе самому, мне нужно было его доверие. Я вспомнил эту комнату. Вспомнил, витающий там, слабый аромат духов, исходящий от платьев. Небрежно брошенный на спинку стула спортивный костюм, который я запретил стирать, еще сохранял изгибы Антонии. Я не заходил туда, и разрешал Мине делать только поверхностную уборку, чтобы как можно дольше сохранить иллюзию ее пребывания в доме. Сейчас я вдруг понял, что комната – лишь мавзолей моих умерших чувств. А этот человек, что сидел напротив, делал утрату еще горше.

– Вы ничего не знаете, – сказал я. – Вы не знаете, как было на самом деле. Хорошо, я расскажу все.

Последний проблеск здравого смысла прокричал мне, что не стоит этого делать. Воспоминания вредны для психики, а произнесенные вслух воспоминания могут свести с ума. Но так ли уж страшно для сумасшедшего сойти с ума?

– Я познакомился в Антонией через газету знакомств. Прочел маленькое объявление, подписанное именем «Анна». В нем не было обычных рассказов о себе – добрая, красивая, хозяйственная и прочее. В нем вообще ничего не было, кроме одной единственной фразы. «Познакомлюсь с умным мужчиной». Что она подразумевала под словом «умный» понять было сложно. Это стало ясно уже после нашего знакомства. Для нее умным был тот, кто не препятствовал ее свободе. В слово «свобода» она тоже вкладывала свой смысл.

Потом, когда мы были уже женаты, я узнал, что оказался единственным мужчиной, откликнувшимся на ее объявление. Остальные, видимо, не считали себя умными. А я попался как последний дурак. Но это было уже после.

А в первую встречу я был поражен красотой Антонии. Вы ведь помните свою сестру? Ее внешность, ее манеры вызывали восхищение у всех, кто ее видел. Эти черные волосы, эти темные глаза…, – я прямо взглянул в лицо Марка, и продолжил, – вот точно такие же, как ваши.

Он смутился, и знакомым движением поднес правую руку ко лбу, потер безымянным пальцем чуть заметную морщинку. Мне был знаком этот жест, я видел его сотни раз, когда на мои настойчивые вопросы Антония не желала отвечать. Это был жест смущения и замешательства. И он оказался тем самым катализатором, который заставил мою память нестись вскачь и без тормозов. Мимо всех тех ничего не значащих событий, прямо к апофеозу ужаса.