Любовь и баксы - Страница 6

Боярин поговорил с Дамбером и ответил:

– А они сами не знают. Ихний босс сказал – принесите вещь – и все. Еще сказал, что если будет нужно, хозяйку можно замочить.

– Замочить? – Стасик прищурился. – Интересное дело получается… Смотри, Боярин, нас послали взять ее, этих – замочить ее, так что же это за персона такая?

Он произнес слово «персона» впервые в жизни и сам удивился тому, как гладко оно у него выскочило.

Он почесал мятое ухо и сказал:

– Ладно, отвяжите этого. А здоровый пусть пока у батареи сидит. Налейте им коньяка, мы все, что нужно, вроде уже узнали, а вообще они тоже как бы братки, только из другой бригады. Как это у них говорится – ничего личного, только бизнес. Боярин, переведи.

Боярин перевел, и американцы закивали.

Грин держался за обожженный живот и морщился, а на лице Дамбера отразилось некоторое облегчение.

– Морж, возьми ствол и сядь у двери. Если что – вали обоих. Вот глушитель, привинти его, чтобы не шуметь зря.

Стасик отдал Моржу свой пистолет, потом сел к столу и, налив себе коньяку, задумчиво произнес:

– Медальон… А ведь, между прочим, Желвак говорил про какой-то медальон. И бабу эту по-серьезному разыскивают… Эти-то аж из самой Америки за медальоном приперлись! Значит, так, – он сделал паузу и опрокинул в себя стопку коньяка, – берем их и везем к Желваку. Чую я, что тут дело не простое, а очень даже сложное. И пусть Желвак сам решает, что делать.

Он посмотрел на американцев и сказал:

– Толян и Морж остаются здесь, бабу рыжую пасти, а мы с Боярином повезем их к Желваку.

Потом он взглянул на Грина, державшегося за живот, и сказал:

– Толян, найди ему какую-нибудь мазь, ну и, там, пластырь, что ли…

«Мерседес» плавно завернул за угол, и Лина сказала:

– Уже приехали… Жаль. Но вы сказали, что есть неотложные дела, и я понимаю вас. Вы мужчина и, стало быть, обременены делами, тем более – у вас такая работа…

– Да, – с сожалением ответил Артур, останавливая машину рядом с черным джипом, стоявшим напротив подъезда, – такая работа.

Он заглушил двигатель, выключил фары, горевшие по случаю наступивших сумерек, и сказал:

– Давайте посидим еще немного, а потом я поеду по своим проклятым делам.

Когда они еще сидели в ресторане и разговор свернул на общее устройство мироздания, в кармане у Артура задрожал телефон, и он, извинившись перед Линой, встал и отошел от столика. Вернулся он через несколько минут и выглядел недовольным.

– Вот оно как, – сказал Артур, опускаясь в свое кресло, – подлая судьба вынуждает меня расстаться с вами до завтра. Дела, знаете ли, работа…

– Я понимаю, – кивнула Лина, – и не могу возражать. Но ведь мы увидимся завтра?

– Обязательно, – твердо сказал Артур, – завтра и всегда.

– Завтра и всегда, – повторила Лина, – завтра и всегда…

– Смотрите, – сказал Артур, внезапно схватив ее за плечо, и указал пальцем на дверь дома.

Лина взглянула и похолодела. Из ее подъезда вышли четверо мужчин, лиц которых было не видно в темноте. Но она заметила, что идут они как-то странно. Второй шел вплотную к первому, держа его под руку, а другой рукой упираясь ему в спину. Четвертый держал руку третьего завернутой назад, и вообще все четверо вели себя неестественно. О, господи!

Артур приложил палец к губам, и Лина кивнула.

– Эти выводят тех, – прошептала она.

– Совершенно верно, – тихо ответил Артур. – Вот только интересно, откуда они их выводят.

Тем временем вышедшие из подъезда люди загрузились в джип и уехали.

– Так, – сказал Артур и посмотрел на окна второго этажа, – а ведь они, похоже, из вашей квартиры вышли. И там еще кто-то остался – на шторе тень зашевелилась. Ну, Желвак, видно, ты не понимаешь слов…

– Как это из моей квартиры? – ахнула Лина, чувствуя, что сердце у нее уходит в пятки. Неужели этот кошмар еще не закончился?

– Давайте-ка я отвезу вас к себе, – ответил Артур. – Вам, похоже, домой нельзя, там вас ждут.

– Ну когда же это закончится? – вздохнула Лина, на ее глаза наворачивались слезы.

– Скоро, – уверенно сказал Артур, поглаживая девушку по руке. – С этими незваными гостями мы разберемся. Я оставлю вас у себя и поеду по делам, а потом, когда вернусь, мы придумаем, как быть дальше. Согласны?

– Конечно, согласна, – ответила Лина и потерлась щекой о плечо Артура.

Немного успокоившаяся Лина стояла посреди просторной комнаты и внимательно осматривала артуровскую, как он сам ее назвал, берлогу. Берлога на самом деле была вполне приличной квартирой на Девятнадцатой линии Васильевского острова, о двух комнатах, с большой кухней и не уступавшей ей размерами ванной.

Обстановка в доме Артура была вполне спартанской, и вообще в квартире царили порядок и чистота. Лина подумала, что тут не обошлось без женской руки, и коготок ревности царапнул ее по сердцу.

Но, выйдя на кухню, она обнаружила на столе записку:

«Ирина Федоровна, завтра убирать не надо, я сам управлюсь. Только сходите, пожалуйста, на почту, заберите газеты. Деньги за эту неделю в столе. Артур».

И коготок исчез.

Это была домработница, и, судя по тому, что Артур обращался к ней по имени-отчеству, еще и не подходящего для флирта возраста.

Лина поставила на газ чайник и продолжила осмотр. Она первый раз оказалась в квартире человека, с которым была знакома уже несколько месяцев, более того, в которого была влюблена, и ей страшно хотелось узнать о нем как можно больше.

Ругая себя за чрезмерное любопытство, она осторожно отворила дверь в спальню и зажгла свет. Кровать у одинокого Артура оказалась совсем не сиротской, и Лина на секунду представила себе, что она лежит на этой кровати и Артур…

Мотнув головой, Лина отогнала не ко времени пришедшие фривольные мысли и огляделась. У окна стоял стол с компьютером, и Лина подумала – а почему это, интересно, компьютер всегда ставят в спальне? Что бы сказал по этому поводу старина Фрейд?

На спинке стула висела клетчатая рубашка, на кровати, небрежно застланной смятым пледом, валялся томик Байрона, а на противоположной стене висел цветной фотопортрет грустно улыбавшейся женщины. Сердце Лины екнуло, она сразу поняла, что это была Карина, жена Артура, погибшая в горах.

Подойдя к портрету, она закусила губу и вгляделась в фотографию. Карина была похожа на нее, и Лине стало понятно, почему Артур иногда с таким странным выражением смотрел на нее.

Впрочем, сходство было поверхностным. Волосы у Карины были рыжевато-каштановыми и волнистыми и лишь с первого взгляда напоминали медные кудри Лины. Ее глаза были темно-голубыми, а у Лины – серыми, как гранит. Да и все остальное – разрез глаз, очертание губ – все было другим.

Лина глубоко вздохнула и начала себя уговаривать:

– Не будь дурой. Человек имеет право на прошлое. И никто не смеет запретить ему помнить то, что было. Вот так.

На кухне засвистел чайник, и Лина поспешила на его зов.

Насыпав в темно-синюю, в белый горошек, чашку кофе «Нескафе Голд», она усмехнулась и сказала:

– «Нескафе Голд»… Нет уж, Артурчик, вы у меня будете пить настоящий контрабандный кофе, сваренный моими заботливыми и нежными руками. Вот именно – нежными…

Она кивнула себе и стала размешивать сахар.

Желвак сидел в резном кресле, чинно сложив руки перед собой, и почтительно внимал Графу, живописно рассказывавшему историю Бостонского Душителя.

Вчера, когда Желвак в очередной раз расслаблялся с игрушечной, но по-взрослому страстной Мышкой, в дверь постучали, и голос официанта произнес:

– Николай Иваныч, возьмите трубочку, вас спрашивают.

– Кто там еще? – недовольно отозвался Желвак, поглаживая голову Мышки, находившуюся в районе его ширинки.

– Не знаю, – ответил официант, – какой-то граф.

– Граф? – Желвак встрепенулся и оттолкнул Мышку, которая, громко чмокнув губами, села на пол и удивленно уставилась на него. – Сейчас, сейчас…