Любимая женщина Альберта Эйнштейна - Страница 2
Остаюсь верный Господу навсегда
С.Коненков».
Когда поздним вечером Маргарита Ивановна вернулась домой после своего очередного путешествия в Принстон, мужа она нашла спящим ничком на диване, а на рабочем столе – черновик его письма Сталину. Быстро пробежала глазами, оставляя без внимания пространные библейские изыски, покачала головой: «Кажется, эти святые братья скоро Сергея совсем с ума сведут». Но, взвесив, решила: «Да нет, пускай хоть в такой дурацкой форме, но все-таки он должен время от времени напоминать о себе Сталину... Навуходоносор, это же надо до такого додуматься... Гог и Магог... Прости меня, Господи... Ох, Сережа, Сережа...»
Вздохнула и отправилась в туалетную комнату смыть с себя дорожную пыль и усталость. Ее утомил и долгий путь, и бурные ласки неугомонного Альберта. Прежде чем погрузиться в ванну, она, раздевшись, внимательно осмотрела себя в зеркале: не осталось ли предательских следов. Вроде бы нет. Хотя, вот черт, на груди заметна уже начинающая багроветь отметинка!.. И вот еще, на шее, чуть выше ключицы... Ведь просила же Альберта быть аккуратнее... Бес неуемный...
Она осторожно переступила бортик утопленной в полу ванны и с наслаждением окунулась в теплую пенную воду. Маргарита думала немного подремать, но неясная тревога не давала покоя. В последнее время ее до безумия раздражали эти диковатые «братья», окружавшие мужа, всякий раз старавшиеся уединиться с ним в мастерской. А бывало, и он куда-то исчезал с ними на день-другой, напрочь забывая о своих жестких временных обязательствах по тому или иному выгодному контракту. Что было еще печальней, ведь большую часть заказов для мужа обеспечивала именно она...
Марго с наслаждением нежилась в небесно-голубой ванне, а в памяти возникли средневековые банные помывки в ее родном Сарапуле, откуда она еще девчонкой благополучно сбежала в Москву. Слава богу, папенька, присяжный поверенный, снабдил ее рекомендательными письмами к своему старинному столичному другу, доктору Ивану Бунину. Именно в его доме в Москве на Поварской юная, очаровательная провинциалочка и обрела тогда свой кров.
Ах, как здесь было здорово и интересно! Какие люди бывали в гостях у Буниных! Художники, артисты, поэты, почтенные думцы, задорные политики, журналисты... Куда там скучнейшим юридическим курсам мадам Полторацкой, которые Маргарита была вынуждена посещать, оправдывая перед родными свое затянувшееся пребывание в Москве!
Как-то в один из вечеров Маргарита познакомилась с очень симпатичной девушкой, которая представилась Ириной. У них быстро нашлись общие интересы. Только в самом конце беседы Ирина решила назваться полным именем:
– Ирина Федоровна. Шаляпина.
– Как, правда?..
– Правда, правда. К чему мне тебя обманывать? Приходи к нам завтра, я тебя и с отцом познакомлю, и с братом. Обязательно приходи.
С того дня все и завертелось. Маргарита каждую свободную минуту пропадала в доме Шаляпиных. Правда, самого Федора Ивановича ей доводилось видеть редко – спектакли, гастроли. Но зато когда он появлялся в доме, большой, шумный, громогласный, вальяжный, вкусно пахнущий водочкой и заморским одеколоном, в Маргарите сразу вспыхивали какие-то неясные ожидания и тревоги. Все вокруг становилось шумно, оживленно, весело. Без конца звонил телефон, и верный служка Шаляпина китаец Василий, носивший длинную-длинную косу, ловко скользя по паркету, то и дело выходил на парадное крыльцо открывать двери новым гостям.
Зато с сыном знаменитого певца Борисом отношения складывались легко и просто. Мальчишка страстно влюбился в новую подружку сестры и неуклюже пытался за ней ухаживать. Застенчиво вручал какие-то подарочки, букеты, открыточки, угощал конфетами. Маргарита, девушка разумная и расчетливая, позволяла ему далеко не многое, но молодого художника это вовсе не злило, а только еще больше привязывало к ней, прекрасной, желанной, но недостижимой.
Но однажды случился конфуз, которого мало кто ожидал. Однажды Ирочка Шаляпина, неожиданно рано вернувшись с занятий в театральной студии, услышала, что в дальней комнате слышатся какие-то неясные звуки. Подойдя ближе, она сразу поняла их происхождение. Не в меру любопытная, Ирина на цыпочках подкралась к двери спальни и чуть приоткрыла створку: интересно, да кто же там с папашей? И от неожиданности ойкнула: Маргаритка!
Разумеется, тем же вечером она рассказала об увиденном младшему братцу. У них и мысли не возникло осуждать отца. Подобные случаи «неуемных любовных игрищ и забав» уже случались с ним, и не раз, чуть ли не на их глазах... Но эта нахалка! Тянуть под венец Бориса и при этом баловаться в постельке с будущим свекром?!. Да это же верх бесстыдства!
Конечно, ни о какой свадьбе никто уже даже не поминал. Девицу же Маргариту (или уже не девицу?), естественно, отлучили от дома. Хотя нет, она сама решила: больше в дом Шаляпиных ни ногой. Так ей считать было приятнее.
Что же до кавалеров, то от них отбоя не было. И до Бориса, и при Борисе, а уж после него... Выбор делала она сама. Очень скоро избранником Маргариты стал 30-летний весьма способный художник и скульптор Петр Бромирский. Пылкий поклонник любовался Маргаритой, повсюду носил с собой ее фотографическую карточку и с гордостью демонстрировал всем знакомым. Когда он с той же целью явился к Сергею Коненкову, то не подозревал, что совершает роковую ошибку. Расписывая прелести и достоинства своей дамы сердца, Бромирский извлек из кармана фотографию Маргариты и показал Сергею Тимофеевичу.
«Девушка на фотографии была так прекрасна, – в старости вспоминал мастер, – что показалась мне творением неведомого художника. Особенно прекрасен был поворот головы. И руки – необыкновенно красивые руки, с тонкими, изящными пальцами были у девушки на фотокарточке. Таких рук я не видел никогда!..»
Очарованный Коненков тут же приступил к «допросу с пристрастием»: кто такая, откуда родом, чем занимается, где живет... Бромирский уже чуял, что он совершенно напрасно продемонстрировал Сергею Тимофеевичу фото своей почти что невесты.
– Я должен убедиться, что в жизни она столь же хороша, как на карточке, – темпераментно убеждал молодого приятеля Коненков. – Приведи меня в дом Бунина, познакомь. Обещаю, все будет прилично.
Бромирский обреченно согласился.
Живой оригинал оказался куда эффектнее фотографического изображения женщины. Длинноногая, черноволосая, с точеным профилем и так много обещающими глазами.
Какой же это был год? Ах да, 1916-й. Маргарите в ту пору было всего лишь около двадцати, а Сергею Тимофеевичу уже сорок два. Вначале он очень смущался, был непривычно застенчив и скромен. Но когда они стали играть в саду в мяч, это вывело Коненкова из состояния заторможенности. Осмелев, он пригласил Маргариту посетить его мастерскую на Пресне.
Да она об этом только и мечтала! Знаменитый скульптор, художник, действительный член Императорской Академии художеств, к которому полагалось обращаться исключительно «Ваше Превосходительство»... К тому же, как она успела выяснить, Коненков был свободен от брачных уз. Его прежняя жена – Таня Коняева, эта породистая кобылица-производительница, по определению Маргариты, оставила его, когда ей до смерти осточертела вся эта непонятная богемная жизнь, бесконечная круговерть гостей, шум и гам, то там, то сям вспыхивающие споры и ссоры, сцены ревности, песни и пляски. Она тихо собрала свои вещички и без скандалов, как говорят, полюбовно ушла от мужа прочь, совсем в другую жизнь, в неведомые дали...
Через несколько дней Маргарита в сопровождении Бромирского впервые переступила порог мастерской. Сергей Тимофеевич, взволнованный визитом желанной гостьи, тут же объявил: «Едем кутить на Стрельню!» Цыгане встретили Коненкова как родного. Его спутнице тут же было предложено шампанское или любое другое вино на выбор. Она же скромно попросила: «Если можно, стаканчик молока». Хозяева, хорошо знавшие обычные вкусы компании Сергея Тимофеевича, были, мягко говоря, ошарашены... Сам же Коненков в тот момент был растроган до слез детской просьбой, что, в сущности, и требовалось любительнице молока. А друзья, опасаясь его непредсказуемых кулаков (он до старости гнул пятаки на спор), промолчали, хотя прекрасно знали, что Марго был хорошо известен не только вкус вина.