Любовь без права выбора - Страница 1

Вьюга бушевала всю ночь. Наша ветхая лачуга сотрясалась от разгула непогоды. Ветер то и дело ударял в стены так сильно, что я вздрагивала от испуга и пряталась под дырявое одеяло с головой, ожидая, что в любой момент сорвет крышу. По крохотной комнатушке – единственной в доме, если не считать сеней, – гулял безжалостный ледяной сквозняк. Он кусал меня за щеки и нос, пробирался под груду ветоши, наваленную на кровать, где я и Дирк, мой младший брат, безуспешно пытались укрыться от мороза. То и дело я выбиралась из этой норы и, страдальчески морщась, подбрасывала в печку очередное полено, не давая умереть огню. А потом еще долго стояла и с отчаянием смотрела на неуклонно уменьшающийся запас дров. До утра нам хватит. Наверное, продержимся даже до вечера. А что дальше? Это – последнее, что у нас есть. В дровянике пусто, соседи вряд ли дадут еще. Эту вязанку я и без того выпрашивала чуть ли не на коленях, клянясь всеми богами, что обязательно отработаю на любой грязной и тяжелой работе.

Но самое страшное заключалось не в этом. В действительности я не мерзла сегодня ночью, потому что на кровати подле меня спал младший брат. Его худенькое тщедушное тельце уже неделю терзала огненная лихорадка. Когда он обнимал меня в тщетной попытке согреться, то я ужасалась тому, насколько горячим он был. Казалось, тронь лоб – и обязательно обожжешься. И ему не легчало. Напротив, с каждым прожитым днем он все больше и больше времени проводил в тяжелом беспамятстве. Там, в бреду, он боролся с какими-то чудовищами, звал родителей, погибших прошлым летом. А я тихо плакала и на каждый его жалобный болезненный вскрик лишь приговаривала:

– Тише, тише, маленький мой.

Дирк почти не ел. Да и что я могла ему дать? Его бы отпоить наваристым куриным бульоном, но у нас оставалась лишь черствая и плесневелая буханка хлеба, которую сердобольная соседка сунула мне накануне украдкой, опасаясь разозлить проявлением милосердия чрезмерно рачительного мужа, не страдающего особым великодушием. Не передать словами, как сильно я была благодарна ей за это! Я топила снег, размачивала в получившейся воде корочки и безуспешно пыталась впихнуть хоть немного этого месива через плотно сомкнутые губы Дирка, покрытые кровавыми корочками жара, но тот лишь мычал и мотал головой, все так же не приходя в сознание.

Я понимала, что долго он не продержится. Если я сегодня не приведу к нему целителя, то к вечеру Вечный странник уведет моего брата к престолам бога-отца и богини-матери, как полгода назад он увел моих родителей. Но все целители, к которым я обращалась, требовали таких денег, каких у нас не было. И никому не нужна была в услужении чумазая девчонка, готовая пойти хоть в рабство, лишь бы спасти брата. А многие вообще не пускали меня на порог, едва услышав мое имя. Слишком прогремело оно в свое время по Хельону.

– Пить… – в этот момент простонал Дирк.

Я встрепенулась и бросилась к печке, где в котелке грелась вода для него. Зачерпнула глиняной кружкой, поднесла к губам брата, неловко поддерживая его за плечи.

Тот, не открывая глаз, сделал глубокий глоток. Подавился и закашлялся. Кашлял долго и тяжело, будто пытался выплюнуть легкие. А я с ужасом смотрела на то, как пузырится на его губах кровь. Только магия могла бы его спасти. Магия и целитель.

Неожиданно Дирк широко распахнул глаза. С силой, которую нельзя было предположить в исхудавшем тельце, схватил меня за руку.

– Я не хочу умирать, – четко и громко сказал он, глядя на меня с какой-то дикой смесью надежды и обиды. – Хеда, я не хочу умирать! Мне страшно…

– Ты не умрешь, – проговорила я и положила свободную ладонь на его пылающий лоб. – Ты не умрешь, Дирк. Я клянусь!

Мой голос задрожал и сорвался на последнем слове. Но я искренне верила в то, что говорила. Был еще один человек в нашей округе, к которому я еще не обращалась за помощью. Слишком страшило меня то, что он мог попросить взамен. Но почему-то я не сомневалась, что он согласится. Потому что у меня было что ему предложить в обмен на жизнь брата.

Дирк устало смежил веки и вроде как задремал. Я поправила на нем одеяло. Затем встала и отошла к печке. В каком-то диком порыве ярости распахнула дверцу и до упора забила топку драгоценными дровами. Этого хватит до моего прихода. Хоть не придется страшиться, что Дирк замерзнет, пока я буду ходить по делам. Если я ошибаюсь, и виеру Гарольду Триану покажется неинтересным мое предложение, то выход у меня останется только один. Я задвину печную заслонку и лягу рядом с братом. Говорят, смерть от угара быстра и безболезненна. Вот и проверю, так ли это. Но я не отпущу Дирка одного к престолу богов. В тот миг, когда он предстанет перед судилищем высших сил, я буду держать его за руку. Сестра, которая не сумела уберечь от смерти единственного оставшегося в живых родного человека.

Затем я повернулась к крохотному осколку зеркала, стоявшему на столе. Даже не помню, откуда я его притащила в свое время. Скорее всего, сохранила из прошлой жизни, когда мы жили в большом светлом доме и у нас было достаточно слуг…

Я зажмурилась и мотнула головой, запретив себе вспоминать о тех днях. Не стоит. Я почти убедила себя в том, что это был лишь сон. Очень красочный и до жути правдоподобный сон, где я была дочерью графа, а не чумазой, вечно голодной девчонкой, вынужденной ныне стоять на коленях, вымаливая краюшку хлеба.

Из отражения на меня взглянула бледная от переживаний и бессонницы девушка с осунувшимся лицом и лихорадочным блеском синих глаз. Темные, давно немытые волосы убраны под шерстяной платок. Вместо платья – какая-то рванина, а поверх дырявый овечий полушубок. Надеюсь, виер Гарольд все-таки пустит меня на порог и выслушает, а не прикажет убираться прочь, сочтя за попрошайку.

Затем я бросила последний взгляд на Дирка. Впервые за долгое время его не мучили никакие кошмары. Он спал, свернувшись в клубочек, и на его губах блуждала слабая мечтательная улыбка. Хороший ли это знак? Не знаю. Говорят, перед самой смертью страдающие от огненной лихорадки получают передышку, когда жар отступает, и начинаешь надеяться, будто самое страшное позади. Но я верила, что застану Дирка в живых, когда вернусь. Он не уйдет за вечным странником без меня. Этого просто не может быть!

Решив так, я втиснула ноги в разношенные валенки, подошвы которых, увы, давно были истерты до дыр, и вышла из избы.

На улице едва рассвело. Небо хмурилось низкими тучами, готовыми в любой момент вновь разверзнуть свое снежное брюхо над спящим городом. Я в нерешительности замерла на пороге, глядя в лиловые сумерки, повисшие над дорогой. Не слишком ли рано я отправилась в гости к виеру? Знать любит вставать поздно, ближе к обеду, поскольку ночи у нее отведены для веселого кутежа. Боюсь, виер Гарольд еще спит. Но, с другой стороны, вполне вероятно, он даже не вернулся домой. Его род занятий предполагает именно ночное бодрствование. Нельзя медлить! Если он ляжет спать, то слуги меня даже слушать не будут и не впустят в дом. А значит, Дирк окажется обречен, а вместе с ним и я. А если он еще не проснулся – то подожду. Но я обязана с ним встретиться, и как можно быстрее!

И я решительно сошла с крыльца. Правда, при первом же шаге провалилась в снег чуть ли не по пояс, щедро зачерпнув его валенками. Но упрямо отправилась вперед, страшась даже на миг задуматься о том, что будет ожидать меня в конце этой дороги.

Виер Гарольд жил на соседней улице. Казалось бы, странный выбор места для такого богача, как он. Обычно состоятельные люди предпочитали покупать дома в центре города, тогда как окраины были отведены беднякам. Но я понимала причины, по которым виер предпочел выбрать себе жилище здесь. Кладбище. Моя лачуга была крайней к погосту, примыкающему к западной части Хельона. И увы, у меня и брата были все шансы в ближайшем будущем переселиться по другую сторону кладбищенской ограды.