Любимый мой - Страница 16

— Нам очень нужно поговорить…

— Тогда говори. Только не зажигай свет.

— Но тогда я не увижу твою реакцию на мои слова, — возразил он.

— Я знаю.

«Хорошо. Пусть будет по-твоему. Это даже справедливо», — подумал Чэз, садясь на стул возле кровати.

— Я прошу прощения, Шейн, — начал он, — за те слова, что сказал Джимбо. Признаю: я должен был рассказать тебе о Сарите, прежде чем мы поженились.

Шейн забралась с ногами на кровать, прижимая к груди подушку. Неожиданно Чэз почувствовал возбуждение: он вспомнил, какой желанной она была той судьбоносной ночью, страстной, красивой, загадочной.

— И почему же ты этого не сделал? Почему скрыл, что у тебя есть дочь?

— Потому что… — начал было Чэз и задумался. «Еще два дня назад меня интересовало только собственное мнение, а теперь я учусь быть обходительным мужем. Забавно!» Потом он продолжил:

— Я был так потрясен твоим обманом, что мне и в голову не пришло предупредить тебя.

— Понимаю…

— Послушай, Шейн, я знаю, что причинил тебе боль не только тем, что не рассказал о Сарите, но и самим фактом ее существования.

— Мы не были женаты. — Шейн уткнулась в подушку, и голос ее звучал глухо. — У тебя не было никаких обязательств передо мной, значит, зачем было говорить правду. Я понимаю.

— Неужели?! — скептично воскликнул Чэз и осекся.

Шейн в ярости отбросила подушку, как ненужную опору. Голос ее звучал гневно:

— Тебе, конечно, трудно в это поверить, но… Да, я могу тебя понять! Ты просто не хочешь знать, почему это мне по силам.

Чез действительно страшился ее ответа и поэтому стал поспешно рассказывать правду:

— Ее звали Мадлен. И она делала мою жизнь проще в то нелегкое время.

Шейн смотрела на него, но в темноте Чэз не видел выражения ее лица, и ему казалось, что перед ним снова загадочная незнакомка в маске. Голос ее звучал холодно и даже немного враждебно, когда она спросила:

— Ты любил эту женщину?

— Я обязательно должен отвечать?

— Тебе кажется, что ты не способен любить, не так ли?

Этот последний вопрос, заданный бесстрастным голосом из темноты, заставил его похолодеть. Чэзу очень не хотелось услышать нечто подобное еще раз, поэтому, безошибочно определив по нежному аромату духов, где именно находится Шейн, он сел на кровать и обнял ее за плечи. Шейн вздрогнула: она явно не ждала этого.

— Однажды я любил тебя. Разве этого не достаточно?

— Нет, не достаточно! — Шейн уперлась рукой ему в грудь, стараясь оттолкнуть его. Чэз же, напротив, распалился от ее прикосновения. — Ты боишься жить, Чэз. Никогда не думала, что такое возможно, но ты тому живой пример.

— Ошибаешься, жена, я не боюсь жить, — прошептал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. — Просто я осторожен, подозрителен и циничен чуть больше, чем это нужно.

Шейн отстранилась, и Чэз не стал настаивать, но объятий не разжал.

— И что же у тебя было с Мадлен? — спросила она.

— Это было всего лишь развлечение.

— Для нее или для тебя?

— Для нас обоих, — спокойно ответил он. — Она была самой младшей в семье и любила бунтовать. Родные хотели всецело подчинить ее себе. Тогда она назло им связалась со мной. И этого они ей не простили.

— Ее семья знала, кто ты?

— Да.

— И они забрали ее, да? — Шейн прижалась к нему. — О, Чэз!

Чэз улыбнулся бы, если б ситуация не была столь трагичной.

— Нет, Шейн, они поступили не так, как Рейф. Их поступок был продиктован отнюдь не любовью к ней: ее выгнали из дома без гроша в кармане.

— Родные отказались от нее?! — Шейн была в шоке. — Да как они только решились на такое!

— Ущемленная гордость. Нежелание идти на компромисс. Кто знает? Ее поддержала только донья Изабелла, ее бабушка.

— Почему же ты ничего не сделал для нее? Почему не женился на ней?

— Я не знал, что ее выгнали из дома. А если бы и знал, Мадлен все равно не вышла бы за меня. Я уже говорил тебе, что это были временные отношения. Когда мы почувствовали, что больше не испытываем влечения друг к другу, Мадлен собрала вещи и, пожелав мне всего наилучшего, уехала вместе с доньей Изабеллой в неизвестном направлении. А потом и я переехал на место новой работы.

— И они не рассказали тебе о Сарите?

— Нет. Я узнал обо всем только три месяца назад. Донья Изабелла сообщила, что Мадлен погибла в автокатастрофе, а она привезла с собой мою дочь.

— Какой неожиданный сюрприз! Или это еще слабо сказано? — усмехнулась Шейн.

— Для меня это был настоящий шок, — сказал Чэз.

— Донья Изабелла наверняка считала, что ты, как отец, должен знать о существовании дочери. Иначе зачем она привезла ее?

— Я и сам пытаюсь это понять. Если она против того, чтобы я заботился о Сарите, то зачем нужно было сообщать о ее существовании? Зачем все эти игры?

— Неужели она не хочет, чтобы ты воспитывал собственную дочь?

— По-видимому, я должен дать ей свою фамилию, и все. Но это несправедливо: лишь отец может окружить девочку необходимым вниманием и заботой.

— И его жена, — с болью в голосе добавила Шейн.

— Да, и она тоже, — вздохнул он.

Повисло тягостное молчание. Чэз чувствовал, что Шейн снова удаляется от него, чувствовал, каких невероятных усилий ей стоит войти в его положение.

— Кажется, пришло время обсудить, чего именно ты ждешь от меня, — сказала она наконец.

— Что ты имеешь в виду?

— Джимбо отчасти был прав. Ты хотел приобрести себе жену, чтобы она превратила твое ранчо в уютный дом, — Шейн выскользнула из его объятий, — и, в общем, был почти честен со мной, просто забыл упомянуть, что этот дом будет создаваться для Сариты, а не для нас.

— И что же? — напряженно поинтересовался Чэз. Своими словами Шейн резала его без ножа.

— Я хочу знать, что из этого получится. Что тебе нужно от меня?

Чэз не знал, что ей ответить, поэтому встал, направился к платяному шкафу и достал оттуда рубашку со словами:

— Мы оба устали и измученны. А поскольку я не знаю, что сделал Джимбо с твоими чемоданами, надень это. Распакуешь завтра.

— Я не буду спать здесь.

— Тогда давай переберемся в другую спальню, мне все равно, где мы будем ночевать.

— Я имею в виду, что… не хочу спать с тобой в одной постели.

— Мы будем спать вместе, — отрезал Чэз тоном, не терпящим возражений.

И тут ему показалось, что его драгоценная супруга ругается сквозь зубы. Да, наверняка показалось! Тем более что это не могло изменить его решение: он чувствовал, что выиграл это «генеральное сражение». Всеми силами стараясь скрыть свое торжество, Чэз открыл дверь в спальню и увидел на пороге поднос с едой. Подняв его, он обернулся с явным намерением предложить что-нибудь Шейн и замер. Освещенная светом из коридора, она стояла на коленях посреди кровати, собираясь надеть рубашку. Для Чэза время остановилось. Золотистые волосы Шейн чарующими волнами ниспадали на плечи. А этот манящий изгиб бедер, а эта идеальная талия! Что уж говорить про грудь — полную, высокую! В ее больших черных глазах читалась беспомощность, возбуждавшая его еще сильнее. Чэз пинком закрыл дверь и попытался перевести дух. Получилось не очень. Его охватила всепоглощающая страсть, требуя немедленно овладеть ею.

— Чэз? — испуганно позвала Шейн. И тогда он понял, что просто не может обидеть ее неуважением, и, с великим трудом взяв себя в руки, подошел с подносом к кровати.

— Ты ничего не ела за ужином, — хрипло сказал он. — И я попросил принести тебе это.

— Ты тоже, — тихо ответила она.

Чэз зажег лампу, стоявшую на тумбочке возле кровати. Шейн уже оделась и сидела на кровати, натянув одеяло по самый подбородок. Теперь он окончательно убедился, что она недавно плакала: опухшие веки и высохшие слезы на щеках подтверждали это. Чэз почувствовал себя беспомощным: он злился на себя за то, что стал причиной ее слез, на Шейн — за то, что она такая открытая и ранимая. «Если бы она наконец поняла, что любовь не стоит того, чтобы из-за нее страдать, если бы смогла умертвить в себе все сентиментальные чувства, — думал он, — жизнь стала бы намного проще, и мы могли бы наслаждаться обществом друг друга без всякого стеснения, а главное, без чувства вины». Чэз поставил поднос на кровать. Моджо любезно приготовил для них свой фирменный салат с кусочками жаренного в оливковом масле цыпленка и красным сладким перцем. Чэз подцепил на вилку несколько особенно аппетитных кусочков и предложил их Шейн. Она не отказалась.