Любовь без слов (сборник) - Страница 2

Саввушка уже начал активно говорить, но картавил, шепелявил и перевирал звуки. Как всякий ребенок из интеллигентной семьи, воспитанный высокообразованной бабушкой, редко бывавший в компании старших ребят, он употреблял в речи умные взрослые слова. Было потешно, когда Лиза и Вика их расшифровывали. Девочки научились переводить с «саввушкиного» на русский быстрее меня. А попробуйте понять, что «несуфифно» обозначает «несущественно», а «сисико» – «восхитительно». Малыш легко и с энтузиазмом откликался на любые занятия, предлагаемые девочками. Они строили из песка крепости, выкладывали гальками «дорогу волшебных фей», плескались у берега с мячами и подныривали под надувные игрушки.

С родителями Саввушки первые два дня мы раскланивались издалека, топчаны находились в разных концах пляжа. Мол, наши дети играют вместе, все под контролем, но знакомиться, вступать в общение никто не стремится. Отложив книгу, я наблюдала, как дочери распределяют роли старшей и младшей няньки-гувернантки. Уже бывало, когда Лиза и Вика, вцепившись друг другу в волосы, выясняли, кому солировать, а кому на подпевках голос подавать. Но тут, не иначе, как излучение Саввушкино подействовало, девочки нашли компромисс, и все их игры были до странности спокойными. Маруся, в свою очередь, естественно, контролировала, что происходит с сыном. В чем мы с ней сходимся, так это в том, что нас в первую очередь волнует реакция наших детей, а не их раздражитель. Кто тебя обидел, ударил, наврал тебе, напакостничал – дело десятое. Главное – как ты повел себя, твои реакции, которые нужно до известной степени контролировать.

На третий день Глеб подошел к нам, представился несколько чопорно:

– Отец Саввы, Глеб Крушинин. Не возражаете, если в недалекий заплыв возьму ваших девочек вместе с сыном?

Я только успела ответить: «Да, конечно!», как грубо встрял Лёня. Он читал на планшете. Для него этот отель был хорошим, потому что везде имелся вай-фай и можно было знакомиться с материалами в зарубежных научных журналах.

– Кретин! Остолоп! Неуч! – рявкнул Лёня.

– Простите? – напрягся Глеб.

Лёня поднял глаза и продолжил мысль:

– Он митохондрии от лизосомы отличить не может.

Митохондрии спасли ситуацию.

Глеб улыбнулся и уточнил свои намерения:

– С вашими девочками. Двадцать метров от берега. Безопасность гарантирую.

Лёня понял свою промашку и извинился в присущей ему манере:

– Станут тонуть, звоните.

Глеб шутливо раскланялся и в окружении детей пошел к морю. Глеб – это два метра великолепной мужской плоти. Спортом он не занимается, но, глядя на его фигуру, легко представить: подкачай он мышцы, стал бы отличной моделью для скульпторов, ваяющих мужественных борцов всех времен и народов. Лицо у Глеба крупной лепки: лоб, нос, скулы, подбородок копытом – все большое. Серые глаза, такие же у Саввушки, смотрят с каким-то предупреждающим прощением, словно Глеб заранее готов к чужой бестактности. Но Глеб не производит впечатление могучего добряка, в нем чувствуется и сила, и угроза. Мол, простить-то я прощу, но до определенной границы, а за этой границей вам мало не покажется.

Потом в ресторане, обедая, мы сели за один столик, и наши дети вели себя как великосветские отпрыски. Лиза с Викой изображали благородных барышень, утирали рты салфетками, правильно орудовали ножами и вилками, не клали локти на стол, не сутулились и не канючили, что, мол, опять в салате сладкий перец, который они не переваривают. Маленький Саввушка чутко и трогательно подыгрывал девочкам. Маруся с Глебом и мы с Лёней давились от смеха, но включились в этот потешный спектакль. В прибрежном ресторане, где столики были вкопаны в песок, стен не имелось, а крыша представляла собой навес, покрытый пальмовыми листьями, разыгрывалась сцена из жизни аристократии. Разогретые после пляжа, купания в изумрудном, теплом и ласковом море, находясь в теньке, а вокруг, куда ни повернись, буйство зелени, благоухание цветов, пиршество красок, мы пребывали в редком состоянии абсолютного блаженства. Рай! Отдых как смена занятия – это ерунда, даже для Лёни. Отдых – это растворение. Тела – в тропической неге, мозга – в благодушном спокойствии. Наши родители здоровы, дети ведут себя ангельски, служебные проблемы подождут.

Лиза и Вика попросили у тети Маруси разрешения уложить Саввушку, который еще спал днем. Почитать ему книжку, рассказать сказку и тихо удалиться из номера. Маруся позволила. Выскочив из-за стола, смольнинские барышни превратились в диких индейцев – неслись к отелю с визгами и воплями. А мы наконец рассмеялись в голос.

Мне всегда хотелось иметь сына. Пол ребенка определяет только отец, его половые хромосомы. С мужьями мне повезло, а с их хромосомами не очень. Меня удручало сознание, что дочерям придется пройти путь, сходный с моим. Надежды, разочарования, зов плоти и ее месть негаданной беременностью, желание заниматься любимым делом, ковать карьеру и неосуществимость стремлений. Какие статьи, опыты, исследования, когда ребенок не успел переболеть ветрянкой, а теперь подозрение на скарлатину? Мальчикам, юношам, мужчинам проще. Вот Лёня. Прет как танк в свое удовольствие. Чужое удовольствие, как и чужие сложности-проблемы, его не волнуют. Чтобы Лёня-танк перешел в другую колею, недостаточно снять его руки с рычагов, а ноги с педалей газа и тормоза. Танк еще долго будет катить по инерции. Его можно остановить и переориентировать только взрывом малой мощности – чтобы танкист не пострадал, но встряхнулся, одумался и делал то, что нужно не науке, стране и вселенной, а собственной семье.

Маруся заговорила о наших девочках. О том, что они очень разные, но удивительно дополняют друг друга. Старшая Лиза очень похожа на Лёню, а младшая Вика – на меня. Новым знакомым мы не стали объяснять наши семейные обстоятельства: отцы у девочек разные, и Лиза биологически никакого отношения к Лёне не имеет. В свою очередь, я разразилась одой Саввушке, абсолютно искренне им восхищаясь. Польщенные родители отнекивались: «О, вы еще плохо его знаете! Совенок – крепкий орешек».

Чистая правда.

Несмотря на трогательную открытость, природное человеколюбие, Савва может жить только по правилам и не переносит никаких изменений планов. Если сказали, что на ужин будет курица с рисом, а подали рыбу с картофельным пюре, он не станет есть незапланированное блюдо, и никакие уговоры, обещания не помогут. Ляжет спать голодным, а утром первым делом спросит: «Где курица?»

Саввушка – моя третья и последняя любовь к мужчине как к личности.

Вторая личность – Лёня – настолько самодостаточен, что чужие чувства ему требуются исключительно для удовлетворения бытовых и физиологических потребностей. Как диван требуется для сна, вода для питья – на голом полу спать жестко и неприятно, без воды измучаешься от жажды. Но все это лишь антураж, оболочка, которые слабо влияют на процессы, происходящие у ядра.

Помню, в начале нашего романа, в минуту упоения своими ощущениями я стала говорить Лёне, какой он прекрасный, как вдохновительно хорошо мне с ним.

Лёня слушал-слушал, а потом заявил:

– Понял, в чем была ошибка в том опыте. Надо применить другой окислитель.

Конечно, Лёня был влюблен в меня, сражался, добивался и крушил все на своем пути. Но с таким же упорством он доставал бы какой-нибудь супермикроскоп или центрифугу. Получил, установил, аппарат функционирует, можно работать дальше.

Личность номер один, мой первый муж Руслан, по большому счету, личностью оказался серенькой, но она была упакована в восхитительную обертку.

Мне было двадцать три года, я блестяще окончила университет и поступила в аспирантуру. Дело происходило в моем родном Новосибирске. Я была умна, хороша собой, остроумна до язвительности и честолюбива до снобизма. И зовут меня Венера.

Папа настоял. Мама была против: приедем в деревню к бабушке с дочкой Венерой, засмеют, девочку дразнить будут. Тогда папа составил список имен, которые так же могли быть присвоены долгожданному ребенку. Сюзанна, Жаклин, Дороти, Ифигения, а из русских – Филена, Анималиса и Васса. Папа предложил тянуть жребий, мама испугалась, что дочь будет Анималисой или Ифигенией, и согласилась на Венеру. До четырнадцати лет меня звали Верой, до сих пор так зовут друзья детства. В четырнадцать лет я прочла «Ромео и Джульетту» Шекспира. Поэтические красоты, высокие идеи меня не растрогали, но возникла зависть к Джульетте. Моя ровесница, а сколько страстей, какая любовь! У меня же скучные будни: контрольная по математике, изложение по русскому, волейбольная секция, музыкальная школа – нудятина. Но хоть имя-то у меня по документам незаурядное. Поэтому теперь я не Верка, а Венера! После объявления о смене имени один из мальчишек, добивавшийся моего расположения открыто и нахально, двоечник и хулиган, заорал на весь класс: «Я ее люблю! Она мое венерическое заболевание!»