Любимый мой - Страница 20

— ..смеющихся, визжащих любительниц косметики.

— Косметики? Но Сарите всего три года! Шейн впервые видела его таким растерянным и озадаченным.

— Девочки очень быстро растут, — улыбнулась она.

— Только не моя дочь.

— Нечто подобное и Рейф говорил обо мне, когда наконец вернул меня.

— Вернул? — удивился Чэз.

— Мы поговорим об этом позже, хорошо? А сейчас мне нужно встретиться с электриком. В комнате у девочки обязательно должно быть свое стерео; и, конечно, ей не обойтись без собственного телефона… Естественно, не сейчас, а когда она немного подрастет. Консультация специалиста ведь никогда не повредит, верно? И еще надо не забывать про телевизионный кабель. — Шейн ободряюще погладила Чэза по руке и поспешила из ванной.

— Что, черт возьми, случилось с моим полом?

— Не смотрите на меня, босс, как волк на ягненка! — оправдывался Джимбо. — Это идея вашей жены.

— И где же сейчас моя драгоценная супруга?

— В вашем кабинете, босс…

Чэз нахмурился. Ему это определенно не нравилось: кабинет для настоящего мужчины — место уединения, и женщине там не место.

— Чтобы не было больше ни единой дырки в моем полу! Ясно? — рявкнул он, направляясь в кабинет.

— Прошу прощения, босс, но с недавнего времени я подчиняюсь вашей жене, — крикнул ему вслед Джимбо. — Вы сами сказали мне, чтобы я выполнял все ее приказы. Что я и делаю. Рабочий должен просверлить еще шесть дырок…

Чэз почувствовал, как в нем закипает кровь. Он быстро подошел к наглецу и объяснил все более доходчиво:

— Оставь все как есть, дубина, а не то я оторву тебе уши!

— Уши оторвете? — присвистнул тот. — Теперь я убедился, что брак меняет людей: раньше вы были более красноречивы.

Чэз понимал, что Джимбо в чем-то прав, и от этого злился еще сильнее:

— Неужели? Знай, друг мой, счастливые дни в твоей жизни сочтены, и она очень скоро превратится в сплошной кошмар, если ты не будешь держать язык за зубами. Кроме того, в этом доме будет жить моя дочь, и я не потерплю неуважительных слов в ее адрес. Моджо это тоже касается.

— Думаю, он вас послушает, только если вы перегородите вход в кухню гигантским валуном с этой надписью, босс, — усмехнулся Джимбо.

Губы Чэза тронула чуть заметная улыбка.

— Что ж… я поручу это жене.

— Тогда он точно будет смирен, как ягненок. Вот уж не думал, что женщина сможет сделать его таким ручным…

— А когда сюда переедет моя дочка, бедняга совсем перевоспитается, — улыбнулся Чэз, выходя из комнаты.

Чэз несколько раз повернул ручку двери — заперто. Это же форменное безобразие: жена прячется от мужа в его кабинете да еще запирается на ключ! Не желая мириться с таким положением дел, он отпер дверь собственным ключом и прямо с порога поинтересовался:

— Шейн, что, черт возьми, ты сделала с моим полом?

Она сидела за письменным столом и что-то увлеченно писала. Шейн была так прекрасна в своей рабочей одежде с распущенными золотистыми волосами, что Чэз невольно вспомнил тот памятный день две недели назад, когда они, забыв обо всем на свете, занимались любовью. И его охватила знакомая дрожь. Увы, с тех пор Шейн не подпускала его к себе, лишь иногда, засыпая, целовала его в щеку и бормотала сонным голосом нежные слова. «Неужели она забыла о том, что было между нами?» — тоскливо думал он иногда.

Аккуратно сложив бумаги на столе, Шейн подняла глаза и заметила Чэза.

— Подожди немного, — сказала она, поднимая телефонную трубку и набирая нужный номер, через минуту я освобожусь.

— Шейн, нам надо поговорить…

Но она уже оживленно беседовала по телефону:

— Да…Он поймет, что я имею в виду… Отправьте посылку почтовым самолетом… Мне все равно, сколько это стоит, Челита, я оплачу издержки… Попросите Марвина обо всем позаботиться…

«О чем это она говорит? — размышлял Чэз, чувствуя внезапную ревность. — Кто такой этот Марвин, черт побери?!»

А Шейн уже заканчивала разговор:

— Спасибо, Челита. Я еще позвоню.

— Проклятье, кто такой этот Марвин? Что тебя с ним связывает? — Чэз потребовал объяснений, не дожидаясь, когда она положит трубку.

— Он мой друг. Мы росли вместе. Марвин живет в деревне неподалеку от нашей плантации.

— И что же тебе должны прислать из Коста-Рики?

— Одну декоративную вещь, — уклончиво ответила Шейн.

— Ясно… — недоверчиво протянул Чэз. — А теперь поговорим о наболевшем. Что ты сделала с моим полом?

Не успела Шейн ответить, как дверь открылась, и вошел обнаженный до пояса молодой человек с грудой инструментов. «Похоже, мне придется выяснить еще один вопрос: почему к моей жене вот так запросто заходят другие мужчины, — нахмурился Чэз. — Интересно будет послушать ее оправдания».

— Привет, Тим. Как дела? — поздоровалась Шейн.

— Все в порядке, я сделал нужные отверстия. Не хотите взглянуть?

— Эй, парень, подожди, — вмешался Чэз, когда рабочий направился к двери. — Не смей больше сверлить мой пол, ясно?

Шейн улыбнулась Тиму самой обворожительной улыбкой (Чэз был готов растерзать наглеца!) и сказала:

— Спасибо. Я сейчас подойду.

Как только дверь за молодым человеком захлопнулась, она перестала улыбаться и внимательно посмотрела на Чэза:

— Мне кажется, ты сам хотел, чтобы я изменила твой дом в лучшую сторону. Что не так?

— Все хорошо, но…

— Насколько я помню, никаких «но» в этом вопросе наш устный договор не предусматривал. Ты сказал, что я могу делать все, что посчитаю нужным, не так ли?

— Я уверен, что не давал согласия на то, чтобы сверлили мой дом, превращая его в швейцарский сыр!

— Не кричи.

— Я имею право кричать, — Чэз начал энергично жестикулировать, выпуская пар, — ругаться, в общем всячески выражать недовольство, когда моя жена развлекается с полуобнаженными мужчинами!

— Ты что, ревнуешь меня к Тиму? — удивилась Шейн.

— Да, я ревную тебя к Тиму! — Чэз посмотрел на нее в упор. — Предполагается, что ты должна создать уютный дом для моей дочери. До приезда старой дьяволицы осталось меньше двух недель.

— Ничего не скажешь, прекрасное сравнение, усмехнулась Шейн.

— Ты знаешь, как я к ней отношусь, — помрачнел Чэз.

«Моя жизнь мне не принадлежит: слуги дерзят, жена обращается со мной как с надоедливым братом. Я не могу сказать ни слова, не подумав. Мне остается одно: коротать дни в кабинете. Принесу сюда пива и запрусь, — размышлял он. — Никаких женщин. Никаких дырок в полу и стенах. Никаких наставлений». От горестных мыслей его отвлекла Шейн. Она подошла к нему и нежно погладила по спине, что-то говоря, но что именно, он не мог понять, скованный внезапной истомой. Чэз попытался перевести дыхание — напрасно; тело отказывалось ему служить. Он снова чувствовал сильнейшее возбуждение.

— Не… делай… этого, — с трудом выговорил он.

— Не делать чего? — не поняла Шейн. — Что-нибудь не так?

Чэз пытался объяснить, но язык отказывался слушаться его. Шейн терпеливо ждала. Наконец, громко выдохнув воздух из легких, он произнес хрипло:

— Нет.

— Хорошо, — она еще раз погладила его по спине. — Тогда я пойду рассчитаюсь с Тимом за работу. Увидимся позже.

Чэз не знал, сколько времени простоял без движения у письменного стола. Очнувшись, он направился работать в сарай. Было довольно холодно, зима быстро вступала в свои права. Если ковбои и заметили странное поведение босса, то благоразумно помалкивали.

— Я не возражал, когда ты переделывала одну из ванных комнат, когда в полу появились ужасные дырки и пришел ненормальный электрик, меряя шагами гостиную, Чэз пытался убедить свою жену не совершать очередную ошибку. — Я был воплощением понимания и терпимости…

— Неужели?! — усмехнулась та.

— Да, я был смирной овечкой. — В глазах Чэза читалась такая искренность, что Шейн почти поверила его словам. — Боже, есть ли на свете мужчина, способный сохранить голову на плечах во время ремонта в доме! На этот раз ты зашла слишком далеко! Что это за ящики стоят в моем кабинете?